Каждый из нас однажды должен познать, что в мире есть правила выше нас. Я познал это, когда мне было восемь лет. Сейчас мне двадцать шесть, но я до сих помню тот случай.
До восьми лет я не знал своих родственников по линии отца. Они жили в другом городе, и об их существовании я знал только понаслышке. Я познакомился с ними, когда однажды летом мы с отцом поехали к ним в гости. Нас приняли очень тепло, и там я познакомился со своей тетей Людой, ее мужем Иваном и их дочерью Женей.
Евгении в то время было семнадцать лет: окончив школу с медалью, она готовилась к поступлению в университет. Высокая Женя с короткими русыми волосами в тонких очках показалась мне настолько взрослой, что я никак не мог воспринимать ее как сестру: она казалась мне тетей или просто родственницей. С самой первой минуты меня удивила ее серьезность: Евгения сидела в шезлонге с книгой, вытянув вперед тонкие ноги. Мой отец сразу пошутил по поводу ее постоянной учебы. Женя улыбнулась краешками губ и со вздохом отложила книгу.
— Только учится постоянно, — пошутил мой дядя, глядя на усыпанную плодами яблоню.
— Да я в апреле ей книгу послал к дню рождения, — улыбнулся папа.
— Да, спасибо, дядя Саша, — уже теплее улыбнулась Женя.
— Ты же у нас в День космонавтики родилась! – засмеялся отец.
Дело было за городом — на даче у наших родственников, поэтому мы сразу пошли есть за общий стол под большую раскидистую грушу. Женя, не выпуская из рук книгу, пошла вместе со всеми. Не знаю почему, но в ее присутствии мне сразу стало как-то неуютно. Дядя и тетя весело смеялись, а вот Евгения казалась мне какой-то слишком строгой. Я почувствовал в ней что-то такое, от чего мне стало неуютно. Глядя на качающееся короткое голубое платье Жени, я вдруг подумал, что не хотел бы остаться с ней один на один за столом. Это было странно: ведь Женя не сказала мне еще ни слова.
Я рос балованным ребенком, которому родители позволяли абсолютно все. Едва сев за стол, я начал капризничать, что не хочу и не буду есть суп. Теперь мне самому противно вспоминать, как отец при всех умолял меня съесть хотя бы несколько ложек супа. Я, давясь и заедая хлебом, съел несколько ложек. Затем я с ногам залез на деревянную скамью, сказав, что мне так удобно сидеть. Мои родственники потакали моим капризам со смехом, как вдруг я обернулся и столкнулся с пристальным взглядом голубых глаз Евгении.
Не знаю почему, но меня пробежал на душе холодок. В этом взгляде было что-то такое, от чего мне сразу захотелось сесть ровно. Но я, естественно, не мог это сделать! Иначе все подумают, что заставили меня. Подумав немного, я минут через пять сам опустил ноги.
После обеда я стал лазить по саду. Меня жутко раздражало, что отец не обращает на меня внимания, и я даже умудрился сломать ветку абрикоса.
— Что же ты творишь! — крикнул отец. — Извинись сейчас же!
— Да не страшно, не страшно, — ответила тетя. — Она и так почти сломана.
Я пробормотал извинения. Затем, обернувшись, снова столкнулся со взглядом сестры. Она ничего не сказала мне, но критически и немного насмешливо осмотрела с головы до ног. От ее взгляда мне снова стало неуютно. Даже трава вокруг показалась невыносимо зеленой…
Наконец, мы пошли на речку. Дядя с тетей шли сзади; отец с Евгенией впереди. Сестра весело рассказывала ему о жизни. Я узнал, что Женя хочет стать химиком и заодно занимается спортивной гимнастикой, имея разряд кандидата в мастера спорта. Глядя на траву, я с неудовольствием подумал, что она очень сильная.
— А как ты учишься? — спросила Женя, пристально глядя мне в глаза.
— По-разному, — махнул рукой отец. — Есть и пятерки. Есть и трояки…
— Да? — сестра снова критично осмотрела меня. Я вспомнил, что она окончила школу с медалью, и почувствовал легкую злость.
