Проснулся ближе к обеду. Работа у меня такая: два по двенадцать в день, два выходных, две ночи, отсыпной и два выходных. Как раз сегодня у меня отсыпной и впереди два дня отдыха. Захотелось водички попить. Пошёл в ванну. Нравится мне пить из-под крана. Это ещё со времён шараги. У нас там посуда для питья была такая, что лучше из лужи водички хлебнуть, чем из той кружки. Вот и пристрастился из-под крана пить. Зашёл в ванну, а на горшочке сестрица моя единоутробная сидит. Мне пить захотелось, а ей как раз наоборот отлить излишки. Встал напротив, смотрю. Она голову подняла, спрашивает
— И что вылупился? Не видишь, я писаю.
— Вижу. Я тебе мешаю?
— А если бы я какала?
— Но ведь не какаешь, языкастая. Пить хочу.
— На кухне тоже кран есть. Там бы попил.
— Мне здесь больше нравится.
На кухне нужно долго ждать, пока тёплая вода стечёт. В ванне быстрее стекает. Наклонился над раковиной, пью. Сестра не встаёт с унитаза. Застыла, что ли? Или прилипла? Попил и на выход. Сестра притормозила
— Вань, а я сёдня тётю Груню видела. — Тётя Груня, наша соседка, продавцом работает в магазинчике. — Она сказала, что новый товар завезли.
Хмыкнул. Эка невидаль — товар завезли. Его постоянно завозят. И что с того? Озвучил эту мысль Машке. Наши родители особо не заморачиваясь назвали нас в народном стиле: Машка и Ванька. Нормальные имена. Моё так вообще классно звучит — Иван Иванович. Жаль, что не Иванов. Был бы Ваня в кубе. Машка в ответ на моё замечание скривила мордашку.
— Нууу Вааань… — Всё, сейчас канючить начнёт. А куда мне, брату старшему деваться? — Там знаешь какое бельё завезли?
Для баб, без сомнения, красивое бельё — это всё. Неважно, что мужика в первую очередь интересует не само бельё, а то, что под ним. Но вот натянут на задницу красивые трусы и счастливы до безобразия. Да ещё и титькин дом чтобы был красивый и удобный. А потаскай-ка целый день сбрую. Умаешься. Ладно, когда титьки как у Машки, второго размера. А если взять, к примеру, материны, пятого номера? А? То-то и оно. И всё же решил Машку подразнить.
— Маш, а я здесь при чём? Тебе же бельё, не мне. Ну так иди и смотри.
— Ну Ваня! — Ох какая серьёзность в голосе прорезалась. — На что я куплю, студентка нищая?
Это точно. Что той стипендии, которую Машке в технаре дают? К тому же для её получения ещё постараться нужно. Ладно брат помогает с домашними работами, а так бы вообще завал был.
Сестра протянула в мою сторону руки в умаляющем жесте
— Ванечка, братик, иди ближе ко мне. — Шагнул почти вплотную — Ваня, я же не просто так.
Машка сдёрнула с меня шорты. Дома трусы не ношу, так что лишнего снимать не пришлось. Взяв в руку член, подняла голову, в глаза смотрит, сама головку пальчиком поглаживает, расщелину пальчиком раздвинуть пытается. Убедившись, что член налился силой, встал, открыла ротик. Положил руки Маньке на голову, помогаю двигаться ритмично. Через некоторое время сестричка оторвалась от своего занятия, оттолкнула меня.
— Хитрый ты, Ваня. А я? Я тоже кончит хочу.
Подхватил Машку подмышки, поднял, развернул к себе спиной и подтолкнул в спину, наклоняя. Машка захихикала.
— Дай хоть смою.- Нажала на кнопку слива воды, прогнулась в спине, задирая зад. — Вань, только туда не кончай. Ладно? И вперёд меня не кончай.
Да когда это было? Разве что раньше, когда ещё только начинали. А сейчас я могу продержаться до той поры, пока женщина не кончит. Машка подмахивала, стонала, наслаждалась процессом. Злоебучая у меня сестричка. Мелкая, но злоебучая. Как первый раз попробовала, так сразу и понравилось. Это сколько лет я сестричку ебу? Уууу! Но меньше, чем матушку. Так уж вышло, что мать и сестра стали постоянными любовницами. Пусть Лариса Гузеева говорит, что любовница типа унитаза, куда бегают слить излишек спермы, у нас всё не так. Отдавая — берёшь. Кроме ебли для здоровья, как выражается мама, есть и чувства. Иначе это дело не приносило бы никакой радости. Действительно, было бы как будто в туалет сходил.
