Очередной вечер в дурке. Сегодня меня никто не навещал. Скучно. Серо-зеленые стены палаты. Такие же в коридоре. Коридор Г-образный, с рядом стульев для желающих посмотреть телевизор, который высоко над потолком, чтобы кто из психов не дай бог не достал его.
Дергается рука, дают о себе знать шрамы. На руке белая повязка, которую я обтянула цветными ниточками. Под повязкой шрамы. Я в первичном кризисном. Хотела уйти красиво, как в кино. Получилось не очень красиво, еще и соседи снизу получили красные потеки по потолку, которые вылазят через любую штукатурку.
— Марта! Марта! – кто-то зовет меня.
О, да, кстати, меня зовут Марта. Красивое, наверное, имя. Кажется, так называется пистолет в какой-то игре. Жаль у меня его не было под рукой, когда меня заклинило. Было бы красивое пятно на стене, и соседи не страдали бы.
— Ты тут?! – он щелкает пальцами у меня перед носом и трясет меня за плечо.
Нехотя выныриваю из собственных мыслей.
— Калинина, ку-ку! Просыпаемся и машем!
Я вяло махнула рукой.
— Вот, уже лучше. Таблетки пора пить – он протягивает мне стаканчик с таблетками и еще один, чуть больший, с водой. – Твой обычный рацион.
Забрасываю таблетки в рот, запиваю водой, проглатываю без малейших чувств. Открываю рот, показываю, что нигде ничего не спрятано.
— Молодец – он распрямляется, оглядывается, подходит к двери моей палаты и закрывает ее, затем возвращается ко мне. – Ты спи пока. Мы тебя ночью заберем.
Он достает из кармана пачку, выщелкивает одну таблетку.
— Выпьешь через 20 минут. Оно тебя как раз разбудит к нужному времени.
— Сколько сегодня будет?
— Не знаю.
Он уходит. Дверь закрывается. Я жду, когда за дверью все затихнет. Потом достаю из личных вещей неприметную, типично бабскую книжку в мягком переплете. Открываю ее, и из выреза в страницах достаю небольшую коробочку с отсеками для лекарств на каждый день.
«Энергетик» кладу к таким же. Теперь их пять штук. Запихиваю пальцы под верхнюю часть губы, у самого края щеки, и осторожно достаю оттуда якобы выпитые лекарства. Они почти не повреждены слюной. Бережно пакую их в небольшие клочки бумаги, вырванные из все той же книги, и складываю в отведенные отсеки.
Они хотят меня вылечить? Х-ха!
Родители хотят сделать из меня что-то другое, что-то свое, что будет подчиняться законам их мира? Х-ха!
Выдать меня замуж за скучного принца? Сделать из меня инкубатор для внуков? Х-ха!
Скоро моя комбинация сложится, и все будет кончено, раз и навсегда. Нужно лишь немного потерпеть.
Ложусь на бок. После мыслей о скором избавлении, мне становится легко. Я быстро засыпаю.
Это моя старая привычка. Еще с ранних лет я знала, что, дав себе установку проснуться в какое-то время, я встаю четко по биологическим и общепринятым нормам времени.
Я уже сходила в туалет, умылась и теперь сидела в ожидании. Он, как это всегда бывало, был очень пунктуален.
— О, уже не спишь – дверь открылась, он зашел ко мне в палату. — Вот, переоденься.
— А что не так с пижамой?
— Ты в ней скучная.
Здрасте, приехали. Шесть раз была нескучная, теперь резко поскучнела. Трусы, аля келвин кляйн или около того, что так модных у инста шлюх, и сплошная джинса. Ну, ладно уж.
— Долго меня еще будут пытаться вылечить кнутом и членом?
— Пока ты не приползешь к своим родителям на коленях и не запросишь пощады – санитар пожал плечами.
— Совесть не мучает каждый раз водить меня на растерзание?
— Ну, я клятву Гиппократа не давал, да и приплачивают мне за тебя хорошо.
— А если со мной что-нибудь случится?
— Это было бы большим упущением, но что с тобой может тут случиться – он достал из кармана небольшой пакетик. – А если вдруг что, я быстро тебя успокою.
Я пожала плечами, молча разделась, так же молча оделась.
— Идем?
— Дамы вперед.
Он удостоил меня небольшого шлепка.
