Она не любила ходить по квартире вечером без ничего; хотя бы в футболке, трусиках, шортах, спортивных штанах. Было ли это скромностью (хотя она выглядела не плохо, хотя чего таить очень даже хорошо), или просто паранойя (убийца с топором из городских легенд не испытывает волнения, когда он убивает), она не знала. Кроме того, она знала очень хорошо, что ее сосед из квартиры на противоположенной стороне дома, мог полностью видеть ее гостиную.
Она знала это, потому что «мистер Скользкий» — она назвала его так, потому что его волосы были зачесаны гелем и придавали ему вид птицы, пострадавшей при катастрофе танкера — сам сказал ей. Однажды в лифте он, выходя, сказал ей: «Я могу заглядывать вм ваше окно, и я знаю… , что Вы — полуночница, как и я.» Она задавалась вопросом, сказал бы он это, если бы она была замужем, или хотя бы встречалась с кем-то.
Чертов извращенец. Он сидит за своим кухонным столом, столом мистера Скользкого, за покрытым клеенкой столом, делая вид, что читает, черные полуочки соскользнули вниз по его носу. Но ночью, когда она ходила по своей гостиной, в футболке и шортах или в трусиках, делая вид, что перебирает журналы, книги и газеты, она оглянулась к его окну, и заметила его взгляд, его глаза, определенно смотрящие далеко не в газету. Она всегда по утрам спешила, потная, одетая в спортивный лифчик в дни, когда она не чувствовала желания заниматься зарядкой. Мистер Скользкий проводил со старичками снизу в парке все утро, взяв бутерброды с яйцами и кофе и сидя на скамье с остальными. Это были пожилых мужчины, мимо которых она, одетая в свою скромную одежду, должна была пробежать на своем пути на работу, кивая им, они иногда кивали в ответ. Но было лучше, если они были увлечены обсуждением какой-нибудь статьи из Дейли Пост или Рейсинг Форм и вообще игнорировали ее.
Сегодня вечером она просто хотела забраться с ногами на диване и посмотреть кино. Но, вместо этого, одна идея захватила ее. Возможно, было полнолуние. Возможно, это была ее давняя нехватка отношений с мужчиной или даже женщиной. Возможно, она проводила слишком много времени одна, за компьютером, перед телевизором. По какой-то причине она поняла, что, одна или нет, она никогда, за исключением утреннего душа или кровати, не была по-настоящему обнажена в собственной квартире.
К черту мистера Скользкого. Если он хочет шоу, он его получит.
Прежде, чем начать, она сбегала в спальню и положила трикотажную рубашку и штаны для йоги на подлокотник дивана, подстраховываясь от убийцы с топором, к тому времени, когда он взломал замки она точно была бы одета. Потом она потушила весь свет, за исключением телевизора, и вставила в видеопроигрыватель порно, которое Артси (великолепное тело, талантливый живописец и паршивый любовник) оставил ей. Она задалась вопросом, мистер Скользкий мог ли видеть то, что шло по телевизору, но сообразила, что был неправильный угол для этого.
Стоя на коврик, она медленно потянула свою черную футболку вверх, оставаясь в лифчике и трусиках. И кроссовках, она отметила (уронив стакан на кухне на прошлой неделе, она была все еще осторожна). Ну и черт с ними; кроссовки можно снять, сбросив их с ног не развязывая. Кто была эта сумасшедшая цыпочка? Она улыбнулась себе.
Она вытянулась, у нее были длинные руки, она почти могла коснуться ими низкого потолка квартиры, встав на цыпочки. Она провела вниз по телу спереди, почувствовав все свои округлости, которые она мыла и скрывала под одеждой тысячи раз прежде. Что видели другие люди? Что видел мистер Скользкий? Она не посмела взглянуть, но могла видеть свет на его кухне боковым зрением. Что видел Артси, когда он занимался любовью с нею, когда возможно любил ее? Он сказал ей однажды, что ему больше всего нравится, когда она «одета сверху», скрывая свои полные груди и упругий живот. Неудивительно, что его новая девушка была с плоской грудью и задницей, на которую можно посадить самолет. Она не была огорчена, ей было все равно. Она не думала об Артси. Ее мысли были о себе. Ее тело, ее потрясающе несовершенное тело, все же не было на экране голым.
Ее руки дрожали, когда она расстегивала лифчик. Когда в последний раз кто-то делал это, кроме нее? Медленно… раз, два, три… она позволила грудям вывалиться вперед, держа их, как редкие объекты искусства, экспонаты музея, уставившись на них, как будто они не принадлежали ей. Гладкие, полные, мягкие, она была удивлена, насколько прекрасны они были. Она скрестила руки, но не чтобы закрыть их, а просто сжать их вместе. Ее розоватые, напряженные соски росли каждый раз, когда она двигалась. Ее руки задевали их, ее руки двигались по ним.
Ее трусики, ее любимого черного цвета, высоко открывают ноги, пришла к ней запоздалая мысль, когда она пристально глянула в окно, замечая тысячи открытых окон в городе, лежащем перед нею. Сняв трусики, медленно, одну ногу за другой, держась за кресло, она задалась вопросом, кто еще увидел замечательное, освобожденное тело, которое было выставлено ею на показ. Она Оголялась в Своем Доме! Давайте, Убийцы с Топорами! Оторвитесь от Пост, мистер Скользкий!
Вот она, ее волнение росло, ее гордость и восхищение собой росли вместе с тем, как ее щеки окрашивались в розовый. Она наклонилась открыть окно, чувствуя прохладный ветерок на груди, попке, киске, руках и ногах.
Свободная, уязвимая, одна и непроизвольно восторженная. Она привела в порядок волосы, взъерошенные снятием футболки. Она не знала, где поместить руки, не знал, как стоять. Как встают обнаженные люди, когда они не делают что-то для того, чтобы оголиться, или не голые, или лежащие? Она тяжело вздохнула.
Она посмотрела в окно на мистера Скользкого и в первый раз встретилась с ним глазами. Ее рот открылся. Он улыбнулся широко, на его лице появилась ухмылка от уха до уха. Медленно он встал от своего места, повернулся и выключил свет на кухне.
Она застыла на мгновение. Медленно, она начала улыбаться. Она высунулась из окна, позволяя ветру растрепать волосы, и ее соски отвердели.
Она усмехнулась и рассмеялась, застыла на месте и почувствовала, что ветер дует на нее немного сильнее. Она обернулась вокруг, спиной к окну, выставляя соседям на показ голые ягодицы, и рассмеялась как сумасшедшая. Она кричала и махала прохожим на улице, которые восхищенно и не очень кричали ей в ответ.
Было два часа ночи, когда она легла спать. Она спала, чувствуя одеяло всем телом, и уплывала прочь, удовлетворенная. И нагая. Голая. Совсем.