Витька спорил с тёщей.
— Нет, ты сама подумай: кто же ещё, кроме тебя сможет заменить жену — твою дочку? И никакая это не измена ни с твоей, ни с моей стороны. Вот если бы ты, к примеру, какому другому мужику дала, то да, это измена. Или я к бляди какой пошёл. А так, если подумать, какая же это измена? Мы же родня. Даже песню поют про то, что тёща — почти вторая мать. Ну?
— Витя! — Тёща, моложавая женщина, едва перешагнувшая сорокалетний возраст, убеждала зятя. — Как ты не понимаешь? Всё равно это измена. Даже не могу представить, что скажет и сделает Наточка, когда узнает, что я с тобой спала. Нет, нет и нет!
— Значит, ты считаешь, что мне лучше пойти к падшим женщинам? — Витька бил по больному, просто сыпал соль на рану тёще, у которой в своё время увела мужа такая же, как считала тёща, падшая женщина. — Ты уверена, что хочешь этого? А последствия? О последствиях ты подумала?
Все эти разговоры, все эти Витькины настойчивые наезды на тёщу сводились к одному — Витька просто хотел засадить тёще. К тому же и причина, вроде бы, была стоящая: его жена Наташка сейчас находилась на сохранении. И так которое время отлучённый от тела любимой (кто бы сомневался? )женщины, а в перспективе светило ещё более длительное воздержание. Натка, если хорошо подумать и замотивировать секс с тёщей, стерпит и простит, потому что любит, и ещё потому, что уверена в любви мужа. К тому же предварительно, в виде шуток и предположений они уже беседовали на эту тему. Витька тогда вроде как смехом сказал, что тёща молодая, а мять её некому. Натка согласилась и, опять же ради смеха, сказала, что придётся петушку топтать двух курочек. Посмеялись, представляя это, и забыли. А теперь вдруг Витьке вспомнилось. Да ещё постоянный стояк туманил мозги, сбивая с мыслей при каждом взгляде на тёщу. А та, будто издеваясь и специально травя зятя, ходила по квартире полуодетой. Не назовёшь же одеждой прозрачную сорочку, через которую видно тёмные волосы на лобке, коричневые соски её тяжелых — Куда там Наташке, — грудей. Или фривольный халатик, едва прикрывающий её попку. При каждом наклоне тот халатик задирался, показывая ягодицы, обтянутые тканью трусиков, пирожок тёщиной писи, двумя половинками топорщащий ткань трусов. Была бы хоть фигурой страшна, толстая, неопрятная, какими рисуют тёщ анекдоты, так нет же, фигура очень даже прекрасная, всё на месте: и талия есть, и животик чуть выпирает, в меру пухленький, и попа не отвисает двумя подушками, и нога под тёщей красивая, стройная, и полушария грудей, что слегка отвисают под действием гравитации. И лицо, главным украшением которого были ярко-красные губы. Яркие без всяких помад. Пухлые, нижняя чуть больше нижней. Витька не единожды представлял, как эти губки обнимают головку его члена, ласкают его. Оооо, всё бы отдал за это, произойди оно наяву. А потом тёща бы встала раком, выставив свою восхитительную попу и Витька вгонял бы свой напружиненный член меж этих изумительных полушарий, терзая пирожок, заполняя его, лаская стеночки влагалища и заполняя спермой. А перед этим он бы… Его мечты разрушила тёща, не стерпевшая последнего довода зятя о падших женщинах.
— Витя, ну как ты можешь говорить такое? О таком просто подумать грех! Витя, ты просто не оставляешь мне никакого выхода. Ну, Витя, нельзя же так. Это, в конце концов, нечестно! Витя, ну я не могу быть с тобой. Витенька, ну не надо, перестань. Витенька, милый, успокойся. Витя!
Дальнейшие слова были заглушены крепким поцелуем. Жадные губы зятя раскрылись, беря в плен тёщины, его язык проник ей в рот, заставив замолчать. Она возмущённо пыталась оттолкнуть наглеца, даже пару раз шлёпнула его ладонью по спине. Она отталкивала, точнее, делала попытки оттолкнуть зятя, а её губы, предатели, отвечали на его поцелуй. Её язык боролся с языком зятя, выталкивая того из предательски захваченного ротика, справился, и тут же ответил на агрессию, проникнув в рот зятя.
Через некоторое время, полу задохнувшиеся, раскрасневшиеся, оторвались друг от друга.
— Витя, — тёща строго посмотрела на зятя, — зачем ты это сделал? Ты решил посмеяться надо мной?
— Даже не думал. — Витька потрогал губу, напоследок прикушенную тёщей. — Не смог сдержаться. Ты такая женщина, что с тобой рядом не потерял бы голову лишь покойник. Ты просто сама сексуальность. Извини. А может повторим?
— Нет, Витя, нет! Даже не думай! — Тёща через халат пыталась поправить бретельку лифчика, предательски сползшую с плечика. — Витя, ну нельзя же нам. Это же измена.