Чувствуя, что сейчас кончу, потому как сдерживаться нужды нет, Манька отстрелялась, вытащил головку и слегка вдавил её сестре в попу. С самого краешка. Она недовольно что-то проворчала, стерпела и дождалась, пока её попа не приняла всю сперму. Освободившись от цепкого захвата моих рук, села на унитаз, забухтела
— Ну вот, сейчас выпукивай всё. — Тут же затарахтела попой. — Мог бы туда и не кончать.
— А куда?
— На задницу. Или на спину. Да у тебя и до головы бы дострелило. Мойся давай и иди отсюда, соблазнитель.
Помотал перед Машкиным лицом концом.
— Маш, оближешь?
— После жопы? — Машка недовольно фыркнула. — Дура, что ли?
Пожал плечами.
— Ну как знаешь. Я и под краном помою. А ты не рассиживайся, пошли твоё бельё смотреть.
Машка взвизгнула, мигом слетела с унитаза и приземлилась уже в ванне. Затараторила что-то скороговоркой, быстро сполоснула промежность, вытерлась и вперёд меня упорхнула в комнату. Мы с ней с детства делим комнату на двоих. Маловат дом. С матерью решили, что будем надстраивать второй этаж. Почему с матерью? Да потому что мать — глава семьи по факту, а отец номинальный. Они у нас разные и по телосложению, и по характеру. В посёлке их из-за похожести на артистов кино так и величали: Артисты. Отец своим небольшим, даже маленьким ростом, был схож со Станиславом Брондуковым. Даже в лице было что-то похожее. Мать походила на Лидию Федосееву, которая ещё и Шукшина. И имя такое же — Лидия Егоровна. Рослая, почти на голову выше отца, плотная, русоволосая, с волевым выражением лица. И характер скорее мужской, чем женский. Да с таким мужем научишься быть самостоятельной. Батя и по молодости не упускал возможности остаканиться, а пока я служил срочную, совсем спился. Когда муж теряет голову от любви к водке, семья повисает на плечах жены. И слава всем богам, что эти плечи оказались такими крепкими. Детки наших родителей, то есть мы с Машкой, пошли в них. Только разделились. Машка в отца: мелкая, языкастая, но очень симпатичная. А мне достались материны гены. Благо не чебурашки. Скорее даже от деда всё перешло. Отец, мало того, что начал конкретно алкашить, стал импотентом. Полным. Не знаю, как мать решилась, но недели через две, как я вернулся со службы, сама пришла ко мне. Машки дома не было. Она после успешной сдачи сессии поехала к бабуле. Отец, по своему обычаю, спал в летней кухне, упившись в хлам. Я лежал, смотрел телевизор в зале. Мать несколько раз проходила мимо из своей спальни то в кухню, то в ванну. В очередной раз остановилась, присела на край дивана
— Вань, сынок, ты можешь думать обо мне что угодно, можешь считать меня дрянью, падшей женщиной, шлюхой, только сил моих больше нет. Ваня, сынок, выслушай меня, не перебивай, пока я набралась смелости. Ванечка, ты знаешь, что отец твой как мужчина ничего не может. Я уже больше года мужика не пробовала. Ваня, милый, ну не хочу я быть подстилкой деревенской, ложиться под разных всяких. Можешь осуждать меня, только пойми, прежде чем судить. Короче, Ваня, я решилась. Я хочу стать твоей любовницей.
И замерла, смотрит мне в глаза, ожидает решения. И такая тоска, такая безнадёга в глазах, такое страдание. Не маленький, понимаю, каково решиться признаться сыну, что хочет ему отдаться, стать его любовницей, его женщиной. Молчит. И я молчу. Тоже не враз решишься. Тем паче, что слова услышал, а в голове они пока не укладываются. Мать встала, собираясь уходить. В уголках глаз повисли слезинки. Протянул руки
— Ма, мамочка, милая, иди ко мне.
Не поверил бы, как быстро может меняться выражение лица. От безнадёжности к радости.
— Ваня, Ванечка, сынок! Я буду нежная, верная, ласковая! Ванечка, не обижай меня, сынок!
