Я давно не видел солнечного света. Не говорил с людьми. Я не могу двигаться, не могу говорить. Но, слава богу, могу ещё дышать и могу глотать. Я живу, пока могу служить… Служить ей, моей богине. И я умру, если не буду выполнять свои обязанности. Но я счастлив. Моя жизнь проходит рядом с любимой женщиной, в туалете моей госпожи. Я принадлежу только ей. Я её собственность. Её имущество. И я больше не человек. Я унитаз.
Родился и вырос я в Алма-Ате. Это большой и красивый город. В бизнесе я добился успеха, но в сексуальном плане счастлив не был. Жена меня бросила, а многочисленные подруги удовлетворить не могли. Восточный город со своей ментальностью не мог дать мне то, о чем я мечтал уже очень давно. О туалетном рабстве.
Оно завораживало и привлекало меня всегда. И чем больше я о нём думал, тем больше мне хотелось стать рабом-унитазом для молодой и красивой госпожи. Однако ни мои подруги, ни проститутки даже слышать не хотели об этом. Я перепробовал все способы их убеждения и не добился ничего, кроме того, что пару раз принял в себя золотой дождь. Удовольствия мало, только подстегнул своё желание. И всё!
Но однажды я нашёл в интернете интересное письмо. И оно меня буквально окрылило. Писала молодая, но уже опытная госпожа из Киева. Она сообщала, что ищет себе постоянного туалетного раба. При этом ни опыт, ни возраст особого значения не имели. Нет, я ни старый человек, но мне было уже сорок, а ей всего двадцать один. Я немного комплексовал по этому поводу. Но раз ей всё равно, значит, мне тем более.
Я быстро написал и отправил ей письмо со своей фотографией и, чтобы заинтересовать её, даже пообещал хорошо заплатить.
Ответ я получил быстро. Она гневно писала, что я последний кретин, если решил, что могу её купить. Она госпожа, а не проститутка. Но я могу приехать и удостовериться в этом. В конце письма был её адрес. Судя по нему, она жила в элитном пригороде украинской столицы.
Не прошло и двух дней, как я вылетел в Киев. Дома родственников у меня не было, а знакомым я ничего не рассказал. Я летел навстречу своему желанию, и ничего не должно было мне помешать.
Киев встретил меня дождём. Изрядно проплутав, я постучался по указанному мне адресу.
Большие ворота открыл мужчина-охранник.
— Вам кого? — вежливо спросил он.
— Мне госпожу Марину, — ответил я.
Он указал мне направление к одному из домов этой закрытой территории, и уже через минуту я стучал в дверь номер семь. Открыла мне молодая девушка, но это была не госпожа. На ней был ошейник.
— Могу я увидеть госпожу Марину? — начал я. — Я из Алма-Аты. Мне назначено.
Она, не сказав ни слова, пропустила меня в гостиную и указала на диван. Я присел и стал ждать. Убранство комнаты говорило о состоятельности её владелицы. Да и дом был огромный, комнат десять-двенадцать, наверное. Часа через два меня пригласили в кабинет к госпоже.
Она сидела за огромным письменным столом. Сказать, что она была красива, значит, оскорбить её. Она была прекрасна. Правильной формы лицо, длинная и изящная шея.
Белые, длинные волосы, просто собранные в хвост. Огромные, небесно-синие глаза. Четко очерченные, темные брови. И небольшой чувственный рот. Все это в сочетании с умопомрачительной фигурой и стальным блеском в глазах говорило — нет, кричало, —
что женщина эта госпожа по крови. Богиня, сошедшая с Олимпа повелевать нами, жалкими людишками, недостойными даже целовать её ноги. Она была совершенством. Я непроизвольно опустился сначала на колени, а потом уже на живот. Сердце билось так словно я пробежал марафон. В животе приятно защекотало. Мой друг предательски напрягся.
Откуда-то сверху послышался приятный, но со стальными интонациями голос:
— Это ты, свинья, оскорбил меня в письме, назвав шлюхой?
