Офигеть! Тридцать лет, как одна минута. Целых тридцать.
Нас всех, весь наш бывший 10″В» собрала Наташка Борисова. Это сколько же она проявила терпения, сколько потратила времени, чтобы отыскать всех до единого, кого судьба разбросала по свету. Всем разослала приглашения, организовала место встречи. Низкий ей поклон. Ну дык, не просто так кто-то, бывший комсорг. А это фигура. Сейчас эта бывшая комсомольская активистка трудится кем-то там в мэрии родного городка на благо его жителей. Ну, себя тоже не забывает. Личико вполне холёное. Ну да не в том суть, а в том, что мы, постаревшие, погрузневшие и слегка оплывшие, собрались через три десятка лет.
Мамочка моя женщина! Это почто же на встречу выпускников пришли родители наших девочек и мальчиков? Толстые, старые тётки. Дядьки с лысинами и пивными животами, на которых парадные галстуки лежали почти горизонтально земле. И никакие усилия не могли застегнуть пуговицы пиджаков, а у некоторых и верхние пуговицы рубашек. Вот что жрачка халявная, да отсутствие физической нагрузки делает с народом.
Девочки, милые наши тростиночки, берёзки белоствольные, гибкие рябинки — где вы? Почему ко мне подошли две толстые тётки и требуют, что бы я в них признал моих подруг — Светку и Зинку. В лицах есть что-то знакомое, что-то напоминающее моих одноклассниц. Но вот общий образ совсем не тот. Не те девочки.
И тут я вспомнил свою жену. Вспомнил, какая она была до свадьбы и в первые годы нашей жизни и какая стала сейчас. И подумал, что две эти тётки вполне могут оказаться моими подружками.
А девчонки, иначе язык не поворачивается называть этих матрон как-то по-другому, взяли меня в крепкую осаду, подхватили с двух сторон под руки и мы святой троицей, как нас обзывали в школьные годы, так и шастали по залу, пока народ подтягивался к месту сбора. Походили то к одному, то к другому, узнавая в этих степенных людях наших одноклассников, сохранившихся в памяти озорными непоседами. Наш класс отличался особым настроем, особой харизмой. Заводилы всех мероприятий от официальных до полулегальных, хулиганистые мои одноклассники признавали лишь один авторитет во всей школе — нашу классную классную. Именно классную. Нет, даже не так. Классную с большой буквы. Нашу Валечку, нашу Валентину Никаноровну. А во и она. Ей уже почти семьдесят, усохла, в отличии от пышущих телес наших девочек. Все подходят, целуют и обнимают, а она находит доброе слово для каждого. Мы её первый выпуск, который она довела от пятого до десятого класса в качестве классной дамы. Спасибо тебе, наша Валя.
Описывать застолье смысла не вижу. Обычная пьянка. Только с весёлыми разговорами. Класс разбился по группам, каждая со своими интересами. То с одного, то с другого края стола несутся выкрики, тосты, клятвы в вечной дружбе. Теперь-то, когда через столько лет нашлись, точно не растеряемся. Были и танцы. Девочки мои, Светланка и Зинуля, танцевали со мной по очереди. Наш класс и без того имел перекос в сторону девочек, а с потерей трёх парней, — жизнь штука такая, что в ней и умирают, — перекос стал более ощутимым. Танцевали и не подпускали никого из бывших одноклассниц. Исключение было сделано для нашей Вали. Когда-то на выпускном я, слегка приняв на грудь, осмелел и решился пригласить её на танец. И вот теперь повторил свой подвиг. А смелость была обоснованной. Её муж, наш преподаватель военной подготовки (была такая дисциплина ), был весьма ревнив. Но и он понял, что пацаном двигали скорее чувства благодарности, чем эротические фантазии. К тому же в то время у меня уже были две подруги, с которыми мы эти фантазии претворяли в жизнь.
Разговоры, танцы, выпивка. К вечеру народ устал и начал рассасываться, обмениваясь телефонами, адресами, клянясь посетить друг друга как только, так сразу, и свято веря в свои обещания, которые забудутся максимум через пару-тройку дней. У каждого теперь своя жизнь, своя семья, своя работа.