Торопливо стягивает с себя ночнушку, путается в складках ткани. Встал, помог, потянув вверх. Она руки подняла, помогая мне справиться с сорочкой. Освободившись от своей одежды потянула с меня трусы. И мы с ней стояли посреди комнаты. Она голая, я в спущенных до колен трусах. И целовались. Целовались, торопливо перебирая губами глаза, щёки, губы. А потом мама просто медленно опустилась на диван, потянув меня за собой. И всё. Буквально через минуту, может чуть меньше, вскрикнула, выгибаясь и становясь почти на мостик, прижимая меня к себе руками, оставляя на теле следы от ногтей, замерла. Передохнув, начала помогать мне, двигая попой. Кончила ещё раз, пока я не спустил. Какое впечатление? Самое лучшее. Мало того, что имеешь женщину, так это ещё твоя мать. А мало кто не мечтал о сексе с матерью. Ведь мама — идеал, постоянно стоящий перед глазами детей. И этот идеал лежит под тобой, расслабленно растекаясь мягким телом, целует тебя, гладит. И ты ещё не покинул её лона, у тебя ещё не прошло возбуждение. И не успев пройти, оно снова нарастает, член набухает, становится твёрдым и ты видишь в маминых глазах удивление, потом восхищение. С высоты своего жизненного опыта она понимает, что именно она, именно её тело вызвало такое возбуждение сына. И вновь с готовностью обхватывает тебя крепкими ногами, прижимается лобком к лобку, стремясь к самому тесному контакту, стонет от наслаждения, принимая в себя член сына. Член, который был маленькой писюнькой, который она столько раз целовала, который она осматривала, во время взросления своего мальчика, стараясь предотвратить любые отклонения в развитии. Ведь для мальчиков это так важно. Дождавшись, пока мальчик кончит в очередной раз, лежала расслабленно, закинув на его живот ногу, чувствуя крепкое молодое тело, рукой играла с вялым членом, не рискуя отпускать его ни на миг, опасаясь, что это просто наваждение, что только отпусти и всё в один миг исчезнет, развеется, как дым. И в то же время ощущала внутри себя пустоту, оставшуюся после много месячного напряжение, после многодневных ноющих болей внизу живота. И так приятно ныла и зудела натёртая едва ли не до мозолей пизда. Именно что пизда, за столько времен наевшаяся досыта крепкого мужского хуя. И ей не было стыдно, что она сделала это с сыном. Ей было плевать с высокой колокольни на мнение всех и вся. Ей было хорошо. Ей было очень хорошо. Она чувствовала внутри себя мужское семя. Семя её сына. Оно стекало по ляжкам, сопливя их, засыхало на них и это было так приятно. Она вспомнила чувство распирания, когда сын таранил её пизду, доставая до матки, у
пираясь в неё мягкой и в то же время упругой головкой, и это было так приятно, что она не могла сдерживать своих чувств и выла на разные голоса. Ей было безразлично, что кто-то мог это услышать. Ей было хорошо. Она сбилась со счёта, сколько раз кончила. За первым сильным оргазмом последовал второй, не менее сильный, потом третий, а потом её сотрясало раз за разом и это было так приятно, так возбуждающе, что в какой-то момент она потеряла контроль над сознанием и, так показалось, просто отключилась на время. И сейчас она положила голову на грудь сына, слышала его сердцебиение, ощущала, как поднимается и опускается от дыхания его сильная, широкая грудь, как наполняются воздухом его лёгкие. Её губы непроизвольно начали целовать эту грудь, язык поласкал соски. Пусть не врут, что у мужчин соски менее отзывчивы на ласку, чем у женщин. Опустилась ниже, целуя живот. Вылизала впадинку пупка, опустилась до лобка, втянув в себя запах спермы и её выделений, исходящий от слипшихся волос, лизнула головку. Вначале несмело, затем решительнее и вот она уже сосала член сына. Сосала то, что подарило ей блаженство. И когда член откликнулся на ласку, — Боже! Сколько же в моём сыне сил! — Оседлала его. Пусть мальчик отдохнёт. А он протянул руки, поймал тяжёлые груди, потянул к себе и начал целовать соски.