На реке все было как-будто замечательно. Мы плескались, а потом загорали. Отец учил меня плавать, и я барахтался в воде, пока он держал меня под животом. Однако я украдкой наблюдал за сестрой. Не знаю почему, но я украдкой наблюдал за сестрой. Меня безумно злило, что она так красиво плывет от берега до берега. Ее темно-синий купальник и темные очки от солнца казались мне особенно противными. И еще мне казалось, что Женя тоже наблюдает за мной. В присутствии сестры я чувствовал себя противным маленьким ребенком.
Два дня все было замечательно. На третий день произошло неожиданное событие. В огороде у тети Люды рос репчатый лук. Воодушевленный игрой, я поломал добрую половину грядки на «средневековые луки» — я ведь играл в «Айвенго»! Отец отругал меня, называя здоровым балбесом, и только тетя Люда, качая головой, сказала, что ничего страшного не случилось. Зато на речке я, спрятавшись за машину, услышал разговор отца с сестрой:
— Дядя Саша, нельзя же так… Он вам на шею сядет скоро! — Они как раз сидели, загорав на брезенте.
— Ну мы его ругаем… — махнул рукой отец. — Ну а что с ним делать?
— Я бы ему ремня дала за такое! — сказала Женя.
— Вот будут свои дети — поймешь, — вздохнул отец.
Я почувствовал ярость. Ни разу и никто не смел меня даже шлепнуть, а тут какая то вооброжуля смеет размышлять о том, не дать ли мне ремня! От злости я зафырчал и пошел к опушке леса. «Совсем обалдела!» — подумал я. Конечно, я знал, что никто и никогда не позволит этой Евгении прикоснуться ко мне. Но всё же на душе стоял неприятный холодок. Какой-то голос подсказывал мне, что с такой сестрой все так просто не закончится.
Через два дня родные уехали в город, а я остался в доме с Евгенией. Она занималась в своей комнате. Я осторожно попытался прокрасться на кухню, чтобы стащить в холодильнике кусок колбасы, как вдруг споткнулся и облокотился на стол. Масленка рухнула и разбилась на мелкие кусочки. Я чертыхнулся, лихорадочно размышляя, нельзя ли списать произошедшее на котов, как вдруг в дверях появилась Женя.
— Разбил? Не ребенок, а наказание! — вздохнула она, поправив очки.
— Я не хотел… Случайно… — пробормотал я.
Ее короткое желтое платье и длинные голые ноги казались мне неприятными.
— Выдрать бы тебя ремнем, ей-богу! — фыркнула Женя, взяв веник и совок.
— Попробуй! — с вызовом сказал я. Что-то взыграло во мне, и я решил ей надерзить.
Евгения прищурилась и посмотрела на меня сквозь стекла очков.
— В свое время — обязательно выдеру, — сказала она тихо и строго. — Ты дождешься!
Я показал ей язык и убежал во двор, но на душе было противно. И потому, что я все-таки виноват в этой истории с масленкой. И потому что… Потому что было во взгляде сестры такое, что казалось мне опасным. «Попробуй, тронь!» — сказал я себе с вызовом. Но какой-то голос внутри говорил, что все не так просто.
На следующий день Евгения уехала в город, чему я был несказанно рад. Мы благополучно вернулись домой, и я почти не вспоминал о сестре-воображале почти месяц. Все изменилось в один августовский день. Родители решили поехать на море. Обычно меня оставляли с бабушкой, но она умерла в прошлом году. Неожиданно отец предложил:
— Слушай, давай его оставим на две недели с Женькой?
— С Евгенией? — удивилась мама.
— Ну, да. Она взрослая девушка и сейчас вполне свободна. Пусть поживет с Алексеем, последит за ним.
— А что, хорошая идея! — подтвердила мама. — Если Женя согласна…
Я почувствовал, как стены поплыли у меня перед глазами. Мне предстоит жить две недели с сестрой зазнайкой? Я вздрогнул.
Однако мое сопротивление было бессмысленным. Сестра приехала через день с чемоданом. Я с неприязнью смотрел, как в нашем доме появились все предметы ее обихода: кипа туфлей и босоножек, платьев, духи и даже шляпка. Противная сестра оказалась куда большей модницей, чем моя мама. Родители сразу выделили ей главную комнату. После объятий и прощаний, они пошли вниз к такси.
