Ничего не поделаешь: время от времени природа брала свое, и Хилмар начинал ощущать потребность в разрядке. Бабочки, бабочки, бабочки — к концу недели у него буквально начинало рябить в глазах. Хотя единственное, что он по-настоящему знал в любви, были именно они, бабочки. Ему доставляло подлинное наслаждение заниматься своей огромной, уникальной коллекцией, в которой наряду с редчайшими экземплярами встречались и особи вполне обыкновенные, но для дотошного энтомолога, каким слыл Хилмар, они тоже представляли известную ценность. Между прочим, профессор в среде коллег слыл именно удачливым открывателем необычного в давно изученных видах, о нем с уважением отзывались как об исследователе редкостных мутаций и диковинных патологий. Конечно, в занятиях энтомологией присутствовало и то, о чем принятого говорить в научных кругах: глубокое наслаждение цветовой гаммой, тончайшими переливами акварельных полутонов. Короче, отвлекаясь от своих занятий, профессор всякий раз жалел о впустую потраченном времени.
В его холостяцкой квартирке неподалеку от Национальной оперы не было ничего лишнего, и представить себе в ней женщину было совершенно невозможно. Хилмар твердо придерживался принципа никогда не приводить домой женщин, хотя это вовсе и не означало, что он — закоренелый женоненавистник или никогда не прибегает к услугам представительниц прекрасного пола.
С одной стороны к этой разделяющей, но и предохраняющей от чрезмерной психологической близости перегородке прижималась женщина, с другой — мужчина, и совершалось соитие. Партнеры при этом находились в специальных кабинках, надежно защищающих их от посторонних глаз. Давно уже по городу ходили неясные слухи, что с женской стороны, помимо особ, профессионально работающих на администрацию «инкубатора», к отверстиям приходят, чтобы утолить жажду необычного, и весьма респектабельные дамы. Однако разговоры оставались разговорами, а подтверждающих фактов не находилось: хорошо замаскированные в лабиринтах подземных переходов входы в заведение, система фотоэлементов и прочие чудеса техники, не позволяющие посетителям даже случайно увидеть друг друга, обеспечивали стопроцентную анонимность. «Мужской» и «женский» выходы тоже располагались на противоположных концах громадного квартала и выходили на многолюдные улицы, всегда оживленные и шумные. По правде говоря, Хилмару было глубоко наплевать на всю систему безопасности, просто он находил схему чрезмерно удобной и потому уже много лет раз в неделю приходил сюда, быстро облегчался и возвращался к себе. Была у него даже своя излюбленная кабинка на втором этаже — он остановил на ней свой выбор, скорее всего, оттого, что рисунок обоев на стенах отдаленно напоминал узор крыльев райской орнитоптеры — одной из красивейших тропических дневных бабочек. Всякий раз, закрывая за собой дверь, он на мгновение прикрывал глаза и представлял себе, что находится во влажном тропическом лесу.
Задумываясь, брить или не брить что любят мужчины.. Хилмар давно разработал собственную классификацию «мохнаток», как он с тихим смешком именовал предмет изучения, и даже открыл некоторые закономерности. Например, если горошинка, скорее, напоминала молодой грибок, то «щечки», как правило, оказывались мясистыми, слегка обвисшими. Тесный, словно бы извилистый вход почти всегда сочетается со светлыми розовыми оттенками и обещает нежную пульсацию; стройные губки, окутанные, словно облачком дыма, редкой растительностью нередко становятся преддверием чрезвычайно жаркой и как бы даже душной «камеры». Иногда Хилмару везло на экземпляры, не укладывающиеся в его классификацию. Тогда он дольше обычного изучал оригинальное лоно и в придачу к сексуальному испытывал особое научное волнение, стимулировавшее влечение.
