Сегодня границы такого «звукового» общения в сексе по существу исчезли. В постель хлынул поток матерщины. Той самой, о которой поэт Афанасий Фет сказал: «Людские грубые слова – их даже нашептывать стыдно». Но если употребление так называемой ненормативной лексики в такие мгновения еще допустимы и возможны, как всплеск экстаза и состояния аффекта, то в обычной повседневной обстановке это, по – моему, не укладывается ни в какие рамки и не имеет оправдания.
И что самое удивительное, если не позорное – смакование матерщины и похабщины стало излюбленным занятием мно¬гих, кто считает себя интеллигенцией. В их среде – писательской, актерской, музыкантской, художнической – считается чуть ли не признаком хорошего тона пересыпать свою речь словечком «бля». Я бля, меня бля, тебя бля, работа бля, машина бля, жена бля.
Появились даже филологи, утверждающие, что это и есть исконно русский язык. Они с гордостью пишут, что русский мат стал популярен во всем мире, стал как бы международным, как, например, слово «спутник». В газетах, правда, чтобы так уж сразу не шокировать читателей, подменяют его пока что альтернативой «блин». А что касается бульварных изданий, то в них все идет уже открытым текстом, как порой и на эстраде и на сцене иных театров, да и по телевидению.
Только вот русские классики, умевшие, как известно, чутко прислушиваться к речи соотечественников и воспроизводить ее устами своих героев, почему – то изящно обходились без такой «русской» речи, и от этого она не была менее яркой и колоритной. Они лишь давали понять о ее наличии. Прямая речь их героев от этого ничуть не проигрывала. Даже наоборот, за счет других выразительных средств характеры приобретали большую глубину, духовный мир становился богаче. И у крестьян, и у ремесленников, и у чиновников, и у помещиков, и у аристократов.
Навсегда запомнился мне эпизод из рассказа А. Чехова «Мужики». Николай Чикильдеев возвращается из Москвы, где служил в гостинице «Славянский базар», в родную деревню и не узнает ее. Мужики пьянствовали, колотили жен, и кругом звучала матерщина. «В трактире и около, – пишет Чехов, – шумели мужики; они пели пьяными голосами, все врозь, и бранились так, что Ольга (жена Николая) только вздрагивала и говорила:
– Ах, батюшки!
Ее удивляло, что брань слышалась непрерывно и что громче и дольше всех бранились старики, которым пора уже умирать. А дети и девушки слушали эту брань и нисколько не смущались, и видно было, что они привыкли к ней с колыбели».
Смог же Чехов обойтись без того, чтобы копировать матерщину дословно, и от этого «умолчания» рассказ ничуть не проиграл в художественном отношении, а речь персонажей не стала менее выразительной и все равно прекрасно выражала их мысли, чувства и настроение.
Тот, кто утверждает обратное, а именно, что мат, дескать, своего рода «сверхъязык», позволяющий выражать всю гамму человеческих переживаний, либо глупец и невежда, либо злостный разрушитель национальной культуры, желающий выделиться на фоне всеобщего невежества и озверения.
Такое подчеркнуто нарочитое употребление матерных слов медицина рассматривает, как одно из половых извращений, и оно даже имеет определенное название – копрофемия. Непомерное употребление матерщины является своеобразной реализацией сексуальных позывов и устремлений человека, болезненным нарушением полового самовыражения. Врач – сексолог, о знакомстве с которым расскажу в другом месте, считает, что этим недугом страдал, в частности, Сталин. Однажды он публично в присутствии известных людей обматерил свою жену Надежду Аллилуеву. Однако потом, будучи ханжой и лицемером, Сталин тщательно скрывал эту свою наклонность к матерщине. Делал вид, что ему вообще неведомо значение подобных русских слов. Это, естественно, получило отражение и в газетной практике.