— Женя, будь с Лешей построже, — сказала мама.
— Не волнуйтесь, тетя Ира, он у меня будет, как шелковый, — улыбнулась сестра.
Едва закрылась дверь, Евгения повернулась ко мне и сказала совсем другим тоном.
— Теперь смотри и запоминай. Две недели тебя воспитываю я. Если ты будешь вести себя нормально, все будет хорошо. Но если будешь наглеть, то выпорю! Причем сильно.
— Меня нельзя пороть! — презрительно выпятил я нижнюю губу.
— Да? — Женя посмотрела на меня поверх очков. — А мне кажется, что очень даже можно… И не думай, что я шучу! — повернулась она и пошла в зал.
Я скорчил ей вслед гримасу, но мысль о том, что я теперь в ее власти была не самой приятной. Я поплелся в зал и включил телевизор, ища мультики. Сестра зашла ко мне через полчаса. Из-за жары она была в коротком белом платье и босиком. Посмотрев на меня, она холодно протянула мне листок:
Завтрак: 8.00 — 8.30
Обед — 14.00-14.30
Ужин — 20.00
Отбой — 22.00
Дозволительное время прогулок — между ними.
— Но я так не привык! Я не привык вставить летом до десяти! — сказал я.
— Ты валяешься в постели до десяти утра? — с удивлением посмотрела на меня сестра.
— Летом имею право! — посмотрел я на нее с вызовом.
— Дело твое… — пожала плечами Евгения. — Тогда, уходя, я буду оставлять тебе завтрак. Мне надо будет уходить в бассейн!
— В такую рань? — удивился я.
— Не всё же такие лежебоки, как ты! — посмотрела сестра на меня в упор. — Гуляй, сколько хочешь, но сообщай мне, куда пошел. И до восьми быть дома!
— Щас! — фыркнул я с вызовом.
Женька пристально посмотрела на меня.
— Не «щас», а делать будешь, как положено. Запомни это!
Терпеть тиранию этой воображалы я не собирался. Тем более, что она сразу села за телефон и стала болтать со знакомой Машей, которая жила в нашем городе. Кажется, они обсуждали планы на ближайшие дни. «Вот и хорошо», — подумал я. Решив твердо показать этой нахалке, кто в доме хозяин, я решил прийти после девяти вечера. Пусть знает, что я прихожу домой, когда хочу, и следовать ее великим правилам не собираюсь.
Домой я вывалился ближе к десяти: все это время мы с приятелями бегали по соседним дворам. Кое-кто завидовал мне, что я остался совсем один без контроля. А сестра… Ну это так, чисто формально, считай, что никого. Храбрясь, я заявил, что при сестре могу делать, что хочу. Что ее задача — только следить за домом. Гордый сам собой, я возвращался домой к десяти. Как вдруг заметил, что Женя сидит на скамейке у подъезда в коротком синем платье и балетках.
— Явился? — прошипела она. — Где же ты шлялся?
— Что значит, шлялся? — возмутился я. — Я прихожу, когда хочу!
— Я тебе говорила приходить до восьми? — сестра, взяв меня за руку, потащила в подъезд. Черт, у нее, оказалось, жесткая хватка.
— Я не обязан подчиняться твоим дурацким правилам! — фыркнул я.
Лифт остановился, и мы вышли на лестничную клетку. Женя остановилась и посмотрела на меня в упор.
— Ах, не обязан? В таком случае, придется принять особые меры! Кое-кого сегодня вечером ждет хорошая порка. В назидание на будущее, — сказала она.
— Порка? — засмеялся я, войдя в прихожую. — Порка? Да кто ты такая, чтобы….
Я не договорил. Через пару минут в прихожую вернулась сестра. К моему ужасу у нее в руках был черный ремень отца. Я дико посмотрел на ее синее платье, затем на маленькие босые ноги (из-за жары Женька не стала надевать тапки).
— Ты что, серьезно? — спросил я, глядя на ремень.
