Поймёт меня тот, кто сам вырос в неблагополучной семье. В обществе считается, что оба родителя, пусть просто номинальные, но оба важны для ребёнка. Никто никогда не задумывался, чего хотят сами дети. На самом деле, для ребёнка важно не столько наличие обоих родителей, сколько атмосфера, в которой он растёт. Цинизм, язвительность, скандалы, пьянки, измены, и прочее, и прочее, неизменно приводят к формированию всевозможных комплексов. Понятия «хорошо» и «плохо» перепутываются, особенно по отношению к себе. Глубокие пороки не кажутся такими уж порочными, а лёгкая оплошность может быть раздута до размера смертного греха. Трудно сказать, легче ли тем детям жить или труднее по сравнению с выходцами из «благополучных» семей, раз они с детства видели негативные стороны жизни. Всё равно нет никакой гарантии, что семейный опыт поможет сделать правильный выбор и не допустить ошибок как в отношении других людей, так и в отношении себя самого, но неизменно то, что он сильно влияет на наши дальнейшие поступки.
В такой семье росла и я, снаружи — видимое благополучие, а внутри — гниющая труха. Росла, приобретая свой собственный набор всевозможных комплексов, веря в «неправильное» и понятия не имея, что такое «правильное». В 12 лет я знала, что рассчитывать могу только на себя. В 17 — была уверена, что мне никогда не полюбить, поскольку не могу доверять людям. Для себя я решила, что если когда-нибудь и выйду замуж, то это будет брак по рассчёту, подстроиться смогу под любого, если только он не будет применять насилие. А если и не выйду замуж, но захочется ребёнка, всегда можно усыновить одного или даже двух из детдома. А секс… Секс — грязная похоть, без которой я могу запросто обойтись, не смотря на то, что сама прямиком происхожу из рода бабников и шалав. В крайнем случае, если понадобится, научусь. Училась я всегда хорошо, научусь и этому, тем более, что теоретическая информация поступала в массы уже без проблем, и читала я всё, что попадалось мне под руку.
Кто сказал «гены не клопы — не передавишь», был абсолютно прав. Раньше или позже сказались и мои гены. В 19 мне приспичило узнать на практике, что такое «оргазм», о котором все кричат на каждом углу. Неужели оно того стоит? В памяти хранились детские игры и эксперименты, и тело помнило «приятно», но не более. Именно в этот момент непонятно с какого переполоху родитель вдруг озаботился моим половым воспитанием, вообще повёл себя несколько странно, чем удивил, и даже испугал. В одно воскресенье он вручил мне видеокассету с каким-то порнофильмом.
— Это лучшая эротика, на которой нужно учиться сексу. Иди смотри.
— Что, прям сейчас?
— Прям сейчас.
Кто же откажется смотреть порнуху, если дают зелёный свет? Конечно, я сразу же посмотрела, впечатлилась, намотала на ус, и впоследствии на протяжении нескольких лет усердно пользовалась той кассетой в процессе самопознания.
19 летний возраст стал важным ещё в том плане, что именно тогда на меня снизошло озарение: Цинизм и язвительность — это всего лишь кокон, за пределами которого существует гораздо больший мир, где есть добро и понимание, человеческая поддержка и нормальные отношения. С того момента началась кропотливая, трудоёмкая и очень нелёгкая работа по выкорчёвыванию из себя «я никому не нужна — я не достойна — я ничего не могу — зачем я здесь» и замене на «я человек — я имею право на ошибки — меня есть за что уважать и любить — у меня будет всё, что я хочу». Любые ведь отношения начинаются прежде всего с себя.
Так я дожила до двадцати двух лет, невысокая стройная блондинка с точёной фигуркой, прямой спиной, гордой посадкой головы, пепельно-пшеничной густой косой ниже пояса и светлыми голубовато-зеленоватыми глазами. Занималась самосовершенствованием, тусовалась с подругами и отшивала парней, посмевших посягнуть на моё личное пространство, пока однажды, помогая отцу с какими-то документами, не подняла голову и не увидела его. И удивилась, что он, красивый, высокий, изящный мужчина лет тридцати пяти, здесь делает. Удивление было написано и на его лице, это кто такая. Он приехал в командировку с сотрудницей-коллегой и был очень занят, но каким-то образом умудрился пригласить меня на прогулку. Коллега, женщина за тридцать, вероятно, имела на него какие-то виды, сразу почувствовала неладное и стала бросать на меня неприязненные взгляды.