Словно завороженный, профессор созерцал и созерцал это чудо, испытывая приятное волнение первооткрывателя. Нечто подобное он пережил лишь однажды в жизни, когда ему удалось самостоятельно выделить в отдельный подвид тропическую мухоловку из Гвинеи. Суда по тому, как потерлись друг о друга едва покрытые сероватым пушком губки, женщина по ту сторону стены в нетерпении переступила с ноги на ногу. Действительно, пауза неприлично затягивалась. Пора было приступать к делу, ради которого он сюда явился. С неожиданной для себя самого нежностью он прижался к стене, проник в сладкую расщелину и тут же был вознагражден деликатным пожатием лона. Соитие длилось дольше обычного, потому что Хилмар затягивал его, как мог. Едва оно завершилось, он тут же снова приник к дырочке, надеясь еще раз насладиться волнующим зрелищем, но плотный затвор, прикрывающий отверстие, уже опустился.
Волшебное видение несколько дней преследовало профессора, мешаю сосредоточиться на работе.
Приведя себя в порядок, Хилмар поспешил вниз и заплатил за несколько часов вперед, чем поверг в изумление видавшего виды служащего. Затем приобрел в секс-шопе на первом этаже искусственный фаллос и вернулся в кабинку.
Череда разнообразных «мохнаток» промелькнула перед его взором за вечер. Он разглядывал их почти без вожделения, с чисто научным интересом, попутно убеждался в том, что в основе своей его классификация все же удивительно верна. Чтобы избежать нежелательных инцидентов и вопросов администрации, он просовывал в дырочку фаллоимитатор (правилами это допускалось) и старательно отрабатывал свою роль.
Наконец чудо свершилось! Затаив дыхание, Хилмар разглядывал уже знакомые ему очертания, испытывая при этом не только сильное возбуждение, но и доселе не известные ему чувства собственника. Ему страстно хотелось, чтобы это необычное, с его точки зрения, совершенное творение природы принадлежало единственно ему. В сладком предвкушении теплого, интимного пожатия он приблизился к перегородке и вошел в дупло. Соитие оказалось затяжным и необыкновенно приятным, впервые за много лет перед внутренним взором Хилмара возник романтический образ женщины, стоящей за стеной всего в нескольких сантиметрах от него.
Целую неделю после этого Хилмар ежедневно ходил в свою кабинку и просиживал в ней с утра до вечера, надеясь снова увидеть незнакомку. Но она появилась только в следующую пятницу в обычное время. «Свидание» состоялось, Хилмар был на седьмом небе от счастья. В следующий раз по дороге в «инкубатор» он зачем-то купил букет цветов.
До обычного часа оставалось еще минут двадцать. Хилмар подошел к зеркалу, причесался, подправил галстук и с достоинством приблизился к дырочке. Увы, простоватая промежность, покрытая черными грубоватыми волосками, открылась его взору. Значит, она приходит теперь в другое время? И снова начались бдения в кабинке. Он приходил в заведение рано утром с букетом цветов и проводил там целые часы. Служащие заинтересовались поведением необычного клиента и даже подумывали, не свихнулся ли он. Затем кто-то из них пустил смешной слух, что чудак-профессор влюбился в чью-то «мохнатку», и они, давясь от смеха, делились друг с другом своей догадкой, за глаза прозвав странного клиента «профессор Ромео».
Однажды после томительного, бесплодного дня, проведенного в опустошающих поисках и сухих, раздражающе однотонных «сношениях» с множеством женщин посредством имитатора, Хилмар вернулся домой и с раздражением отметил, что приходящая женщина задержалась и все еще стирает в ванной. Меньше всего ему хотелось сейчас общаться с посторонними. К счастью, шум воды помог заглушить его шаги, и он быстро прошмыгнул в свой кабинет, бросив взгляд в приоткрытую дверь ванной. Судя по груде мокрого белья, женщина потрудилась на славу и очень устала. Короткий неказистый халатик едва прикрывал пухлые ягодицы, трусиков под ним не оказалось. Выливая воду, она наклонилась еще ниже, и Хилмар ахнул от неожиданности: задравшийся халатик обнажил попку до самого конца, свет из прихожей падал так, что можно было рассмотреть подробности, и это было — Оно! Оно, так долго и мучительно разыскиваемое лоно! Профессор стоял как вкопанный, испытывая ни с чем несравнимое облегчение и радость. Он стоял, затаив дыхание, сжимая в кармане искусственный фаллос, словно амулет, и горячо надеясь, что отныне он больше никогда не понадобится.
516
Загрузка...