Другой знакомый журналист рассказал примечательные истории. Как – то в статье о сборе нового урожая овощей промелькнула фраза: «В этом году собран невиданный урожай капусты, и ее большая партия доставлена в столицу». Разразился огромный скандал. Редактору было заявлено, что он не имел права допускать, чтобы в отношении капусты было применено слово «ПАРТИЯ». «У нас, – сказали ему, – одна партия коммунистов – ленинцев». А вот другая история из времен Отечественной войны.
В заголовке «Приказ Главнокомандующего» пропустили букву «л». Чего с корректурой впопыхах не бывает! На поиски виновного были брошены силы СМЕРШа. Возможно, и в расход пустили – время было военное. А однажды в газете «Известия» проскочила опечатка еще более пикантная и страшная. В очередном приветствии «Товарищу Сталину» (шел в его адрес такой нескончаемый поток в связи с юбилеем) пропустили букву «р». В традиционной фразе, которой приветствие заканчивалось: «Да здравствует наш дорогой, великий и мудрый вождь и учит!
ель товарищ Сталин!». И было этим словом слово «МУДРЫЙ
Руководство газеты было в смятении, не знало, чем и как все кончится. Тем более, что в корректуре работала Катя Шумяцкая, дочь Б. Шумяцкого, который когда – то руководил кино и был расстрелян. Можно было, конечно, сослаться на то, что в редакцию затесался классовый враг, но тогда возникал вопрос, кто его принял. Решили предоставить Сталину самому распорядиться судьбой виновников. Ему показали номер газеты. «А что это значит?» – спросил вождь народов, сделав вид, что не понимает значения слова «мудый». Даже он тогда уже понимал, что открытое признание своей осведомленности в мате не делает человеку, а тем более в его положении, чести. Он ведь старался выглядеть все – таки порядочным человеком даже при том, что руки его были в крови.
Но что меня особенно шокирует, так это матерщина в нынешней так называемой художественной литературе и искусстве. Поначалу все начиналось вроде бы безобидно, с малозначительных «нейтральных» слов вроде: жопа, срать, ссать, а по существу, если вдуматься, то с запредельной бесстыдной «искренности». Дескать, ничто человеческое нам не чуждо, в том числе и естественные физиологические отправления организма. В то же время писали их порой несколько странно. В «Огоньке», например, написали «перднул». Но если уж берешься за внедрение в литературу новой лексики, то изволь быть хотя бы элементарно грамотным. А грамотно будет – «перднул», ибо это слово – производное от глагола «пердеть».
Взявшиеся ныне за писательство, вроде Эдика Лимонова, стараются именно таким образом заявлять о себе, хотят приобрести популярность такой «новацией». Пересыпают речь персонажей и свою собственную – авторскую – словами, которые прежде обозначали лишь первыми буквами с последующим многоточием. Даже фильм выпустили под названием «Бля!». Выдают это за правду жизни. Так, дескать, народ ныне изъясняется, а они его речь слушают и объективно живописуют. Не отстают и театры. Тоже обрушивают на зрителей со сцены потоки матерщины.
Как – то клиент из Дома ученых пригласил меня в театр на спектакль «Астенический синдром». Хотя мы знали, что он на «современную» тему, тем не менее оба готовы были провалиться сквозь землю, когда артисты открыли рты и заговорили. И это при том, что мой кавалер знал, что я – проститутка. Представляю себе, что чувствовали чопорные старушки и юные школьницы, студентки, еще не утратившие способность краснеть от стыда.
В другой раз мы пошли в театр Гоголя на спектакль «Там вдали… за бугром». Там оказалось то же самое, и мы зареклись от дальнейших посещений драмы…
Недавно один клиент «от литературы» преподнес мне очередной номер альманаха литературы, искусства и общественно – политической мысли «Стрелец». В нем рассказ «классика андеграунда Чарльза Буковски. Там жена говорит мужу: «А ты все блядей ебешь. Зараза. Они тебя к тому же сосут. Сосут твой дик. Ты ебаный посудомойщик». И тут же рядом в том же ключе опус Генриха Сапгира, который известен, как автор детских стихов. Здесь же он отводит душу в «вариациях на тему» : «Он сжал ее смуглую сиську, она поймала его стоячий – зверь о двух спинах в постели». Спасибо редакции – она знакомит читателей не только с творениями, но и внешним обликом авторов.