Так, тёща почти сдалась. Осталось устранить некоторые моральные препоны. Вон как глазки блестят, язык мелькает меж губ, облизывая их, впитывая вкус зятя, оставшийся на губах. Раскраснелась. Да понятно же, что взрослая женщина, столько времени не имеющая сексуальной разрядки, возбудится. Даже запах пошёл. Запах возбуждённой женщины. Рупь за сто, что у неё сейчас трусики промокли. Осталось додавить. И Витька был готов это сделать.
— Мам! — Витька едва не с первого дня женитьбы начал называть тёщу матерью. От него не убудет, а ей приятно. — Давай определимся, что такое измена.
— Давай.
— Вот считается, что измена это когда мужчина или женщина от своих половинок занимаются сексом с другим человеком. Так?
— Так. — Тёща не понимала, куда клонит зять, но была вынуждена согласиться. — Если ты от жены идёшь к падшей женщине…
Витька не дал тёще оседлать любимую тему, перебил.
— Мам, я не про то. То есть про то. То есть…Мам, ты меня совсем запутала. Я вот о чём. Если, к примеру, девушка вышла замуж не девственницей, она, значит, не слишком тяжёлого поведения? Так?
— Ну…Выходит так. Но ведь есть разные обстоятельства.- Тёща всё не могла въехать в тему, лихорадочно пыталась понять, не её ли кровиночку, не её ли Наточку Витя обвиняет в половых связях до брака, заранее ища пути сглаживания дочериного поступка в случае чего. — Всякое же в жизни бывает.
— Мам, я не о том. Вот представь: вышла замуж девственница, а у неё до свадьбы было множество мужчин.
— Как это? — Тёща оторопела от такого предположения. — Такого не может быть. Она же девственница.
— Да? Кто спорит? Только ведь сексуальный контакт может быть и с сохранением девственной плевы.
— Как это? — Тёща уже в прострации. — Такого быть не может, если…
— Мам, ну что ты как дитя малое? У женщины есть рот. Есть попа. Или ты хочешь сказать, что ни разу не…_ Витька едва не ляпнул про то, что тёща просто не могла не разу не испробовать такой вид секса. -. ..слышала о таком?
Тёща смутилась. Видать было у неё в жизни подобное, просто не могло не быть. В ранней молодости оставшаяся матерью-одиночкой она по определению не могла быть пропущена самцами, ищущими молодого тела. Пусть рассказывает сказки о том, что на собачьей лежанке можно безбоязно оставить кусок колбасы, кому-нибудь, не Витьке.
— Слышала.
— Вот. Если девушка сохранила девственность до брака, но до него не единожды имела контакты такого рода, это как считать?
Тёща задумалась. Сказать, что это падшая девушка, а вдруг зять что-то знает про добрачную жизнь её дочери? Не уверена, что её Наточка имела такие связи с мужчинами, но всё же и отрицать такую вероятность полностью нельзя. Ведь занимались же они с дочерью…Вспомнив умелый и ласковый язычок, порхающий меж её ног, дарящий блаженство, тёща покраснела и почувствовала сильное возбуждение. Покраснела от стыда за такие мысли, а возбудилась от того, что будто бы наяву почувствовала губы дочери на своих половинках раковины. И к тому же почувствовала вкус дочкиных выделений на своих губах. Но ведь этого просто не могло быть, потому что последний раз они занимались этим. ..Да не так давно они этим занимались. Это зять не знает. А что бы он сделал, узнав об этом? А он, паразит, ждёт ответа. Она с огромным удовольствием легла бы с ним в постель, она не раз мечтала об этом, но вот так просто сдаться? К тому же Наточка. Что скажет она?
— Вить, я не знаю. Что ты хочешь от меня?
— Мам, ну так это же элементарно. Раз секс без проникновения в вагину не считается изменой, значит мы могли бы подарить друг другу секс без него, без проникновения. Мам, я хочу тебя поцеловать там.
Витька смело, а чего теперь бояться, когда все точки над всякими И и прочими буквами расставлены, потрогал тёщину вульву, легонько сжал её, выдавливая любовный сок, заполнивший сосуд и лишь ждавший малейший толчок, чтобы истечь наружу. Тёща сжала ноги, присела и получилось так, что своими действиями зажала руку зятя, будто не желая, чтобы он убрал её, лишив мамочку такой нужной ей ласки. А зять напирал, обняв свободной рукой за талию, подталкивал к тахте, шептал на ушко.
— Мам, ты меня с ума свела! Это не измена. Это просто помощь нуждающимся. Наточка нас поймёт. Мы не будем делать ничего противозаконного, того, что сможет обидеть НАШУ Наточку. Мам, мамочка, как ты восхитительно пахнешь!