Вышли на крылечко строительного техникума, в котором арендовали на время встречи зал. Светка достала из сумочки сигареты и зажигалку, протянула Зинке. Та взяла сигарету и передала пачку мне. Да, мои девочки курят. Ай, какой позор для комсомолок, спортсменок и просто красавиц! Срочно на комсомольское собрание и будем разбирать, потом, пропесочив, собирать обратно. Произнёс это вслух и все трое долго ржали, вспоминая теперь ставшие смешными моменты из школьной жизни. Покурили, прощаясь с теми, кто уходил. Почти все остались жителями нашего городка. П крайней мере области. Это я, перекати-поле, катаюсь колобком из одного края страны в другой. Дан приказ ему на Запад, а через некоторое время в другую сторону. Девчонки о чём-то пошептались, сбегав за угол пописать. Вот же ненормальные. В помещении есть туалет, а им всё романтику подавай. Вспомнилось.
Наша школа была построена во времена Петра Первого. А может и во времена Алексея Тишайшего. Может и во времена Иоанна Васильевича. Всё может быть. По крайней мере первые русские люди, появившиеся здесь, пришли ещё с Ермаком Тимофеевичем. А он, как известно, покорял Сибирь во времена как раз Ивана Грозного. Пришли, основали острог, постепенно обросший домами, вот и вырос со временем сибирский городок. Возможно в те времена и построили нашу школу. Капитальное трёхэтажное кирпичное здание с толщиной стен около метра, с шикарной парадной лестницей, обрамлённой дубовыми периллами, по которым было так лихо съезжать. Эти перилла блестели, натёртые задницами не одного поколения школяров. Всё было прекрасно в нашей школе, за исключением туалета, расположенного сравнительно далече такого же монументального здания, обозначенного буквами «ЭМ» и «ЖО». Весной и осенью добежать до него не составляло проблем, а вот зима у нас не шутейная и потому, прежде чем бежать отлить, нужно было накинуть на себя верхнюю одежду. Гардеробщица тётя Маша Перенкова, заперев раздевалку на огромадный висячий замок, экспроприированный, скорее всего, во времена революции у какого- нибудь купчины, уходила куда-то по сво
им делам и найти её на территории школы не представлялось возможным. Да ещё когда тебя подпирает и едва по ляжкам не течёт. Тут не до поисков. Девчата приноровились бегать за угол спортзала, выступающего от основного здания почти до ограды школы. В этом закутке и устроили себе туалет. Пацаны, как истинные рыцари, нашли угол подальше.
Старшеклассники, пусть и мучавшиеся желанием увидеть голенькие девичьи попки, старались особо не светиться и не подсматривать в открытую. А мелочь пузатая из начальных классов старались всеми правдами и неправдами проникнуть на запретную территорию. Надеясь на быстрые ноги, откровенно пялились на писающих девчонок. Мои подруги Светка с Зинкой как-то раз сами попросили меня постоять на атасе. Что такого? Мы все трое жили по соседству: Светкин дом, потом наш, потом Зинкин. И с первого класса шли вместе в школу, вместе возвращались после занятий, вместе делали уроки, собираясь то у кого-то из девочек, то у нас. Со временем выработали систему, когда каждый делает задание по какому-то одному предмету, а остальные списывают. Мои крестоцветные подружки доверились мне и я оправдал их доверие, стоя постовым на углу, словно оловянный солдатик, в ожидании, пока они справляли свои дела. Со временем подколки по этому поводу сошли на нет, особенно после того, как некоторые физиономии особо языкастых украсили такие красивые фонарики под глазами и синюшные расквашенные носы. Даже старшеклассницы, поначалу дичившиеся меня, привыкли, и, пробегая мимо за угол, здоровались, успевая переброситься парой слов. Для всех них я стал кем-то вроде подруги мужского пола. А вскоре на углу уже маячило несколько часовых, перенявших мой опыт охраны своих девочек.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что ко времени переходного возраста, мы не искали кого-то для изучения разницы между мужскими и женскими телами. Мы к тому времени уже точно знали, в чём их различие.
Светка с Зинкой вышли из-за угла, поправляя одежду. Забрали у меня свои сумочки, доверенные на временное хранение, подхватили с двух сторон под руки и почти хором задали вопрос
— И куда?