С фотографий смотрят старцы, и все становится понятно. В мате, бравируя грубыми бесстыдными словами, которые могут вызвать лишь смущение, они сексуально реализуют себя. Больше им уже ничего не остается, как кончать только так – словами. Перед нами, как пишет М. Цветаева, «Картина кончающего наконец».
Мне наверняка скажут: «А молодые? Они сыплют матом как из рога изобилия на каждом шагу. Им ведь такой словесный допинг не нужен. Вряд ли им свойственна такая патология в получении сексуального удовлетворения. Они могут иметь его и нормальным путем».
Думается, что молодые оснащают свою речь матом по другой причине: из – за ограниченности лексикона, скудного запаса слов. А оскудел он потому, что нынешнее поколение перестало читать произведения русских классиков. Если молодые люди, в том числе школьники, берут в руки современную книгу, то получают из нее пример вульгарной и примитивной речи. Нашлись даже теоретики, утверждающие, что в наше время человеку для выражения чувств, мыслей и переживаний нужно и достаточно знать по пять производных от пяти основных матерных слов…
Вам, конечно, хочется знать, как в сексе веду себя я. Вообще – то не люблю, когда клиент матерится, употребляет слова, которые считаются нецензурными, сопровождает ими свои действия и называет ими определенные части тела. Вот и Пушкин, между прочим, тоже писал: «Кляну речей любовный шепот». Некоторые «специалисты», правда, утверждают, что в сексуальном азарте допускается все и в матерщине нет ничего зазорного. Я же считаю, что русский язык достаточно богат синонимами и метафорами, выразителен, чтобы партнеры, пользуясь им. прекрасно могли понять друг друга и ясно выразить свои желания и намерения. Скромничать, одна¬ко, и утаивать не стану.
Тем более, что уже достаточно о себе поведала с предельной откровенностью. Все зависит от клиента, моего к нему отношения, его реакции, которую внимательно изучаю, приглядываясь к нему (к тому же артисту, например, ) и экспериментирую. Наконец, от собственного эмоционального состояния.
Клиенту я, разумеется, максимально соответствую, но не только тем, что двигаюсь, а не лежу «колодой» с дуплом, но и не безмолвствую, как народ в «Борисе Годунове». Если выра¬жаю звуками свое эмоциональное отношение к партнеру и контакту с ним, у меня преобладают не слова в «чистом» виде, а междометия и неопределенные «цветаевские» возгласы, сопровождаемые прерывистым дыханием…
Издаю, говоря словами Б. Пастернака, «рулады в крикливом, искривленном горле». Лично я, во всяком случае, никогда первая «изъясняться» так не начинаю, но если клиент делает заявку, то обязательно откликаюсь. Давно убедилась, что мужчина сильнее возбу¬ждается, когда слышит от меня: «Твой х… сводит меня с ума», чем в том случае, когда я шепчу ему: «Мне с тобой хорошо». И я его понимаю: ничего подобного он дома не слышит, а в моих устах эти «ненормативные» слова – свидетельство истинного экстаза. Поэтому, не стыдясь и не краснея, произношу эти трех – и пятиэтажные слова во время акта, Комментирую его э!
той сексуальной лексикой. Но не дай бог лгать клиенту в этих отзывах. Если член его по габаритам скромен, то не нужно говорить, что такого большого ты не встречала. Клиент этому не поверит, потому что и сам отдает себе отчет в том, чем располагает. В таком случае я говорю о красоте члена, его ловкости и хитрости. Привожу выражение: «Важно – не большой, но хитрый». Такая похвала хотя и банальна, но всегда встречается благосклонно и с удовольствием. Более того, может подвигнуть клиента на скорую повторную встречу, чтобы подтвердить справедливость твоего комплимента.