Положив слабо сопротивляющуюся тёщу на тахту, слегка надавил, разводя в стороны её ноги, распахнув при этом полы короткого халата, ткнулся лицом в тёщину промежность. Через ткань трусиков потерся носом о её пухлые губы. Прикусил лобок, сами губки. Отодвинув носом в сторону перегородку трусиков, лизнул мокрую щель. Тёща дёрнулась. Она уже не сопротивлялась. Сил на сопротивление просто не было. Сдавшись на милость победителя, перестала думать о дочери, о её Наточке. Здесь и сейчас была не мать, не тёща, была возбуждённая до взрывного состояния женщина. Зять лизнул ещё раз. Прижав его голову руками, будто стараясь вдавить её во влагалище выгнулась навстречу, подставляя своё сокровище жадным губам зятя и громкий стон разорвал тишину комнаты. А когда в её мокрую щель, столько времени не знавшую ничьих рук, кроме её собственных, проникли пальцы зятя и начали ласкать внутренние стеночки, доставать до матки, когда его язык продолжал ласкать раскрытые створки, не приближаясь к клитору, будто чувствуя, что сейчас в нём сконцентрировалось всё её напряжение и любое прикосновение к нему будет просто болезненным, тогда она не смогла контролировать себя, выгнулась и из её рта вырвался животный крик. Её бёдра плотно обхватили голову зятя, едва не свернув бедолаге шею, попа приподнялась от тахты, прижимая своё сокровище к губам зятя. Живот сжался, бёдра, ягодицы и сами ноги напряглись, будто их свело судорогой, стенки влагалища трепетали, сжимая пальцы и изо рта вырвался теперь уже протяжный стон. Расслабилась. Пальцы зятя, так и не покинувшие влагалища, шевельнулись, заставив напрячься, вздрогнув, а его губы уже целовали её мокрые губки, язык прикоснулся к клитору. Нежно, едва-едва, будто мотылёк махнул крылышком. Ласки становились настойчивее, вытерпеть их было не в её силах она вновь застонала, сжимая бёдра. Очередной оргазм, не такой мощный, как предыдущий, но от этого не менее приятный, потряс её тело. А потом она просто лежала, раз за разом кончая. И не сопротивлялась, когда зять стянул с неё мокрые трусики, освободил её от халатика, выпустил наружу груди, освободив их от заточения в лифчике. Ей было сладко ощущать его поцелуи, когда он целовал её губы, шею, ласкал соски. От его губ пахло её выделениями и этот запах был вкусным. Как может быть вкусен запах твоих выделений? Да она не задумывалась от этом. Её не было. То есть на тахте лежало её тело, её расслабленная плоть, а душа парила где-то на небесах, среди облаков, там, где ангелочки играют на арфах, порхая меж облаков. И душа вернулась в тело лишь тогда когда её тело, до этого расслабленно лежащее на тахте, почувствовало вторжение напружиненной плоти в то место, которое до этого находилось в нирване после многочисленных оргазмов. Она напряглась, попыталась оттолкнуть от себя зятя, так бессовестно нарушившего соглашение о неприкосновенности границ. Ясно, что ничего из этого не получилось. Подхватив её под коленные сгибы, злодейски воспользовавшись потерей бдительности, нагло задрал её ноги, едва не прижимая их к груди и азартно использовал по прямому назначению её влагалище, распирая стенки толстым стволом и ударяя головкой в матку. И её попытки вырваться из-под агрессора, её трепыхания скорее можно было принять за активность, за старание помочь зятю. Его толчки, мощные, настойчивые, наглые, в конце-концов он же делает это без спроса, вновь возбудили её. И моральные препоны, сдерживающие до поры до времени страсть, рухнули под его напором, будто дамба, смываемая весенним половодьем. Плюнув на ханжескую мораль общества — Что люди скажут? — обвила ногами его ноги, напрягла их, отрывая от тахты попу, её руки вцепились скрюченными пальцами в тело зятя и сладострастные стоны начали отвечать на каждый толчок. А когда горячая сперма хлынула в её влагалище, толчками заполняя свободное пространство между его стенками и стволом члена, не стала сдерживать своих чувств и очередной оргазм потряс её. Замычав, сжимая зубы, чтобы не кричать, не смогла сопротивляться страсти и закричала, некрасиво искривив рот, запрокидывая голову назад и впившись пальцами в спину зятя, оставляя на его теле глубокие борозды от ногтей. И в конце вцепилась в его плечо зубами, прикусив до крови, почувствовала её вкус на губах. Словно вампир, пьющий кровь, не могла оторваться от зятя, разжать сведённые судорогой зубы. А он стоически терпел эту боль от укуса.
Любимый зять, её Витенька, лежал на спине, а она, наклонившись над ним, целовала следы укуса, молча просила прощения, выражая всем своим телом, всем поведением сожаление о произошедшем. И когда поняла каким-то внутренним, животным инстинктом, что на неё не сердятся, наказывать не будут и она прощена, тут же перешла в наступление, желая обелить себя. А как иначе? Это не я. Не виноватая я! — классика жанра. Усевшись голой покой на живот зятя, склонилась так, чтобы перед его глазами качались её груди — сильнейшее оружие массового поражения, запрещённое Гаагской коференцией, — упёрлась руками в грудь и просто наехала, как говорит нынешняя молодёжь.