Имея в виду: Куда мы попрёмся для продолжения банкета. Крестоцветные местные жительницы, а у меня сейчас в этом городе ни кола, ни двора, ни единого родственника. Крестоцветными девчонок прозвали, по-моему, в пятом классе. Точно. Как раз на ботанике изучали растения семейства крестоцветных. Фамилии моих подружек, к тому же двоюродных сестричек, были Редькина и Капустина. Как раз семейство крестоцветных. Так и остались до выпускного Крестоцветными. Самое интересное было то, что со временем прозвище девчат закрепилось и за их родителями.
Раз уж девочки представляют местное население, своего рода аборигены, или аборигенши, то им и карты в руки. Сделал вид, что не понял подоплёки вопроса.
— Девчатки, а мне, собственно говоря, до гостиницы. Давайте вас провожу и почапаю по тихой грусти.
Ох, как же они возмутились! Едва не оторвали руки, потянув в разные стороны с целью причинить моему организму непоправимые вредные последствия, путём нанесения ему телесных повреждений. Ущипнуть несколько раз успели. Это, помню с детства, у них получалось отлично. У нас гусак щипался не так больно.
— Это что ещё за выебоны? — Зинка никогда не отличалась сдержанностью языка. — Гостиница-хрениница! Свет, к тебе или ко мне?
— Без разницы.
— Тогда ко мне. У меня жратвы полный холодильник. И чем запить есть. Всё, потопали по холодочку, пока троллейбус ходит.
Эта присказка тоже со времён детства, когда кому-то из правителей города вступила в голову блаж пустить по улицам троллейбус. Весь город можно оббежать за двадцать минут, особенно если наскипидарить задницу. А тут общественный транспорт. И всего за пять копеек можно проехать от Микрашки до Базара. То есть из одного конца города в другой. Их и было всего два. Больше и не надо.
Вяло запротестовал
— Девчонки, может не надо. Мужья, дети…
Светка хохотала, запрокинув голову. Зинка вторила, но более сдержанно, лишь слегка присела
— Я тя умаляю. Какие дети, какие мужья? Мужья собакам сено косят, а дети давно разлетелись. Всё, не выёбывайся, пошли давай, пока не потащили. Свет, может дать ему по башке для прочистки мозгов?
— Не надо. — Светка слегка успокоилась. — Будет гадить по углам. Сам пойдёт. Ну, Толь, что ты в самом деле, как чужой? Пошли давай.
Помнится в детстве мы, пацанва, могли, носясь по улице, завалиться гурьбой в любой дом, из которого послышался родительский голос
— Коля! ( Саня, Маня, Лена, Таня, Петя) Кушать!
И мы твёрдо знали, что никто из нас не будет стоять сироткой в углу, ожидая, пока товарищ поест. Нас пошлют помыть руки, усадят за стол и накормят тем же, чем и своего ребёнка. Не было деления на своих и чужих. Была и оборотная сторона этого. Точно так же, прихватив за какой-то пакостью, не делили на своих и чужих и раздавали затрещины, а так же крутили уши всем поровну. За что-то более крупное обязательно следовал доклад родителям и тогда было важно добежать домой, пока отец не вернулся с работы, стянуть штаны и подставить задницу матери. У неё рука легче. И она жалостливее.Главное реветь погромче и давать невыполнимые обещания, о которых забудешь тут же, едва подтянешь штаны.
И в нашем городке ничего в этом отношении особо не изменилось. Почти как в песне Анжелики Варум про городок, в который хочется вернуться.
Светка с лёгким, с намёком издевательства, поклоном, пропустила гостя в Зинкину обитель. Нормальная квартира в панельном новострое, каким в конце семидесятых заполнялись наши города. Зинка, протопав сразу в ванну, зашумела водой, моя руки. Следом Светка. Обе вышли из ванны, затолкали меня туда же и потопали на кухню.
— Макар ( Это от фамилии Макаров), полотенце чистое, не стесняйся. Давай быстро мой руки и за стол. Пить будем. Макар, слышишь?
— Слышу, ещё как слышу.
— Резину не тяни, а то порвётся.
И обе заржали. Вот же памятливые сучки.