Жил да был в одном селе дурень Пихарь. Елдак с кулак, а ума на пятак, да и то со сдачей. Всех баб в селе перепортил, а всё успокоиться никак не мог, на второй заход пошёл. Уж и били его, и лупили, а всё без толку. Да и бабы сами к нему тянутся. Как кто жениться собирается, так невеста уже с дурнем переспала, как кто в город на рынок едет, так дурак уже к его жене под юбку лезет, как кто из баб в лес за грибами пойдёт, так обязательно под ёлкой на маслятах дурню и даст.
Не выдержали мужики и решили со свету дурака свести, вот и говорят ему:
— Всех ты наших баб перепробовал, всех жён переёб. Одна осталась на всю округу, которой ты юбку не задрал.
Пихарь в затылке поскрёб и отвечает:
— Да неужто? Кузнеца жену вчера на поле в пшенице разложил, поповской дочке на прошлой неделе попец прочистил, приказчика невестку ещё в прошлом месяце на реке отмудохал.
— Это всё наши бабы, — отвечают ему мужики. — Но есть одна, в лесу, которая никому не даёт. Да она, наверное, и тебе не даст.
— Мне и не даст? — удивился Пихарь. — Да мне Евтея жена дала, пока он за сметаной к щам в погреб лазил! Да я когда мимо стада прохожу, бык с коровы слезает, мне место уступает!
Развернулся Пихарь, домой за сапогами зашёл, сухарей с собой взял и пошёл в лес. Мужики смотрят, нарадоваться не могут. Бабы тайком слёзы утирают. Сожрёт его ведьма, как пить дать сожрёт.
Долго ли коротко, зашёл Пихарь в самую чащу леса. Видит Пихарь поляну, а на поляне стоит избушка на девичьих ножках. Да на таких симпатичных, что слюни текут, хоть они у дурня и всегда ручьём бегут.
— А поворотись-ка ты, избушка, к лесу передом, а ко мне задом, да раздвинь-ка ты булки, милая, — говорит ей Пихарь.
Послушалась избушка, баба, что с неё взять, повернулась к Пихарке задом, нагнулась, а он уж ремень расстёгивает, думает, как лучше избушку дрюкнуть: в дымоход или в оконце. Вдруг заскрипела дверь в избушке, отворилась и вышла оттуда баба Яга. Грудь высокая, бёдра крутые, зубы белые. Лет уж сто ведьме, а всё как молодуха выглядит. А чего и не выглядеть молодо, если жрёшь добрых молодцев направо и налево.
— Ты чего это, дурень, к моей избе пристраиваешься?
Пихарь рубаху в штаны заправил, хер в штанах поправил, поклонился и отвечает:
— Обознался, тётенька, думал, это вход, постучаться хотел да войти.
Радуется про себя ведьма, какого дурака к ней занесло. Такого сожрать — что раз плюнуть. А сама в избушку его приглашает:
— Заходи, молодец, гостем будешь.
Накормила Яга Пихаря, напоила, а когда стало темнеть, на печи ему постелила. И говорит Яга:
— Будем с тобой, Пихарь, в загадки играть. Угадаешь, оставлю на ночлег. Не угадаешь, съем.
Дурак в башке почесал и согласился. А куда деваться. Не в лес же ночевать идти. В лесу волки, от них елдой не отмахаешься.
А Яга села напротив на лавку и спрашивает Пихаря:
— Что выше пояса торчит, а ниже колена висит?
Пихарь подумал минутку и говорит:
— Хуй!
Засмеялась Яга.
— Дурак ты! Где ж ты, — говорит, — видел, чтобы хер ниже колена свисал? Да и растёт он ниже пояса! Борода это, вот правильный ответ!
А сама уж спички и соль достаёт, собирается из Пихаря суп варить. Но у дурака хоть и в башке пусто, зато в портках туго. Рассупонивает он ширинку, достаёт елдак и говорит:
— Видишь, тётенька, свисает ниже колена, да на целую ладонь. А теперь, — говорит, — смотри, как он расти будет. Покажи, тётенька, сиськи.
Ведьме интересно стало, вывалила она из сарафана сиськи, а Пихарь только на них посмотрел, как хуй и встал. Смотрит Яга, выше пояса вырос, поди в солнышко дурака ударь: хер мешает.
— Прав ты, Пихарь. Ложись спать. Утро вечера мудренее.
Легла Яга спать, а сама думает, как ей лучше Пихаря завтра приготовить: с хреном или без, с тем, что на огороде или с тем, что у дурака в штанах.
Встали утром Яга с Пихарем. Ведьма вокруг него вьётся, угощает, мягкие подушки под бока подкладывает. А сама новую загадку придумывает, чтобы наверняка Пихаря со свету сжить. Так и день прошёл. Накормила Яга Пихаря ужином, напоила брагой, села на лавку и спрашивает:
— Что мокрое всегда; что глубже, чем вода; куда сколько палок не кидаешь, ни одной не потеряешь?