— Витя, зачем ты это сделал?
— Что? — Наивный взгляд котика из кино про Шрека. — Что я сделал?
— Вить, мы же договаривались, что…
Перебил, не дав оправдаться.
— Мам, мы ни о чём не договаривались. Получилось так, как получилось. Просто я не смог сдержаться, потому что я тебя люблю.
Тёща мысленно ахнула. Это что, признание? А дочь? Глубоко вздохнув, постаралась привести мысли в порядок. Трудно это, когда тело ещё не отошло от оргазмов, ещё вздрагивает от их последствий. Когда по животу зятя расплывается клякса спермы и её выделений, истекающих из распахнутого влагалища, липко склеивая его с её ягодицами. Собралась.
— Вить. А Наташа?
Вздохнул.
— Мам, я понимаю, что такое не должно быть, но я вас обеих люблю. И не мыслю жизни без вас
— Вить, но ведь так не бывает. Любить можно одного…
Зять перебил тёщу.
— Не бывает? А у меня вот будет. Я вас обеих люблю и буду любить. И не потому, что по женщине соскучился. А ты? Тебе со мной было плохо, противно? Ты ведь тоже неровно дышишь ко мне. Иначе бы у нас ничего не получилось.
И что здесь скажешь? Ну да, понравился. Потеряла голову. И не потому, что голодная была. Просто…Да плевать! Самой себе зачем врать? Давно хотела зятя. Вздохнула.
— Вить…Да что там. Да, хотела именно тебя. Завидовала дочери. А ты, ты змей такой. Уууу, придушу, гада! — Её пальчики сомкнулись на его шее, стараясь сдавить. — Зачем, ну зачем ты так сделал? Я чувствую себя воровкой, будто что-то у своей дочери украла.
Зять вздохнул, его живот напрягся, приподняв её и вновь опустив.
— Знаешь, ты вовсе не воровка. Натаха твоя дочь. Твоя плоть. Твоя кровь. И я вовсе не читаю, что я ей изменил. С тобой то же самое, что с ней. И вообще, если ты не перестанешь ёрзать своей попой по моему животу, то сейчас станешь воровкой-рецидивисткой.
— Да? — Тёща передвинулась, коснувшись ягодицами волос лобка. Приподнялась и вновь села, накрыв мокрой расщелиной вялый член зятя. — А так? Точно воровка? Да? Ну и пусть. Авось не посадят. В адвокаты пойдёшь?
Витька радостно рассмеялся, подхватив тёщины ягодицы заставил её приподняться и опустил на уже вздыбившийся член. Та охнула, принимая в себя приличных размеров орудие. Поёрзала, чтобы член занял подобающее ему место, чтобы заполнил её вагину. И качнулась, начав восхождение к вершине, на которой её ждал очередной пик оргазма.
— Пойду. — Он приподнял зад, насаживая раскрытое влагалище на член. — Ещё как пойду! Вместе отвечать будем. Нас Натаха амнистирует. Она нас любит. И она знает, что мы любим её. И всё это ради неё, ради того, чтобы из семьи ничего на сторону не утекло. Нннаааа тебббе, воровка!
Головка упёрлась в матку. Тёща айкнула от неожиданности, засмеялась от переполнявшего её счастья и запрыгала, упираясь в живот зятя руками. То откидываясь назад и упираясь руками в его ноги, то наклоняясь к его лицу, подставляя свои приоткрытые губы его жадным губам, позволяя целовать, проникая внутрь языком. Придерживая руками подпрыгивающие груди, сжимая пальцами соски, вновь наклонялась, предлагая зятю по очереди ласкать и целовать их, ставшие такими твёрдыми и такими чувствительными. Задыхаясь от переполнявших её чувств, скакала на члене зятя, приближаясь к оргазму. И дождалась. Едва её зять, её Витенька начал выплёскивать в и без того полное влагалище очередную порцию спермы, не сдержала себя. Вскрикнув и выгнувшись, прикусив губу, искривив в сладкой муке лицо, кончила.
В ванне, не стесняясь наготы, не стесняясь жадных рук мужчины, шарящих по её телу в стремлении то ли помыть, то ли пощупать, то ли смыть следы их страсти, что у него плохо получалось, потому что она отбирала у него лейку душа. Они боролись за лейку, заливая пол, стены и даже потолок потоками воды. Кое-как вытершись, смеялись, будто дети, радующиеся непонятно чему. Просто им хорошо и весело. И когда она, расставив ноги и наклонившись, собирала с пола тряпкой воду, зять, паразит такой, хватал её за всё, что мог схватить между ног. Она присела, смеясь непонятно от чего. Витя неосмотрительно подошёл близко-близко и его раскачивающийся член оказался в опасной близости от тёщи. За
что зять мгновенно был наказан. Поймав член, напоминающий в этот момент сардельку, прикусила его зубами и со смехом смотрела в испуганное лицо зятя. А тот замер, боясь пошевелиться. И до чего же мужчины трепетно относятся к своим придаткам, даже смешно. Не откушу, не бойся. Поиграю, попугаю и отпущу.
