Войдя в квартиру, я почувствовал, что что – то тут не так. Прямо в коридоре на полу валялся халатик жены и ее трусики. Девочка она, как я уже говорил, очень аккуратная, поэтому я увидел то, чего в принципе не могло быть никогда. Дверь нашей комнаты была полуприкрыта, а вернее приоткрыта где – то на треть. С бешено колотящимся сердцем я подкрался к комнате, осторожно заглянул
Катька абсолютно голая сидела у компьютера в кресле, перед включенным монитором. Голый Самвел стоял за ее спиной и делал ей массаж плеч. Она тяжело дышала, и, с прикрытыми глазами, вращала головой так, как будто разминала шею. Его член был вздыблен. Ядреная залупа касалась спины моей жены где – то между худенькими лопатками. Он мял Катьку бережно, но в тоже время сильно. Она была в блаженстве.
Увиденное совершенно сбило меня с панталыку. Одурев, я выпорхнул на лестничную площадку, осторожно прикрыл дверь. Мне почему – то страшно не хотелось, чтобы они меня засекли. А еще, о ужас, с каким – то сладким стыдом я ощущал, что меня эта картина возбудила. Но ревность застелила мои глаза. И мне понадобилось минут пять, чтобы хоть как – то придти в себя. В этой ситуации можно было наломать «крутых» дров, поэтому, крепко зажмурившись, я выждал время и дрожащими руками стал нарочито громко греметь ключами, чтобы дать им время замести следы.
Когда я, сняв верхнюю одежду, вошел в комнату к жене, она уже в халатике сидела за компьютером. Глянула на меня отсутствующим взглядом, спросила, почему я вернулся рано и опять уставилась в монитор. Я сказал что – то о квартире, она ничего не ответила. Ее пальчики дрожали и зло, как шныряющие пауки со стуком проворных ножек, бегали по клавиатуре.
– Катя, ты мне ничего не хочешь рассказать?
– :
– Кать?!
– Ну, что, что, что?! Не видишь, я статью набираю. Вечно он пристает, не дает сосредоточиться, – она была явно раздражена.
Неожиданно для себя, я сел на постель и расплакался.
Она с досадой вздохнула, присела рядом:
– Что случилось, чего ты плачешь?
– А ты не понимаешь?
– Нет: Не плачь, дурачок. Дурачок ты, дурачок. На работе что – нибудь? – она снова стала гладить меня голове, – все образуется. Вот увидишь.
Я всхлипнул. Ведь я ее действительно так любил.
– Ну не плачь, отдохни и не плачь, а то глаза будут красные, а с тобой вечером хочет поговорить Самвел Львович.
– Он – со мной?! ! – я проглотил всхлип и насторожился.
– Да, а что тут такого?
– Боже, ну о чем он может со мной говорить?
– Пусть для тебя это будет тайной. Предвкушай.
– Катя ты просто безжалостна.
– А ты нюня!
Она вернулась к компьютеру.
Оставшееся до вечера время я провел, как в бреду. Вроде бодрствовал, вроде спал.
Растормошила меня супруга. Я разлепил глаза.
– На кухне тебя ждет Самвел Львович. Будь благоразумным и спокойно выслушай его.
Хозяин сидел на кухне, на столе перед ним – бутылка водки, два стакана, на тарелке – порезанная колбаса. По тому, как аккуратно она была порезана, я понял, что резала ее Катя:
– Садись, Женька, поговорим по мужски.
Он набухал в стаканы водки. Я сел.
– Я буду краток, – сказал он, – видишь ли, я пожилой, но еще в полных силах мужчина. Мне нужен регулярный секс. Я хочу иметь его с твоей женой. За это я вам подпишу квартиру. Катерина согласна.
– Как это?
– Да так, что ты фактически импотент, она мне все рассказала. А она девка – в соку, ее надо ебать, желательно по несколько раз в сутки. Я могу дать ей все, что не можешь дать ты.
Ну, подумай сам. Все мы получим свое. Я молодую самку, она половое удовлетворение, ты – ласковую, счастливую жену. В конечном итоге вы оба – квартиру в Москве. И все мы месте, и все под боком. И тебе не надо будет мучиться в догадках
Водка и сказанное шарахнуло мне по мозгам:
– А зачем я тогда вам нужен? И оставайтесь с ней вдвоем, раз договорились.
Он вздохнул. Налил снова:
– Видишь ли, она тебя действительно любит. Ты нужен ей для души, а я – для тела.
На ватных ногах я вернулся к Кате. Та снова села рядом со мной, снова погладила по голове:
– Поговорили? – ласково спросила она
– Да.
– Бедненький. Натерпелся. И что ты по этому поводу думаешь?
– Уже не знаю.
– Ну, подумай сам, целая квартира в Москве. Да нам не в жизнь ее не купить. И помочь нам некому. Наши родители, сам знаешь, богатств не скопили:
– Катя, скажи, у тебя уже было с ним?
Она вздохнула:
– Нет. Но сегодня будет.
– И как, и где?
– Самвел Львович пригласил меня на ночь в свою постель.
– И ты пойдешь?
– Да, – в ее голосе зазвучал металл, я понял, что она окончательно все решила, и от меня ничего не зависит, но хватался за соломинку:
– А если я тебя не пущу?
– Если любишь, отпустишь. Ну и, что скажешь?
– Иди.
Упав передо мной на колени, она расцеловала меня в щеки:
– Миленький мой, хорошенький, родной, я знала, что ты все поймешь и не осудишь. Мне сейчас так нужна твоя поддержка. Я сама на перепутье стою: Ты выбреешь меня аккуратно и чисто? Он, оказывается, любит, чтобы девочка совсем «голая» была. А мы теперь должны его всячески ублажать, чтобы он не передумал. Я бы сама, да у меня руки дрожат.