Матерные слова в сексе обладают не только стимулирующим свойством. Они могут сыграть совершенно неожиданно коварную и роковую роль. Известно, что некоторые мужчины вообще не могут обходиться без подобной лексики при близости с женщиной. Один журналист как – то рассказал мне пикантную историю из своей жизни, как он узнал об измене жены и поэтому решил с ней развестись.
Они прожили почти n лет, и в их интимных отношениях никогда не присутствовала заборная лексика. Однажды его жена, работавшая в Доме моделей искусствоведом, после очередного показа новых моделей по телевидению вдруг начала в постели изъясняться так, как прежде никогда не делала. «Еби меня! Еби меня! Заебывай!» – шептала она вместо нежных слов, которые произносила обычно. «Я понял, что она побывала в чужих руках и кто – то другой научил ее подобной,, любви», – рассказывал журналист. – Стал присматриваться и понял, что в своих подозрениях не ошибся. Она вступила в связь с неким Яшкой, чтобы таким образом попасть на!
экран. Среди телевизионщиков он слыл как импотент, потому что не мог без подобного словесного допинга. Подыгрывая ему, она машинально перенесла подсказанный ей прием в нашу семейную постель и невольно выдала себя».
Если кто – то все – таки сомневается в справедливости того. о чем пишу, исходя из личного опыта, то могу для вящей убедительности сослаться на ту же Дарью Асланову, выдающую себя за журналистку. Рассказывая о своей сексуальной биографии, она, в частности, делится впечатлениями: «Мне нравятся люди с грандиозными амбициями, с ними не соскучишься. Он (называет фамилию) показался мне человеком действия с хваткой бульдога. Он знал женщин, умел с ними разговаривать и явно хотел меня… Наконец под каким – то предлогом мы удалились в соседнюю комнату… В этой комнате мы занялись любовной зарядкой. И я была уже не я, а только дикое молодое животное, шепчущее похабные слова, чтобы подстегнуть воображение».
Дарья считает, что самая сильная ее сторона – ее ноги и поэтому если снимается, то непременно в такой короткой юбке, что все и так видно. Мне же думается, что она, как опытная проститутка, больше сильна в знании мужской психологии, умении настроить клиента на нужную волну. А ноги, как говорится, все равно – в стороны. Какие они, в конце концов, в постели или на столе значения не имеет.
Гораздо важнее уметь к месту и целенаправленно пользоваться, как я уже сказала, похабными словами, которые по – ученому называются «ненормативной лексикой». В распоряжении Дарьи, учившейся, если верить ее словам, на факультете журналистики МГУ и работавшей в «Комсомолке», такая лексика, судя по всему, богата, колоритна и не может оставить мужчину равнодушным. Верно заметил Булат Окуджава: «Каждый пишет, как он дышит, каждый пишет, что он слышит». Не случайно все – таки журналистика после проституции признана второй древнейшей профессией. Думаю, что мои читатели сочтут Асланову достаточно авторитетным лицом и не станут сомневаться в том, что я пишу относительно использования матерных слов при общении с клиентами.
Примером того, как отзыв о дееспособности клиента может благотворно на него действовать, служит эпизод в турецком фильме «Разбросанная постель». Главная героиня в нем, проститутка высокого класса, провожая клиента, дает такую «рецензию» на только что совершенное с ним сношение: «Такого мужчины, как ты, у меня еще не было!» Лицо его озаряется счастьем. Еще бы! Такой отзыв и от кого? Маститой путаны! Она знает толк!
Уловка беспроигрышная, и я к ней тоже обычно прибегаю. Во всяком случае – ничего не теряю. Но раззадорить клиента можно и поощрить на следующие «подвиги» в самое ближай¬шее время. Та турчанка тоже знала, что делала. Результат ее «восторга» не замедлил последовать в виде бриллиантового ожерелья, которое она получила после очередного визита через несколько дней… От нашего клиента колье, конечно, не видать, как своих ушей, но в накладе тоже не останешься.