Потом зять с тёщей всё в том же голом виде тащили в ванну испачканные подушки с тахты, смывали с них следы неуёмной страсти, выставляли на балкон сушиться. Расставив подушки, тёща наклонилась, грудью легла на перилла, подложив под тити свои руки. И без стеснения смотрела на улицу, ни капли не заботясь о том, что кто-то из проходящих внизу людей сможет её увидеть. Ей даже хотелось этого. Пусть увидят её. Пусть смотрят на такую молодую, красивую и счастливую. И когда Витя встал сзади, когда она почувствовала его тело, подалась назад, потёрлась ягодицами о его лобок. И тот понял её желание прижаться. Просунув руки под живот, притянул, прижал к себе. Ответно потёрся животом и лобком. Его волосы щекотали ягодицы. И это было приятно.
Целомудренно прикрыв спереди своё тело фартуком, тёща готовила кушать, а зять сидел за столом в ожидании, пока его будут кормить. Пару раз получив по рукам, лезущим куда не надо в самый неподходящий момент, сидел смирно, потому что ему было обещано следующее предупреждение о его неподобающем поведении сделать половником. А это больно. Нержавейка, мать её. Накрыв на стол, тёща кормила зятя, вылавливая вкусные кусочки и толкая их ему в рот. В ответ он таким же образом кормил любовницу тёщу. Прожевав и проглотив вкусняшку, закусывали её сладкими поцелуями. Целовались, не вытирая жирные губы. И беспрестанно смеялись непонятно чему.
Поели. Тёща бросила на пол одеяло и они лежали, переваривая обед. От открытой балконной двери тянуло тёплым ветерком и он так приятно ласкал тёщины ягодицы и раскрытый пирожок, потому что она поставила согнутые в коленях ноги на пол и то разводила, то сводила их. Зять, паразит, старался проникнуть меж ног, когда тёща разводила их.
— Витька, доиграешься!
— И что будет? — Этот наглец сам развёл её ноги, добираясь до медового места. — Что ты сможешь сделать?
— Ах, так! Держись!
Встав на колени, перешагнула через грудь зятя и её сладкая парочка из двух, пока ещё сомкнутых губ, оказалась перед его лицом. Тут же почувствовала, как Витькины крепкие руки обняли её ягодицы, потянули к себе, а его язык, свёрнутый в твёрдую трубочку, раздвинул губы, коснулся внутренних губ, клитора. Она ахнула, прижимая попу к его лицу, вдавливаясь раскрытой писечкой в его рот. Подобрала губами вялый член зятя, безвольно лежащий на животе, втянула в себя, засасывая в глубину своего жадного рта, начала дразнить языком и с удовольствием поняла, что делает это недаром. Напрягшийся практически мгновенно, член заполнил её рот, отвердел и стал упругим. От каждого прикосновения языка вздрагивал, будто был готов выстрелить спермой. И выстрелил. Но было это позже, намного позже, когда тёща откричала, сотрясаемая очередным оргазмом, сползла с зятя, передохнула и уж затем отсосала, как и хотела, выдавив и выдоив из зятя всё до последней капли.
Её голова лежала на бёдрах зятя. Свою попу и всё остальное она бесстыдно подставляла под нескромный взгляд молодого любовника. Рука играла с вялым членом, оттягивая крайнюю плоть и оголяя головку, вновь натягивая шкурочку, пряча сморщенную, такую смешную головку. Только что бывшая налитой так, что на ней едва не лопалась от натяжения кожа, сейчас сморщилась, напоминая её сосок, точно так же сморщившийся после спада напряжения. Рука зятя гладила лобок, теребя щёточку волос, раздвигала губки, проводя пальцем меж ними, старательно огибая клитор. После возбуждения он был очень чувствительным и любое прикосновение к нему было болезненным.