Гинекологическое кресло стояло на своем привычном месте. На него уже навинтили фиксаторы для моих ног и рук. Рядом стоял столик с разложенными на нем липучками и тянущимися от них проводками. Это шокеры. Их потом разместят у меня на ногах, руках, сосках, между ног, на голове, на шее. Будут лечебно, воспитательно профилактически лупить током, как в старые добрые времена, когда умели лечить только так или окунанием в ледяную воду. Лупить током будут, пока вся не обдрыстаюсь, чтобы была сама себе противна и захотела домой, под крыло к папочке. Шесть раз мы это дело уже проходили, пройдем еще разок.
Помимо экзекуционного стола, в комнате было несколько камер, которые фиксировали кресло с разных ракурсов. Ну ясно, старые педики будут снимать порно, потом дрочить, а может и заработают копейку на продаже. Или мой папа прикупит себе для личных нужд. Будут трахаться с мамой под мучения любимой дочурки.
Конечно же тут был мой тюремщик-санитар, и еще два перца. Один в брызгозащитном халате, эдакий дознаватель. Ему бы самому мозги подлечить. Насмотрелся всякой бурды, и косит теперь под врача-маньяка. Замыкающим в троице мудаков был всезнающий профессор Булкин. Невысокий, толстожопый очкарик с вечно маслянистыми глазами, и такими же руками. Фамилия у него под стать его ожиревшей заднице. Хотя, я бы назвала его Свиноматкин.
Весь прочий окружающий меня фон, помимо вышеперечисленного, был забит трепом мудаков, коих сюда набрали, как желающих бесплатно прокинуть пару палок в давалку, которая, будучи прикованной к креслу, стерпит все ради науки и собственного выздоровления.
После последнего такого группового налета на мою сущность, я почти неделю не могла ходить, все время спала под препаратами и была укутана в памперсы, как маленький ребенок. Они хотят это все повторить? Ну-ну.
Эти все вокруг, почему они всегда голые? Смотрят на меня так хищно, будто не выебать хотят, а просто разорвать и сожрать. Еще дрочат на меня эти свои письки. Фу! Мудаки и козлы, нечего больше сказать. Кто вообще находит такое поведение мужчины сексуальным?
Какой смысл был переодеваться, если меня тут же раздевают, мостят на кресло и плотно притягивают ремнями.
Почти сразу подходит и первый, готовый присунуть.
— Ох и позабавимся же мы с тобой, с
учка.
Позабавитесь? Ну-ну, дайте себе волю. Языком достаю из той же нычки за щекой НЗ для таких случаев. Быстро раскусываю капсулу и проглатываю. Я немного потерплю тебя мудак, первые минут пять. Его толстые, потные пальцы небрежно второпях смазывают меня между ног. Он пристраивается и протыкает меня. Ай, как же больно! Член растягивает мое неподготовленное влагалище, продираясь в меня.
— У, тугая сучка! И не сказал бы, что регулярно на проебе бываешь!
Тик-так, тик-так. Часы на стене отсчитывают секунды. Мир становится туманнее. Я перестаю ощущать свое тело, ухожу куда-то. Все выглядит так, будто я призрак, наблюдающий как банда тестостеронных самцов по очереди насилует хрупкую девушку, привязанную к гинекологическому креслу.
Не знаю, сколько времени прошло. Кажется, уже утро. За окном светлеет. Я вся в сперме. Физиологическое отверстия для продолжения рода и такое же чуть ниже, но для избавления организма от последствий еды, рыздолбаны до невозможности. Из них капельками подтекает кровь, будто меня впервые трахнули, и я больше не девственница. Мой живот и грудь весь в маслянисто-кровавых отпечатках рук тех, кто драл меня все эти несколько часов. Меня бьют током, но я ощущаю лишь подергивания своего тела. Либо препарат все еще действует, либо меня уже просто доконали током.
Нет, еще не доконали, но уже скоро.
Спустя какое-то время я будто просыпаюсь ото сна. Живот сводит болью, из меня льет все что только может литься из человека, когда его одолело отравление.
Как интересно из меня еще рассчитывают сделать инкубатор, после таких-то пыток? Кому я буду нужна такая? Но я-то знаю. Эти суки эскулапы меня потом в норму приведут! Конфетка буду, всем на загляденье. В подвенечный фантик только завернуть, и муж будет разворачивать до конца жизни.