Но вот что надо учитывать. Нередко после посещения одной и той же проститутки мужчины обмениваются друг с другом впечатлениями и, к своему удивлению, узнают не очень приятную для себя истину. А именно, что те слова, которые они принимали с гордостью и удовлетворением, как комплимент по своему адресу, слово в слово говорились обоим клиентам. Смешно, но тем не менее факт. Я это учитываю. С каждым клиентом, особенно, если знаю, что они знакомы и один представлял другого, выражаю свои «эмоции» разными словами и междометиями.
Над уровнем моря
Сейчас уже не помню, чьи это были стихи. Два четверостишия звучали так:
Сезоном бархатным манимы,
Путаны тянутся на юг,
Прекрасны и невозмутимы,
У моря провести досуг.
Здесь много клиентуры жирной,
И кошельки у всех полны,
И нет проблемы тут квартирной
И ока зоркого жены.
Я же с некоторых пор предпочитаю ездить к морю не для обслуживания солидных и состоятельных курортников, как обычно поступают в сентябре столичные проститутки, а чтобы действительно отдыхать. Такой работы мне хватает и в столице нашей родины. Но на этот раз от писателя – фантаста, с которым меня недавно познакомили, неожиданно поступило предложение провести вместе с ним свой отпуск в пансионате Агудзера под Сухуми. Путевку и дорогу в оба конца он брался оплатить сполна.
Венуков, – представился он, – писатель – фантаст. «Фантаст, так фантаст», – решила я, вспомнив слова поэта: много всяких их разных ходит по нашей земле и вокруг. Лично я о таком писателе что – то не слышала. Потом дома, любопытства ради, заглянула все – таки в справочник Союза писателей, который мне презентовал один из моих давних клиентов для ориентации, как он выразился.
Среди восьми тысяч такой фамилии не оказалось, как, впрочем, и при таком обилии писателей нет настоящей литературы, а лишь сплошной соцреализм Поэтому со спокойной совестью называю здесь его фамилию Как говорится – за что купила, за то и продаю. А что касается самого справочника, то о нем сложили остроумную хохму:
Как много названо имен,
Полно членов и яиц –
Писатели со всех сторон,
Но мало действующих лиц.
Предложение, сделанное явно сгоряча под впечатлением первого визита, показалось мне заманчивым. Конечно, повторение той дагомысской истории на сей раз исключалось. Теперь у меня был опыт, да и клиент был по всем показателям иного рода. Одно дело ехать на курорт в одиночку, что сопряжено со сложностями материального характера, да и небезопасно, учитывая кавказские нравы, а другое, когда со своим человеком, который тебя опекает и берет на себя все заботы. В то же время предложение настораживало.
Смущало зависимое положение. Не хотелось чувствовать себя связанной в определенном плане какими – то обязательствами, а именно, состоять при этом писателе и все за те же деньги. Я тоже не лыком шита и, разгадав тайный замысел клиента, в свою очередь выдвинула встречное условие. Решила, что если уж на этот раз ехать, чтобы и там на курорте продолжать трахаться, то уж не за здорово живешь, а сочетая приятное с полезным.
– Хорошо, – сказала я, обворожительно улыбаясь. – Я согласна. Но меня ты будешь иметь лишь раз в неделю, а все остальное время будет мое, и я вольна распоряжаться им и, естественно, собой, как захочу и сочту нужным.
– Да, но мы же приедем вместе, – попытался возразить писатель, – а ты хочешь, чтобы мы были как чужие.
– Мы сделаем вид, что были знакомы прежде, а в пансионате случайно встретились. Это не будет нас ни к чему обязывать. Ни тебя, ни меня.
– Но я никого, кроме тебя, не хочу, – начал писатель нести банальщину. – Потому и предложил ехать вместе, а так отправился бы один.
359
Загрузка...