Прожив несколько лет в законном браке, ни разу не позволила себе с законным мужем того, что сегодня творила с зятем. И с малочисленными мужчинами, с которыми её сводила судьба, тоже не позволяла такое. А перед зятем, перед Витенькой раскрылась, почувствовав себя шальной девчонкой, которой, как малому ребёнку, неведом стыд. Что такое стыд в понятии младенца? Не знает он такого слова и понятие такое ему неведомо. Стыд — изобретение ханжей. Пусть её попробуют пристыдить гомосеки или злобные суфражистки-феминистки, бесящиеся от того, что им неведомо чувство единения с мужчиной. Они, ни разу в жизни не испытавшие оргазма, что они могут знать о счастье отдаваться и обладать? Отдаваться мужчине, получая от него любовь и нежность. Что они понимают в том, какое это счастье -купаться в заполненных любовью глазах мужчины? Что они понимают в том, что ты испытываешь, когда его губы порхают по твоему телу, исследуя каждую его клеточку? Порхают то нежно, на грани прикосновения, то присасываются, оставляя на коже следы его страсти. Они не знают, каково это таять от его сладких речей, от его шёпота, млеть от его слов. А как ты задыхаешься от того, что его губы прикасаются к твоим нижним губам, от того, что его язык, став твёрдым, раздвигает лепестки твоих губ, проникая внутрь. Как описать то чувство, когда его язык, став мягким и широким, полностью накрывает твою раскрытую раковину, выискивая жемчужинку клитора? Как сладко лежать под мужчиной, растекаясь тающим на солнце мороженым, ощущать на себе тяжесть его тела, чувствовать в себе его упругую плоть. Стоять перед ним в позе собачки, принимая его доминирующее начало, отдаваться ему, подаваясь под его толчками. Чувствовать, как болтаются твои титьки, касаясь простыни, скользя по ней сосками. Как его сильные пальцы сжимают, сминают твои ягодицы, тянут их на себя, насаживая на ставший таким огромным член. И как тот заполняет тебя. И сколько они теряют, не познав того, как твоё лоно заполняет горячее мужское семя. А когда ты оседлаешь мужчину, будто горячего необъезженного скакуна, утвердишься на его члене, ощущаешь себя амазонкой, вскочившей на жеребца и несущийся по степным просторам навстречу ветру, обдувающему твоё разгорячённое лицо и всё тело. И несёшься во весь опор навстречу оргазму. Это счастье — принадлежать и одновременно владеть. Принадлежать сильному мужчине. И владеть им же. А в том, что их с дочерью Витя сильный, нет никакого сомнения. Уже в который раз его член напрягся, набух, выпрямив перевитый венами ствол. И тёща встала на четвереньки, в такой позе покорно отдаваясь зятю, признавая его право на владение её телом. И очередной крик, заставивший стыдливо примолкнуть чирикавших на балконе воробьёв, вырвался из её груди. Уткнувшись головой в одеяло, бесстыдно выставив покрасневший от прилившей крови зад, отдавалась зятю. Он старался, даже вспотел и капли пота, срываясь с его лица, с его тела, капали на её попу. Старался и никак не мог кончить. И тёща не знала, как помочь Виктору. Она знала, что в таком случае мужчина мог бы кончить, если бы она позволила ему проникнуть в её попу. Она не была девственницей с этой стороны. И смешно было бы ожидать от взрослой женщины такого. Но вот предложить свою попу зятю стеснялась, а сам он не решался предложить ей это. Замерев и передохнув, начинал снова двигаться, окропляя попу новыми порциями пота. Решилась.
— Витя, отдохни. — Села, едва зять отпустил её. Посмотрела на него, севшего на пятки. — Витя, не думай, что я какая-нибудь конченая. Вить, ты не сможешь так кончить. Ты просто сегодня перестарался.
— При чём здесь конченная? — Зять тяжело отдувался, вытирая рукой выступающий пот. — Это у меня не получается.
— Вить, ты с Наташей не занимался другим сексом?- Тёща смущённо отвела взгляд. — Ну…Не стандартным…Как бы сказать?
— Анальным? — Слово было сказано. Теперь ей будет легче. Если не пробовал, то предложит попробовать. Если пробовали, ещё проще. — Занимались.
— И как?
— Мне нормально. Натка не в восторге.
— Это и понятно. У неё ещё ничего не разработано, а ты довольно крупный. Витя, если я предложу тебе такое, я не стану тебе противной?
— Ты что? С чего бы ты стала противной?
— Ну как же, в попу даю.
Зять, не дослушав тёщу, метнулся в супружескую спальню и вернулся оттуда, держа в руке тюбик смазки для анального секса. Тёща встала на четвереньки, подставляя зятю зад. Он нежно смазал вход, выдавил часть прохладной смазки в анус. Вставив палец, размазал смазку по стенкам ануса. Не вынимая его, продолжил массировать вход и тёща была благодарна за то, что он не стал сразу, безо всякой подготовки, толкать свой член в её, пока ещё не готовую принять его, попу. Добавив к одному пальцу второй, массировал вход, расширяя его, готовя к приёму головки. Странно, но тёща почувствовала зарождающееся возбуждение. Её сфинктер расслабился, приготовился к неприятному, даже, возможно, болезненному вторжению. Слегка боялся и жаждал этого вторжения. И вот оно, это вторжение. Приставив головку к анусу, придерживая её, позволил тёще самой принять решение, самой насадиться на ствол. Она, будто человек, которого подвергли казни, насаживанием на кол, медленно надвигала попу на довольно толстое орудие зятя. Остановилась, когда её ягодицы прижались к животу и пахам зятя. Замерла на короткое время и начала двигаться. А Витя просто придерживал её за ягодицы и она была благодарна ему за то, что он не предпринимал никаких активных действий, позволяя ей самой регулировать глубину погружения и скорость. Отвыкшая от такого попа быстро вспомнила, что и как. И вскоре уже в довольно быстром темпе насаживалась на член зятя. Она знала, что сейчас перед его глазами было неприглядное зрелище скользящего в ней члена, блестящего от смазки и испачканного в некой субстанции. Мысленно вздохнула: надо было тампон вставить. Да кто же знал.