– У меня тоже.
– Я сегодня побрею тебя сам, – подал голос Самвел, и мы невольно вздрогнули. Он, оказывается, подслушивал и не скрывал этого.
Он открыл нашу дверь:
– Иди, Катя, в душ и жди меня. А ты (это он мне) беги в аптеку и купи пачку гандонов. Самый большой размер. Деньги есть?
– Есть.
Когда я вернулся с покупкой, жена уже была в нашей комнате. Ее глаза горели:
– Что уже побрил?
– Тс – с, – она приложила губки к пылающим устам и заговорщицки распахнула халат. Ее лобок был начисто выбрит.
Она не находила себе места, волновалась, металась по комнате, что – то возбужденно рассказывала. Потом стала молоть вообще какую – то чушь, и я понял, что она ждет, не дождется, когда ее пригласят. Но ее все не приглашали. Вот уж стрелки на часах перевалили за десять, за одиннадцать.
– Давай спать, – выдохнула она, выключила свет и легла прямо поверх одеяла. Она вздыхала и ворочалась и молчала.
Но хозяин явно не спешил. Не спешил и не спешил, а было уже больше двенадцати.
Наконец в дверь стукнули:
– Катя иди ко мне в постель. Совсем голая и гандоны не забудь.
Она вскочила. Включила свет, стала метаться по комнате:
– Где, где же они?!
Я тоже стал искать.
– Куда же я их сунул, а? – я беспомощно озирался по сторонам.
– А, это ты нарочно спрятал! – Ее щеки пылали.
– Как же, стал бы я прятать. Да вот они, – я протянул ей пачку.
Она сбросила халатик и ушла. Я услышал щелчок защелки в двери Савела Львовича. Я тут же прокрался в коридор и прилип ухом к их двери. За ней слышалось непонятное частое и протяжное чмокание. Я понял, что они целуются у кровати.
– Ласточка моя, как же долго я тебя хотел. Истомился весь, – прохрипел он.
– И я, – едва перевела она дух.
– Я тебя сегодня сделаю счастливой. Сейчас отсоси мне, соси до тех пор, пока хорошенько потечешь. А когда потечешь вся, скажешь.
– Я весь день теку.
– Ты еще не знаешь, что такое течка. Сейчас поймешь.
Заскрипел диван. Он лег.
– Только зубками острожнее, – велел он, – вот так, языком под головкой. Ай, умница девочка.
– Какой он у вас большой!
– Давай, давай, наслаждай нас процессом, не отвлекайся. Сейчас попробуешь крупный хуй. Не бойся, сначала будет трудновато, а потом пообвыкнешься, будешь принимать весь, до яиц. Сама просить будешь.
– Самвел Львович, я теку!
– Терпи, терпи, скажешь, когда совсем невмоготу станет. Язычком, язычком.
– Я теку, теку. Я хочу его.
– Не спеши, хорошая. Ты его скоро получишь.
– Я правда теку, по ногам течет.
– Вот, теперь ты знаешь, что такое настоящая течка. Потерпи еще, пусть больше смазки выделиться. Тогда тебе легче будет его принимать.
– Я хочу его, хочу, – она чуть не плакала. Я сбросил свои трусы. Мои ноги дрожали, член стоял как каменный. Хотелось сладостно дрочить.
Их диван скрипел.
– Давай надень презерватив. Не спеши, дуреха, хорошо раскатай. Теперь ложись на спину и раздвинь ноги, как можно шире.
– Я боюсь вас.
– Не бойся, я буду осторожно: Давай, шире ноги, еще шире. Привыкай принимать мужика.
– Осторожнее, – страстно молила она и тяжело дышала.
– О, да ты целочка совсем. Какая тесная, хорошо, что ты так обильно смазку выделяешь.
– Мне больно, не спешите.
– Но вот видишь, идет, а ты боялась. Ой, как у тебя матка близко.
– Дорогой мой, хороший, сильный мной, какой ты:, что со мной, я не пойму, я, кажется, кончаю.
– Подожди еще, это только предвкушение, до настоящего оргазма тебя надо поебать, тогда накроет. Диван заскрипел сильнее: Самвел задвигался интенсивнее.
Она дышала тяжело с каким – то присвистом.
– Ой, как хорошо, я не могу. Что это?. .
– Это, девочка, ебля. Я тебя ебу, потому что ты моя самка. Тебе приятно быть самкой?
– Да, мне сладко, мне невыносимо хорошо, я сейчас кончу.
– Это предвкушение, спокойно говорил он, – потерпи, скоро ты по настоящему кончишь, прими его поглубже. Диван заскрипел еще сильнее.
– Что чувствуешь?
– Чувствую его маткой. Он у меня где – то под пупком. И щекочет! Боже, какое блаженство!
– Потерпи еще, ноги пошире, подмахивай мне яростнее.
Диван стал скрипеть со страшной силой.
– А, ну что подходит? Подходит?! ! Накатывает?! !
– Да, да, да! – орала она, – блядь я сука, ебарь мой, любимый мой, я теперь только с тобой буду – я кончаю, кончаю, кончаю. О – о – о! Какое это тяжелое удовольствие, – грудным низким голосом выдохнула она, и диван перестал скрипеть. Но я слышал, как она бьется и извивается под ним.
Потом она замерла.
– Подожди, это не все, – говорил он, – я еще не кончил.
Диван скрипнул раз, другой и пошел раскачиваться снова. Сначала медленно, потом все ритмичнее.
– Подмахивай мне, подмахивай!
– Пусти меня сверху.
2 579
Загрузка...