И тут недолго думал Пихарь:
— Пизда!
— Колодец это, дурак! Какая ж это пизда? — разозлилась Яга.
— Да хоть твоя! — отвечает Пихарь.
Ведьма подол задрала, глядь, и вправду мокрая. Видать, пока думала про дурнев елдак до колена, всё текла.
— Теперь, — говорит Пихарь, давай глубину мерять.
Встала ведьма раком, а Пихарь сзади пристроился и давай совать свой хер. Головку затолкал, ведьма потом облилась. На ладонь внутрь загнал, ведьма от стона охрипла. До половины всунул, у Яги ноги подкосились. А как полностью вогнал, так и вовсе чуть умом не двинулась.
— И куда там твоё полено поместилось? — удивляется, а сама между ног себе смотрит, не спрятал ли дурак хер куда ещё. Ан нет, вон он весь в ней торчит, яйцами жопу подтирает.
— Вот видишь, какая глубокая. А теперь давай палки кидать.
И ну давай ведьму наяривать. С размаху кидает, с оттяжкой, так что на ляжках синяки остаются. А Яга считает, сколько вошло и сколько вышло:
— Сто тридцать раз вошло, сто тридцать раз вышло, сто тридцать один раз вошло, сто тридцать два раза вышло…
Считала Яга, считала, пока не кончила. В голове у неё помутилось, считать Яга забыла.
— Ну что, тётенька, все палки, что кинули, вышли? — спрашивает дурак.
— Ой, Пихарь, не знаю, со счёту сбилась, — отвечает ведьма, — Вроде бы как последняя не вышла.
— Да вот же она! — выдернул Пихарь хуй из ведьминой пизды и ей показывает. Та посмотреть наклонилась, та ли эта палка, что он последней кидал, а тут Пихарь как брызнет, да прямо ведьме в лицо.
Отплевалась Яга, глаза протёрла:
— Все палки вернулись, все, что кидали. Давай, Пихарь, спать. Утро вечера мудренее.
Легла ведьма на лавку, отвернулась, подумала, что уж завтра точно Пихарем закусит, и уснула.
И на следующий день Пихаря Яга кормила, самые сладкие куски ему подкладывала, мёд хмельной достала, душистый. Лишь бы помягче стал дурак, да повкуснее. Так и день прошёл. А вечером садится ведьма на лавку перед Пихарем и спрашивает:
— Отвечай на последнюю загадку. Не ответишь, зажарю тебя и съем. Ответишь, подарю красные сапоги и отпущу.
Дурак слюни подобрал, повернулся к ведьме тем ухом, которое больше, и слушает.
— Внутри темна, тесна и горяча, но у Яги вместит любого силача.
Пошерудил дурак за ухом, пошевелил мозгой и говорит:
— Жопа!
Засмеялась Яга:
— Ну вот теперь-то ты точно не прав, дурень! Это же печь!
А Пихарь ей и отвечает:
— Загибайся Яга раком, будем проверять мою догадку.
Деваться некуда. Фольклорная честь у Яги присутствует, не пропьёшь, да и ручищи у Пихаря такие, что не загнёшься сама, скрутит в три погибели. Повернулась ведьма, нагнулась, подол задрала, Пихарь тут же сзади и пристроился. Пальцами зад ведьме раздвигает и приговаривает:
— Ничего не видать, темна жопа.
Достал хер из штанов, начал пристраивать. Давит так, что у Яги глаза из глазниц лезут, а входит туго.
— Влазит туго, тесна жопа.
Вошёл на ладонь, поелозил туда-сюда и говорит:
— Не мёрзнет хуй, горяча жопа.
Яга, хоть уж от натуги чуть на две пол-Яги не рвётся, всё ж подначивает Пихаря:
— Три догадки правильные, а теперь проверяй последнюю. Вместит жопа дурнев хуй или нет.
Сказала и взвыла. Как начал дурак проверять догадку, ведьмин зад долбить, аж избушка ходуном заходила. У Яги ноги в разные стороны, руками за сраку держится, чтобы не треснула, воет и матерится, чувствует, как входит дурнев хуй уже на треть. А чего ему не входить, если у дурня дурная сила.
Уже и согласна ведьма Пихаря отпустить, но чует, вошёл уже наполовину в неё, идёт туже. Потерплю, думает, ещё немного.
Вошёл дурень ещё на ладонь. Яга и не рада, что когда-то ведьмовством занялась. Если бы язык не прикусила, то пощады бы запросила, как пить дать.
И ещё на два пальца дурень вошёл и… застрял намертво. Обратно — жопа сама хер выталкивает, а туда — ну вообще никак. Пихарь и кулаком себе по пояснице постучал, и плюнул, чтобы лучше скользило, хоть ты тресни — не входит больше.