С того дня мы с мамой стали жить открыто. Отец не промолвил ни слова. Лишь Машка зафыркала, мелочь тощая. И в какой-то момент поставила мне и матери условие, что если её брат Ваня не лишит её девственности, не станет жить с ней, как с матерью, она отравится, бросится под поезд ( у нас их отродясь не было близко ), утопится и всё такое прочее. Воспитательные меры в виде порки ремнём ничего не дали. Ну да, я порол. Зажав голову меж ног, стянув трусы, порол своим армейским ремнём. Проревевшись и успокоившись, Манька, вот же стерва, заявила, что уж теперь-то, после того, что я сделал с ней, выпоров и увидев её голую задницу, я просто обязан выполнить её желание. Иначе она…На что способна эта чеколдыкнутая, мы знали. Машка была способна на всё. Единственно на чём настояла мать, так это то, что весь этот процесс будет в её присутствии. Тщедушная у нас Машка, мелкая, а у меня агрегат приличных размеров. И вскоре, сделав это более-менее праздничным событием, ведь девственности лишаешься не каждый день, доведя Машку ласками до полубессознательного состояния (а этим ласкам я научился на срочной, но то отдельная история), смазав письку специальной смазкой, купленной матерью, сломал Машке целку. Мама сидела в изголовье, гладя дочерину голову и шепча что-то успокоительное, я же ласкал вход головкой, чтобы сестра почувствовала её, привыкла. Несколько раз входил, доводя до упора в девственную плеву. Машка замирала, сжимаясь в комок в ожидании боли, я же ослаблял напор, вновь начиная играть. В какой-то момент, когда сестра перестала зажиматься, привыкнув к периодическим напорам, расслабилась, вошёл резко, преодолевая преграду. Машка ойкнула. В моей жизни это была первая целка. Спустив в сестричкину пизду, завершая процесс, вытащил хуй. Крови было на удивление мало. Мама сказала, что это нормально. И повела сестру подмываться. Так у меня появилась вторая любовница. Сил хватало на обеих. Тем более, что мама, поначалу ненасытная, стала намного спокойнее и ей хватало пару-тройку раз в неделю. Причём она сама звала меня к себе, когда возникало желание. Мы просто так договорились. Она обычно говорила
— Сынок, пойдём, полюбимся.
А Машка была готова подставлять свою письку хоть по несколько раз на дню. В любое время, в любом месте, в любой позе. Мать сказала, что, видимо, это наше родовое. Рассказала, что в своё время наш дед, её отец, лишил её девственности и жил с ней, пока она не вышла замуж за нашего отца. Да и после, как приезжала навестить родительский дом, заваливал дочь. На вопрос: А что же бабушка? — Мама ответила: А ничего. Она в ту пору по женской части не могла ничего. Так что промолчала.
Машка переодевалась. Точнее, одевалась, потому что на ней из одежды была лишь моя майка, которую она безо всякого стеснения приватизировала у брата. Не стесняясь, а чего стесняться, если мы любовники, натянула трусики, попрыгала, натягивая их так, что серединка разделила половые губы ватрушкой. Следом лифчик, майку и юбку.
— Я готова.
— На улице прохладно. Ветровку надень.
Машка махнула рукой.
— Я кому сказал? Получишь.- Послушалась. — Тебе, дурынде, ещё рожать и дитя кормить.
Машку пришлось пороть ремнём ещё пару раз. С одного раза дурь не вышла, а вот после второго через жопу в голову попало немного ума. По крайней мере его хватило, чтобы понять, что лучше послушаться с первого раза. Тем более, что когда побежала с жалобой на брата к маме, та попросила сыночка добавить ябеде и от неё. И вскоре мы открывали двери магазина. Покупателей не было. Тётя Груня, узнав, какая причина нас сюда занесла, закрыла двери, повесив табличку «Технический перерыв». И вытащила из каких-то закутков то, что было нужно Машке. Бкльё и правда было шикарным. Только представив такое на Машкиной заднице, почуял возбуждение. Попрошу сестру надевать его по очереди и буду потом драть её во все дыры. Ну да, Машкина попа оказалась довольно нормальной и приветливой. К тому же сестре нравилось, когда её имели что с той, что с другой стороны. Мать от ебли в зад не кончала, а Машка просто извивалась от оргазмов. Машка откладывала комплект за комплектом, глядя на меня, ожидая команды «Стоп!» И эта команда поступила, иначе бы сестра сгребла всё. И так нахапала достаточно.
— Маш, а мамин размер знаешь? Ей бы тоже не мешало сделать подарок. Она у нас красавица, значит достойна такой красоты.
Тётя Груня поцокала языком
— Ванька, какой же ты заботливый. Жалко, что моя Людка замуж выскочила. Какой зять был бы. Погоди, я для Лиды другое припасла. Вот, глянь-ка.
Машка отвесила челюсть. Если её бельё было красивым, то это было прекрасным. Тётя Груня приняла нашу оторопь за сомнение.
— Вань, Маш, берите, берите, как раз её размер. Не сумлевайтесь.
— Да мы не сумлеваемся, тёть Груня. Размер как узнать?
Тётя Груня засмеялась
— А где Лидка трусы покупает. А лифчики? Не у меня? Так я что, её размер забыла? Бери.