Укол, и я исчезаю. Просыпаюсь. В палате темно, только горит лампа возле стола моего извечного наблюдателя. Тела нет, только сонный мозг, с вяло плавающими мыслями и несуразными попытками вспомнить, что же было. Ох уж эта человеческая природа. Сбоку, покачиваясь от небольшого сквозняка, болтается капельница. Мрачно кошусь на нее и закрываю глаза. Я слишком измучена, чтобы бездельничать в этом раздолбаном теле. Сознание быстро уходит в мир грез.
Прошло две недели. Я снова конфетка. Снова сижу на своей кровати, в своей пижаме. Мой надсмотрщик, санитар, стоит в дверях с очередной порцией таблеток и воды. Ночью опять будет их вечная игра. Родители были в начале недели. Так иронично надменно спрашивали, не хочу ли я попросить прощения и снова войти в семью. Обещали, что меня сразу же заберут отсюда и я снова стану принцессой. Принцессой? Ну-ну.
— Тебя устраивает твоя жизнь? – санитар смотрит мне в рот.
Сегодняшнюю дозу я выпиваю честно, ничего не утаивая.
— Нравится каждый раз проходить через грязь?
Я молчу. Зачем мне что-то отвечать. Сегодня я уйду. Меня больше никто не будет беспокоить, вписывать в свои планы, истязать мое тело или пытаться выковать из моей души магнитик для своей коллекции на холодильнике.
Он улыбается.
— Ладно, до встречи ночью.
Он уходит. Я молча достаю свою книгу. Свою последнюю книгу, отдушину из этого мира, свой золотой билет Вилли Вонки.
Один парень из седьмого отделения рассказал мне, как собрать «золотой покер». Знаете, такая комбинация из четырех тузов и джокера. Вот и у меня тоже «золотой покер» — четыре типа препаратов, которые в смеси друг с другом дадут интересную реакцию. И «джокер», тот самый «энергетик», который станет катализатором, и отправит меня в сладкий мир, где нет всей это грязи и мрази.
Он был добр ко мне. Он рассказал, как прятать, как собрать нужную коллекцию, как и в какой последовательности пить. Нас оставили ненадолго в небольшой комнатке для терапии арома травами. Там я благодарно отдалась ему на полу развалившемся кресле. Он насыщался мной. У него давно не было секса. У меня бывал регулярно, каждые две недели. Секс с ним был единственным интимным удовольствием за последние полгода. Один, единственный раз.
Мы прощались. Нас разводили по нашим блокам. Мы смотрели друг другу в глаза и улыбались, как двое сокамерников, которые знают, что расстрел скоро и они больше не свидятся.
— Пусть тебе будет хорошо там, в твоем, другом мире.
Тогда он махнул рукой. Я знала, что он тоже уйдет. Он ушел раньше меня. Об этом знала вся больница. Кажется, даже приезжали какие-то СМИшники. Не было грусти и печали, я радовалась за друга, за мимолетного сладкого любовника, который смог вырваться, разомкнуть замкнутый круг, разорвать на части вечно грызущего свой хвост Уробороса.
Я отправляла таблетки в рот в нужной последовательности, делая паузы и набирая концентрацию препарата в организме. Вот и последняя порция, остались лишь «джокеры».
Мы целый день бегали по садам. Голые, веселые и беззаботные. Занимались сексом, а потом просто, долго и страстно любили друг друга. Змей-искуситель тягостно вздыхал над нашими головами, и лишь ползал, иногда сбивая большие, красные, вкусные яблоки нам на голову. Иногда мы их ели, иногда нет. Змей лишь продолжал вздыхать.
Вчера мы нашли какую-то закоряку-заковыку. Оно подняло массивную голову и сказало, что очень надоедает целую вечность кусать себя за хвост. Оно назвало себя Уруборос. С ним очень интересно болтать, слушать его длинные захватывающие истории о каких-то неведомых существах, именуемых людьми. Кажется, их жизнь такая магическая и полна приключений.
Я не знаю, кто он. Я не помню, кем или чем была я до того, как оказаться здесь. Я чувствую, что он мне близок. Возможно был близок когда-то, до всего этого. Мне хорошо с ним. Я люблю его.
Я сидела на облаке. Он неслышно появился у меня за спиной. Присел, обнял меня. Такой теплый. Согрел.
— Что ты сегодня делала?
— Пакостила.
— Людям?
— Людям.
— Зачем?
— Чтобы Уроборосу было, о чем рассказывать.
— Я хочу тебя – он поднял меня в воздух. – Под нашим любимым деревом. Хочу тебя всю, без остатка.
2 497
Загрузка...