Сидела на унитазе, попросив зятя оставить её одну. Освобождалась от его семени. Потом подмывалась, чувствуя внутри ануса лёгкий дискомфорт. Тем не менее была довольна. Усмехалась про себя. Надо же: в один день зять испробовал её со всех сторон. Расскажи кому — не поверят. И ведь ни капли стыда и ни капли раскаяния. И Витя, её зять, не зафыркал на падшую женщину, позволившую ему это. Нет, от него просто исходила волна нежности и любви. И эта его любовь наполняла её под завязку, распирала, грозя в скором времени выплеснуться, взорваться новым оргазмом. Да что же происходит? Устала считать, сколько раз сегодня кончала и вновь готова.
Отдохнув, начали собираться в больницу, проведать дочь. Тёща быстро сложила в пакет то, что Наташа заказывала. Оделись и вышли на улицу. Взяв под руку зятя, прижимаясь к нему, купаясь в его влюблённых глазах, здоровалась с соседями, с теми, кто в это время был на улице. И чувствовала их зависть. Зависть со стороны мужчин и со стороны женщин. И её радовало это внимание двора. И ей было до фонаря змеиное шипение завистниц. Это шипение было бальзамом для её души. Глотком прохладной воды в жаркий полдень. А Витя, теперь уже её Витя, которого они с дочерью поделят, не став врагами, которого хватит на двоих, поддерживал её под руку.
В больнице дождались, пока постовая сестричка вызвала Наташку. И когда та выплыла, величаво неся довольно заметный животик, поддерживая его руками, будто боясь обронить, быстро подскочили, подхватив с двух сторон под руки, довели до дивана и усадили, сами сев по сторонам от неё. Расспрашивая о её состоянии, рассказывая новости, держали её за руки. Мать гладила руку дочери, перебирая пальчики, а муж счастливо целовал каждый пальчик. Наташка меж тем переводила удивлённый взгляд с матери на мужа и обратно. Не выдержав, спросила
— Мам, Вить, что случилось?
— А что могло случиться? Ничего не случилось.
— Ну-ка, ну-ка. — Наташка ещё раз посмотрела на мать, на мужа. Засмеялась. Притянув к себе за шею мать, громко зашептала на ухо. — Мам, неужели? И как он тебе? Мам, неужто ты решилась? Или это этот сладкоголосый тебя соблазнил? Он такой, речистый. Кого хочешь уболтает. Он первый раз так мне мозги запудрил, что я очнулась уже лёжа под ним без трусиков. И даже не почувствовала, как он мне целку порвал.
Оторвавшись от моментально покрасневшей матери, повернулась к мужу.
— Ах ты, поросёнок! И зачем ты так долго мучил маму? И сам ведь мучился. А вы что так уши повесили? Вы подумали, что я буду расстраиваться? Ну уж дудки вам. Мне сейчас расстраиваться нельзя. И сейчас я буду полностью уверена в верности моего мужа. Мам, ты ведь не позволишь ему уходить из дома с полными бубенчиками? Кстати, сколько раз?
Тёща не дала зятю молвить и слова. Наклонившись к дочери, что-то шепнула ей на ушко. Та рот открыла от удивления, округлила глаза. Посмотрела на мужа, будто стараясь увидеть в нём что-то, что не могла рассмотреть раньше.
— Муж, ты меня удивил. Верю, что ты мне не изменял. Невозможно столько скопить. — Притянула к себе мужа и мать, обняв их за шеи.- Мам, Вить, поздравляю от всей души. Я так понимаю, что сегодня у вас будет первая брачная ночь?
Тёща пробурчала
— А что тогда было днём? Первый брачный день? У меня всё ноет, так натёр.
Наташка задорно смеялась. Хохоча, придерживала живот. Вдруг ойкнула. Муж с матерью мигом подскочили
— Что? Что случилось? Больно? Где?
Наташка засмеялась. Взяв руку мужа и руку матери, положила их себе на живот.
— Толкается. Слышите? — Ещё бы не услышать. Тут видно, как ходуном ходит халат, прикрывающий Наткин живот. А она продолжала. — Сегодня была на УЗИ. Девочка у нас будет. Бабуля, муженёк! Слышите? Раньше она всё время поворачивалась так, что было не видно ничего. А сегодня повернулась попкой и всё стало видно. Врачиха монитор повернула, чтобы я увидела. Мам, она сама маленькая, а писюня как у взрослой. Прям огромная.
Тёща засмеялась. Её рука лежала на Наташкином животе рядом с рукой зятя и они чувствовали, как внутри, недовольная долгим заточением, рвётся на волю новая жизнь.