— А теперь, Пихарь, давай мою догадку проверять, — говорит Яга, а сама то ли от такого полена в заду, то ли от злорадства аж шепелявит.
Куда деваться. Вынул Пихарь хрен из ведьминой задницы, только чпокнуло и к печи пошёл.
— Раздевайся, мил-человек, — говорит Яга, — разувайся, съешь яблочко для аромата, да полезай.
И заслонку печную отворяет, ладошкой машет. Был бы ум у Пихаря, сиганул бы в окошко, но дурак — он и в экстремальной ситуации дурак. Сапоги снял, в угол поставил, туда же портянки, тоже поставил, рубаху со штанами конвертиком свернул, мало ли, кому понадобятся, и в печь полез. А Яга уже дровишки подкидывает.
— Поместился, молодец, в мою печку? — спрашивает.
— Поместился, Яга, — отвечает Пихарь.
— Тесно ли тебе там?
— Ой, тесно, Яга.
— Темно ли тебе там?
— Темно, Яга, башкой-то в дымоход.
— Жарко ли тебе там?
— Жарко, Яга, припекает.
— А значит права я была, а ты нет, — радуется Яга, — вот изжарю тебя и съем, будешь знать, как ведьм елдонить.
Радуется, проклятая, скачет, как угорелая, то полыни в огонь подкинет, для запаху, то берёзового полешка, для цвету. А Пихарь сидит в печи, хоть бы хрен по деревне. Привык, зараза, в бане по-чёрному париться, так и печь ему ни о чём. Приоткрыла Яга заслонку и спрашивает:
— Готов ты там, Пихарь? Не пригорел?
А Пихарь ей:
— Не знаю, сама попробуй, — и из печки ей хуй под нос суёт.
Полизала Яга хрен, пососала, на зуб попробовала:
— Сыроват, ещё доходи, — и снова вокруг печи пляшет, жару поддаёт.
Хорошо Пихарю, разомлел он, песни поёт. Долго ли коротко, снова Яга стучится в заслонку:
— А теперь готов? Не перетомился?
— Пробуй, Яга, — и только хер из печки.
Лизала-лизала, сосала-сосала, кусала-кусала Яга дурнев хуй, да и говорит:
— Что ж это за богатыри пошли: не прожевать! А, и так сойдёт! Мочи уж нету ждать, сейчас я и поужинаю!
Кладёт Яга Пихаря на лопату, на стол выкладывает и трапезничать собирается. Только она зубами дурню в ляжку вцепиться собиралась, как он молвит человечьим голосом:
— Неправильно ты, Яга, красного молодца ешь. Ты его на язык кладёшь, а его надо мандой жевать. Так вкуснее получится.
Удивилась Яга, но призадумалась.
— Сто лет живу, а такого не слышала. Надо попробовать.
Юбку задрала, на стол влезла и на Пихарев хуй присела. Присела и давай его пиздой жевать. Умаялась, вспотела, а хуй всё не прожёвывается. Нет в пизде зубов, что ж поделать.
— А не обманываешь ты меня, дурак? — спрашивает Яга Пихаря, — Что-то я ни вкуса не чувствую, ни наесться не могу…
— Глубже толкай его, глубже, — стонет Пихарь.
Яга снова давай наяривать. Пихарь постанывает, сколько он баб переёб, а чтобы его ебли — такое первый раз. Настал у дурака счастливый час: его ебут, а он руки за голову заложил и носом посвистывает. Довела его Яга до точки: кончил Пихарь так, что из пизды брызнуло, и спрашивает:
— Наелась, Яга? Сытно тебе было?
Поняла Яга, что не накормили её, а выебали. Но признаваться стыдно.
— Наелась, Пихарь, досыта наелась.
Слезла с дурня и пошла враскоряку. Хуй у дурака — что нога у мужика. Разъелдонил ведьму от души. Так хоть и привыкла на метле летать, но такой мандец с ней впервые. Хотела сесть — не сидится. Хотела лечь — не лежится. Матом и то не ругается, в паху отдаётся. А дурак ещё и спрашивает:
— Ну что, доедать будешь?
Испугалась Яга, что заебёт её Пихарь, достала из-за печки красные сапоги, отдаёт и говорит:
— Иди отсюда, дурак, и больше не приходи.
Надел Пихарь сапоги и пошёл обратно в своё село. Приходит, а там… Портки не стираны, щи не варены, коровы не доены. Не хотят бабы без хорошего херца работать, нет настроения, а их мужики, как ни стараются, так как Пихарь ебал, поебать не могут.
Увидели они, как дурак в деревню из леса в своих красных сапогах выходит, обрадовались, кинулись ему на шею, и мужики, и бабы. Затеяли они тут пир на весь мир, наелись, напились, ну и, конечно, поеблись. И больше Пихаря из села не отпускали, долго и счастливо поживали, пока до смерти дурака не заебали.
Наш русский Пихарь нигде не пропадёт!!