В командировке он пробыл всего пять дней, за которые мы смогли пару раз погулять и посидеть в кафэ. Мы много говорили и казалось, что знаем друг друга очень давно. Он никогда не был женат, был умён и весел, и сумел каким-то образом расположить меня к себе. Более того, я совсем не чувствовала нашей разницы в 13 лет, частенько возникало ощущение, что разговариваю с задорным мальчишкой. Первый раз меня к кому-то потянуло, захотелось сблизиться и впустить кого-то в свой мир. Он взял у меня номер телефона и адрес, сказал, позвонит и напишет, и уехал. А я сидела на лекциях и думала: «Что это было?» и «Будет ли что-нибудь дальше?» Разве можно ожидать чего-то от заезжего командировочного? Вряд ли.
Через неделю он позвонил. Потом ещё раз. Мы проговорили всю ночь, под конец он пригласил меня в гости: «Ты ведь здесь никогда не была, приезжай». Ответив, что подумаю и перезвоню, я положила трубку. Ехать девушке в гости к одинокому мужчине — это не школьные танцы на пионерском расстоянии, готова ли я? А будь, что будет, попробуем. Я перезвонила: «Могу приехать на пару дней, но … у меня никого ещё не было… хотелось бы так и оставить…» Удивился: «Да? Хорошо, обещаю, будет, как ты захочешь. Приезжай.» И я, дав родителям какую-то отмазку, поехала. Оказалось, он недавно купил небольшую двухкомнатную квартирку, ещё не успел её обставить. Практически, всю спальню занимала огромная двуспальная кровать, что наводило на определённые мысли. Во второй комнате было два кресла с небольшим столиком посередине и телевизор. Был ещё большой мягкий ковёр, на котором мы и провели всё время. Мы опять много говорили, а ещё много целовались. Ему было трудно, но он не перешёл границы и сдержал обещание.
Время тикало, ещё чуть-чуть, и пора садиться на поезд домой. В последние полчаса он придавил меня к ковру, зажал запястья, приковал мой взгляд и сказал: «У меня совсем нет времени. Я тебя люблю. Выходи за меня замуж.»
Волшебное слово «жениться». Почему-то, когда его произносит женщина, мужчина испаряется, как будто его там и не было. Если же слово говорит мужчина, женщина просто обязана чувствовать себя осчастливленной. Может с большинством женщин так и происходит, а мне стало страшно, к горлу подкатила тошнота. Зачем всё портить? Куда торопиться? Мы же совсем не знаем друг друга! Как он может быть уверен, что любит? И я же не верю в любовь! Или верю?… Мысли роились, собирались в кучу, разбегались в разные стороны и путались. Я смотрела в его глаза и вдруг поняла, независимо от того, что произойдёт через три месяца, или три года, или в конце жизни, срастётся — не срастётся, а сейчас я хочу теряться в этих глазах, ощущать эту тяжесть на себе и таять от этих поцелуев. И всё остальное тоже хочу.
— Мы можем просто пожить вместе и лучше узнать друг друга?
— Согласен, — кивнул головой и накрыл мои губы своими.
Вскоре под монотонный стук колёс я думала о том, как сообщить новость родителям.
Жизнь не была бы жизнью, если бы всё было так просто. Как и ожидалось, дома разразились бури с громами и молниями… В какой-то момент стало так плохо, что я подумала «не судьба», приготовилась собирать сердце по крупинкам и слегла с высокой температурой. Через неделю, оклемавшись, поднялась с постели и решила, буду бороться. К тому моменту все долги были подтянуты и академотпуск в университете оформлен. Дав родителям кровную клятву скреплённую слезами, что как только, так сразу вернусь, уместив все свои пожитки в один чемодан я села в поезд.