— Дочь, до родов всё придёт в норму. Ты тоже, когда родилась, щеголяла большой писей. Вить, ты что?
Притянув к себе дочь, положила её голову себе на грудь. Та, будто маленькая, прижалась к матери. Кто из нас не прижимался в детстве к материной груди? Кто, вдохнув родной запах матери, не успокаивался, наплевав на все невзгоды, беды, неудачи? Мама от всего прикроет, от всего защитит. Это же мама. Так спокойно и безопасно положить голову на мамину грудь можно не только в детстве. Для мамы дети навсегда останутся детьми.
Обе, мать и дочь, смотрели на мужа и зятя. А тот сидел отрешённо, витая где-то в облаках и на его губах расплывалась идиотская улыбка. Наташка толкнула в бок мужа.
— А? Что? Наташка! У меня будет дочь! Представляешь — дочь! Маленькая, пухленькая, красивая! Дочь! — Лицо, с которого моментально пропала улыбка, стало озабоченным. — Наташ, надо же платья покупать, бантики там всякие, трусики, туфельки.
Наташка раззявила рот, замерла оторопев, не понимая, шутит муж или говорит серьёзно.
— Вить! Витя! Милый! Ты вообще о чём? Какие платьица? Какие туфельки? Витя, очнись!
— Как какие? Наташ, ты не понимаешь, сколько всего нужно девочкам.
— Куда уж мне. Я ведь сама ни разу не женщина. — Наташка надула губы. — Ты мне ни разу такого не сказал.
Тёща примиряюще подняла руки.
— Дети, дети! Не ссорьтесь! Наташ, он просто ошалел. Витя, какие платьица? Рожать ещё через три месяца, а заранее ничего не покупают. А до платьишек ещё будут пелёнки, распашонки, ползунки. Витя, сынок мой, — Сама вспомнила, как этот сынок не так давно ставил мамочку раком и пёр во все дыры. — платьица у девочки будут не раньше, чем через год.
Подумав, тёща привела убойный довод, вернувший зятя с небес на землю.
— Витя, за это время платья выйдут из моды. Ты хочешь, чтобы твоя дочь смотрелась колхозницей? Машкой с камвольно-суконного?
Зять отрицательно затряс головой. Это он понимал. У Наташки в шкафу висели совершенно новые платья, которые она не носила, мотивируя тем, что они вышли из моды. Ёёёё! Теперь у него три бабы! Кошмар! Ну и что? Зато доченька. Красавица, в чём он не сомневался. И ему стало совестно. Наташка вот мучается, доченьку рожать будет, а он с её мамой. Видимо Наташка хорошо изучила своего мужа
— Ну что ты стал такой? Муки совести проснулись? Паразит! И не стыдно пожилую женщину х…эээ…Короче, ты понял?
Тут тёща подала голос.
— Это кто тут старый? Я ещё вполне родить могу. У меня климакса не было.
— Мам, не старая, а пожилая. — Наташка сыграла немочную. Ей вдруг срочно поплохело. — Мам, я не хотела тебя обидеть. И вообще идите вы еб…Короче, весёлой вам первой ночи. Что было днём — не в счёт. Мам, проводи меня. Устала я сидеть.
Муж с матерью засуетились. Витька, проводив жену до того места, куда ему, как мужчине, вход был заказан, сел на диван в ожидании тёщи. О чём говорили мать с дочерью, осталось тайной. Тёща, возвратившись после проводов дочери, подхватила зятя под руку и повлекла на выход. Прижавшись к нему плечом, держась за руку, почти повиснув на ней, тараторила ни о чём.
Дома тёща покормила зятя, сходила в ванну и пришла в спальню к зятю. Спокойно разделась и легла. Витка спросил
— Мам, а о чём вы с Наткой говорили?
— О чём? — Тёща приподнялась на локте, нависла над лицом зятя. — Наташка сказала, чтобы мы ребёночка сделали.
— Что? — Витька подпрыгнул — А как?
Тёща смеялась, катаясь по кровати. Успокоившись, всхлипывая, сказала.
— Вить, ты иногда как ребёнок. Как детей делают? Не знаешь? Тогда буду учить. Вот эту штуковину вставляешь вот сюда. Знаешь? А чего тогда ждём?
Зять с тёщей старались пока Наташка лежала на сохранении, старались, пока она не родила, старались после родов. Прада теперь Витька делил своё внимание между двумя женщинами. Старались, но ничего не получалось.
Их дочери, Светочке, шёл третий год. Они втроём мерили шагами пространство перед крыльцом. Ждали. Вот двери отворились и на крыльцо вышла тёща, сияющая, улыбающаяся. Следом медсестра вынесла конверт, перевязанный синей ленточкой. Сияющий Витька принял из рук медсестры пакет, откинул в сторону клапан, прикрывающий личико младенца, всмотрелся.
— Сын. Мой сын. Мооой сыыыынннн!
8 274
Загрузка...