— Тёть Грунь, нам бы тогда ещё несколько трусов и лифчиков. Не один же комплект брать.
— Вань, так это на выход куда. ( кто-то полезет под одежду матери рассматривать это бельё) А на кажин день возьмите в разнобойку. Скока трусов брать будете? А то меня уже бабы теребят. Так я уж перво соседям.
Ага. Сама щедрость. Потом за эту доброту отрабатывать придётся. Ну да оно того стоит. Посмотрел на Машку. Она прикусила губёнку, раздумывает: хватит ли у брата денег на всё. И не придётся ли ей жертвовать чем-то из своего выбора в пользу матери. Дочернее чувство пересилило жадность. Машка начала откладывать в сторону бельё, проверяя трусы на просвет, растягивала их, едва ли не нюхала и не пробовала на вкус. И в чём здесь подвох? Справились. Покупка ощутимо ударила по кошельку. Но не жалко, стоит посмотреть на Машкину счастливую рожицу.
Дома сестра схватилась примерять. А вот хрена лысого. Отобрал покупку. Машка насупилась.
— Маш, прикинь, как прикольно будет, когда вы вместе с мамой начнёте примерять. Ну? А тут мы с отцом ценители прекрасного.
Машка фыркнула, рассмеялась.
— Это он-то ценитель? Ты бы бутылку купил, вот он бы тогда оценил. А трусы…Да они ему до фонаря.
— Ни фига. Будет сидеть и смотреть.
Вечером девочки устроили показ мод. Заходя в спальню, переодевались и выходили оттуда походкой модели на подиуме. На Машкино лицо можно было совсем не смотреть, и так всё ясно. А вот за счастливое выражение маминого лица можно было многое отдать. Отец смотрел с безразличием. У меня трусы лопались, настолько велико было желание сорвать с матери и сестрички это бельё, поставить их рядышком раком и отодрать хорошенько. Пробовали так раз несколько. Заводит. Весьма заводит. Женщины тоже были возбуждены, так что моё желание скорее всего будет исполнено сегодня вечером по полной программе. Ну, Машкина жопа и мамкина писька, держитесь! А может Машка вначале бате даст. Она из жалости иногда ему даёт. Полизать. Мать, когда узнала первый раз, рассердилась, пришлось уговаривать.
— Ма, да что ты такая? Ну пусть полижет. Всё одно на большее не способен. А так хоть вспомнит, чем баба пахнет. От Машки убудет, что ли? Или ревнуешь?
Мать успокоилась. Вначале лицо разгладилось, потом на нём появилась улыбка, потом она в голос хохотала, держась за живот.
— Ой, сын, насмешил! Не могу! Представляю, как этот мелкий кобелишка сучку вылизывает, а сделать ничего не может. Да пусть лижет. Сын, а если я ему дам полизать? Не обидишься?
— Мам, ты что? Дай. Муж же, не чужой дядька.
— Именно что чужой. Это вы мне родные, а он чужой.
Перемеряв все покупки, мама махнула рукой
— Обмыть бы надо!
Как сразу ожил отец. Такое сладкое слово. Как заблестели его глаза. Как начал глотать слюну, заполнившую рот. Как мало человеку нужно для счастья.
Отец ушёл на летнюю кухню, прихватив с собой бутылку с остатками водки, которую под неодобрительным взглядом мамы я сунул ему. Проводив родителя, мать с сестрой надели самые красивые комплекты белья и мы пошли на мамину кровать. Она крепкая, широкая и уже не раз испытана. И я исполнил своё желание, любовался на две попы. Одна полная, дебелая, вторая маленькая, по сравнению с первой, но не менее округлая и желанная. Трусы не снимали, лишь сдвинул в сторону мешающую полоску. Сестра сказала, что хочет вначале носки испачкать их спермой братика. Мама поддержала. Девки будто сошли с ума. Всё требовали и требовали. А когда у меня не осталось сил и они, при всём своём старании, не могли реанимировать погибшего смертью героя бойца, пришлось работать языком. И пальцами. Но больше языком. Мама сдалась первой, прижав ладонью пизду, оттолкнула мою голову, отправив маньяка осуществлять свои маньячьи наклонности с сестрой. Сама прилегла у стеночки и снисходительно улыбалась, глядя на шалости детишек. А потом, когда мы легли ей под бочок с двух сторон, будто в детстве, обняла нас, укрыла и даже начала что-то напевать. Под эту колыбельную мы и заснули дружной семьёй довольные и счастливые.
Девочки бельё так и не сняли.
2 872
Загрузка...