Попутчица оказалась женщина в два раза старше меня, очень приятная собеседница. Мы болтали обо всём кроме того, куда мы едем, и я рада была отсутсвию личных вопросов. Рассказывать о личном не хотелось. Выходили на одной остановке. Он встречал на перроне с букетом белых цветов. Попутчица глянула на него, посмотрела на меня с пониманием и одобрением, кивнула и пошла прочь. До сих пор ей благодарна за тот взгляд, он меня поддержал, потому что было страшно. Для меня начиналась новая жизнь.
Спать мы начали сразу же вместе. Он целовал бесконечно и гладил, но дальше не заходил. И мне, сильно возбуждённой, абсолютно влажной, с гулко бьющимся сердцем было непонятно, что же его останавливает. На третий день я не выдержала, потянула его на себя.
— Уверена?
— Да.
В следующее мгновение перевернул меня на живот, накрутил мою полураспущенную косу на свою руку, прижал запястье другой рукой и толкнулся сзади раз… другой… на третий вошёл полностью. Ощущение, что тебя протыкивают шилом где-то там глубоко внутри. Дальше было просто трение. Подвигавшись несколько минут, кончил, завалился на бок, притянул меня к себе и заснул. Хорошо, что тогда не зациклился на моём удовольствии, мне было не до того. В тот момент хотелось просто полежать и подумать о своём, девичьем, что я и сделала, пока сама не заснула.
А дальше понеслась череда ночей и дней. Ночей, когда мы пили друг друга, любили и учились дарить и получать наслаждение. И дней, когда мы притирались друг к другу и вели себя как пара с солидным семейным стажем или наоборот. Не знаю, где он брал силы подниматься утром на работу, я свои глаза разлепить не могла до полудня. Когда же, наконец, вставала, то много ходила, изучала новый город, прощупывала возможность перевода в местный вуз или возможность работы. Домой приходила к его возвращению и ждала его в короткой юбке и лёгкой блузке без нижнего белья. Вечером перед телевизором принимались позы максимально облегчающие доступ к стратегически важным местам. Помогала и девичья память. Уйдя в душ, я могла забыть полотенце или что-нибудь другое, а поскольку халатов принципиально не ношу, выходила совершенно голая, дефилировала у него на глазах к шкафу, брала нужную вещь, иногда и с нижней полки, и с тем же сосредоточенным видом дефилировала обратно. Его голова поворачивалась за мной, как подсолнух за солнцем, он выходил и в коридор, чтоб проводить меня глазами до самой двери ванной комнаты. Да и вообще, не заставлял себя упрашивать и распускал руки, как и положено мужчине, дорвавшемуся до желанного девичьего тела. Всё это было так ново и волнующе. Хотелось ощущать его руки на себе постоянно. От одной мысли о его пальцах внизу включалась стиральная машина. Я напоминала себе ребёнка, который зимой мечтал, что когда-нибудь придёт лето, и он поедет на море. И вдруг случилось. Ребёнок стоит перед водой и понимает, вот она — сказка. Можно просто стоять пальчиками в воде, а можно забежать с разбегу, можно нырять на глубине, а можно прыгать через волны. Можно всё…
Как-то в одну из суббот с трудом продрав глаза к позднему утру после долгой бессонной ночи, мы решили погулять. Погода стояла отличная. Хотелось побродить по улицам, поесть мороженого, поглазеть на ребятишек, играющих на площадках, самим покататься на качелях. Я намарафетилась, одела любимое платье и стояла перед зеркалом, крутила плойкой завитушки.
— Мммм, девушка с плойкой, что может быть лучше для мужчины?
— Чем это девушка с плойкой лучше, чем девушка без плойки?
— Ну, у тебя же руки заняты. Я могу делать, что хочу, и ты не можешь меня остановить.
Тут же подтверждая свои слова действиями, он подходит сзади и начинает легко поглаживать бока, бёдра, поднимаясь к груди. Целует шею, слегка покалывая усами линию волос. И правда ведь, ничего не могу сделать. Если брошу завитушку, не докрутится, придётся перекручивать. Скрепя зубами, не двигаюсь, продолжаю держать свою злополучную завитушку. А он, ухмыляясь, продолжает целовать шею и нежно сжимать грудь.