— Серьезнее некуда, — Женька легко и с удовольствием размяла его в воздухе. — Знаешь, какую он хорошую дает трепку? — улыбнулась она.
— Меня никогда не пороли! — заорал я.
— Что же, восполним этот пробел в твоем воспитании, — сказал Женя.
Взяв меня за руку, она пошла в соседнюю комнату. Я с изумлением смотрел, как мелькают ее маленькие ноги, все еще не веря в реальность происходящего. Я попытался вырваться, но где мне, хиляку, было тягаться с сестрой, делающей сальто на бревне и повороты на брусьях. Мгновение спустя моя голова оказалась зажатой между ее голых бедер. Боже, какие же они сильные! Как тиски. Затем сестра одним рывком спустила с меня шорты и свободной рукой сжала мои руки за спиной.
Я закричал от унижения. Неужели эта воображала увидит мою голую попу? Это не может быть правдой, нет… Но шорты уже болтались у моих ног, а нежная кожа ее жестких бедер крепко сжимала мою шею. Неет…
— Драть буду от души, — предупредила сестра. В тот же миг я услышал в воздухе свист ремня.
— Хлесть! Хлесть! Хлесть!
Я заорал на втором ударе: такой боли я не чувствовал никогда в жизни. Это было похоже на смесь удара и укуса осоки. Боль пронзала мои ягодицы, и я не мог увернуться от нее. Я с криком задергался, но стальные бедра сестры не позволяли мне шелохнуться. Ремень, между тем, со свистом нанес новый удар.
— Аааааа! — заголосил я.
— Что, больно? — раздался сверху голос Жени. — Терпи, будь мужчиной! — Хлесть! Хлесть! Жах! Жах!
— Ааааааа! Хваааат….
— Хватит? — Жах! Жах! — Порка только начата! — Жах! Жах! Жах! — Ну-ка поднимай выше задницу! — Жах! Жах!
— Оооооууууууу! Ааааааа… — я видел перед глазами только ноги мучительницы.
— Будешь орать — заткну рот колготками! — Жах! Жах! Жах! — Я сказала, что выдеру — и буду драть! Жах! Хлесть! Хлесть!
— Ууууу… — скулил я от боли и унижения.
— Хлесть! Хлесть! Жах! — продолжал свистеть ремень.
Из глаз уже сами собой текли слезы. Только сейчас я понимал, что проклятая Женька, которой я корчил рожи, терзает ремнем мою попу, а я рыдаю от боли и унижения, зажатый между ее бедер. И ничто на свете не сможет мне помочь: она будет пороть меня сколько захочет!
— Жах! Жах! Хлесть! Жах! Жах!
— Ооооооооо! Ыыыыыыыеееее! — орал я сквозь слезы. Ноги сестры таяли в воде и боли.
— Я предупредила! — Жах! Жах! — За такое сниму кожу и пущу на босоножки! — Жах! Швах! Швах! — Хорошие, белые! — Швах! Жах! Жах!
— Ооооууууу…. Уууыыыыы… — рука у сестры была тяжелая. Удары были сильными и жгучими.
— Из тебя отменные босоножки выйдут! — Жах! Жах! — И запомни, дрянь: мое слово для тебя закон! — Жах! Швах! Швах!
— Аааааааяяяяя — завопил я. — Женька стала пороть тыльную сторону бедер. Моя предшествующая боль не стоила ничего, по сравнению с тем, что я ощутил теперь.
Жах! Жах! Жах! — сестра нанесла еще три сильных удара, а затем прекратила порку.
Евгения разжала ноги, и я упал на ковер. Заливаясь слезами, я лежал у ее голых ног. Она стояла надо мной, как торжествующая победительница.
— Теперь запомни, — строго сказала сестра. — Пороть буду за провинности постоянно. За эти две недели ты у меня станешь шелковым! А не станешь — замочу розги в соли и выпорю ими. Усвоил?
Я лежал, тихо всхлипывая на ковре. Тогда я еще не знал, что скоро познакомлюсь с длинными розгами старшей сестры…
5 486
Загрузка...
Я не понял, ГДЕ СЕКАС?!!!!!!!!!!!!