— Пощади, — смеюсь, — мне же надо докрутиться.
— Ты крутись, крутись, я тебе не мешаю.
Пару секунд пытаюсь продолжить начатое. Всё. Плевать на завитушки. Выдергиваю шнур из розетки, кладу плойку, поднимаю подол и стаскиваю платье через голову. В зеркале отражается девушка в трусиках и лифчике и сзади неё мужчина, целующий её в шею. Мгновение спустя лифчик — над грудью, вместо него руки, нежно сжимающие выпуклости. Ну как тут не поднять свои руки, не провести сзади по его затылку…
Поворачивась к нему, начинаем целоваться, лифчик куда-то девается, трусики сползают к полу… В следующее мгновение опускаюсь на колени… Проносится мысль глянуть в зеркало, но некогда… Через пару минут он тянет меня за плечи наверх. Поднимаюсь. Берёт на руки и кладёт на кровать… И вот я уже на спине, и ноги, кто знает где, то я их вижу, то нет… Картинки меняются как в старом чёрно-белом фильме. Теперь я на четвереньках, он сзади медленно входит, и выходит, опять входит и замирает. Если и есть в сексе у кого какая фишка, то у меня это «медленно». Когда ощущаешь в себе эту заполненность медленно выходящую и тянущую за собой все жидкости, ниточки, нервы, и кто его знает, что ещё… могу так стоять бесконечно, не видя и не слыша ничего, находясь в космическом полёте во вселенной без конца и начала, без времени и пространства… Рано или поздно моё «медленно» заканчивается, жизнь берёт своё, темп ускоряется. Вот он долбит уже так, что мне приходится упереться в изголовье кровати, иначе потеряю равновесие. Руки его гуляют где можно и где… можно. И пальцы, от которых могу запросто кончить и так, пальцы работают. Эти пальцы в сочетании с другими частями… гмм… частью тела — могут взорвать и бомбу. И меня взрывает, накрывает волной, выгибает, протряхивает и выжимает так , что на несколько секунд я теряю способность дышать. Когда же обретаю её вновь, всё что могу, это сползти на живот и растечься лужицей. А ему-то только этого и надо, любимая поза. Он продолжает двигаться, иногда замедляет темп, дрожит… Суёт свой большой палец мне в рот, язычком гуляю по ногтю, сосу. Неужели он до сих пор контролирует ситуацию? Проверим. Приподнимаюсь на руках и прижимаюсь к нему спиной, грудь торчит, как у обнажённой русалки на корме корабля. Немедленно сжимает соски, тянет… Два движения, и вот он уже дышит тяжело мне в ухо. Внутри горячий прилив, который сильно притупляет чувствительность, но приносит удовлетворения не меньше, чем всё остальное. Он тяжело опускается на кровать рядом со мной. Мыслей нет.
Долго ли коротко ли, мы-таки пришли в себя и решили-таки пойти погулять, как и планировали. Сбегала в душ, постаралась осторожно исправить причёску, чтоб не перекручиваться. Ушёл в душ он. Кричит из ванной:
— Милая, у нас пластырь есть?
— Да был, кажется, в аптечке. Зачем?
Выходит из душа, садится на кровать.
— Я коленки натёр.
Опускаюсь перед ним на пол, рассматриваю его коленки. И правда. Не просто натёр, а стёр верхний слой кожи.
— Как это ты умудрился?
Смотрю ему в глаза. Там танцуют чёртики. Пару секунд пытаемся сдерживаться, но не получается. Хохотали мы несколько минут. Хорошо, что есть такая вещь, как штаны. Ими можно прикрыть все случайности и неслучайности. А вот наши глупые улыбки, не слезающие с лиц по поводу и без, прикрыть было нечем, да и не хотелось. Мы просто были счастливы.
Через полгода он сказал, расписываемся. И мы расписались.
410
Загрузка...