— О, боже… — начал я. — Конечно, нет. Я не хотел…
— Молчать! — прервал меня её крик.
Она встала из-за стола. О, создатель, какая это была фигура! Ухоженная ножка ткнулась мне в губы.
— В наказание вылижи мне босоножки.
Я бросился исполнять её желание. Такого рвения я ещё никогда не проявлял. Никогда! Если прикасаться к этим ножкам — наказание, — то пусть я всегда буду так наказан. Закончив с одной туфлей, я принялся за другую.
Госпожа улыбалась, видно, я ей понравился. Минуты через две, она прервала меня.
— Хватит! Пора обрисовать тебе твоё будущее.
И она рассказала мне такие вещи, в которые я не смог поверить!
Я был принят на роль раба, туалетного раба. И после того, как уладятся все формальности, я должен был приступить к обучению. Под формальностями она понимала подписание контракта, по которому всё моё имущество и я сам переходили в её полную собственность. Раз и навсегда. Больше я никогда не мог покинуть её дом. И по моему юридическому статусу я попадал в категорию имущества госпожи, не отделенного от дома. Так и сказала «не отделенного от дома». Я даже не подозревал, что это было сказано в самом буквальном смысле. Я был просто опьянен её красотой, поэтому всё подписал, не раздумывая. Я отдал ей всё!
Госпожа сразу потеряла ко мне интерес, поручив меня своей рабыне Анжеле. Правда, то, что её так зовут, я узнал уже позже. А госпожа называла её просто Дрянью.
Меня же хозяйка представила ей как «наш новый туалет» и приказала подготовить к первой фазе обучения.
Больше мою госпожу в полный рост я и не видел. И сохранил её фигуру лишь в памяти. Она стала моей первой и последней любовью.
Девушка отвела меня в подвал. Она мне показалось довольно симпатичной, но уж очень необщительной. На мои вопросы отвечала односложно: «да» или «нет». Единственное, что мне удалось узнать — вся прислуга в доме очень счастлива, что появился я. Так как в противном случае туалетным рабом госпожа могла назначить кого-то из них.
Внизу она сказала, чтобы я разделся и залез в зеленый ящик, стоящий на высоких ножках. Ящик был два метра в длину, метр в ширину и сантиметров семьдесят-восемьдесят в высоту. Выглядел он странно.
— Что это? — спросил я её.
— Вы начинаете своё обучение, — ответила Анжела.
Дальше все было как во сне. Я сообразил, что необычно высоко расположенный ящик выходит своим потолком в пол первого этажа. То есть прямо в туалет. А большая пластмассовая труба служит для вывода нечистот наружу. Словом это было моё новое рабочее место. А это значит, что уже сегодня я буду служить своей госпоже.
С большим трудом я втиснулся внутрь этого сооружения, размеры которого живо навеяли мне мысли про могильный уют. Но это было ещё полбеды. Главная проблема была в запахе.
Вонь туалета, в котором давно никто не убирался. Вверху действительно было отверстие, вернее, конец трубы, которая уходила далеко вверх. Прямо под ней стояло, намертво прикрепленное к полу ящика, ведро. И оно было наполовину наполнено нечистотами, которые и воняли…
Анжела сказала мне, что первая стадия обучения заключается в том, чтобы я привык к запаху нечистот: дерьма и мочи. В доме госпожи живут четыре девушки-рабыни и их начальница. Все они, исключая госпожу, будут опорожняться в специальном туалете на первом этаже, откуда их выделения и будут попадать в это ведро. Я должен буду провести здесь неделю, перекидывая говно из ведра в специальную трубу, отверстие которой было расположено посередине ящика. Туда же я должен буду справлять и свои естественные надобности.
Целую неделю я проведу в одиночестве здесь. Я не увижу ни одного человека, даже ни одной части тела. Лишь иногда нечистоты будут падать в ведро, и тогда я буду понимать, что наверху в туалете кто-то был. Кормить меня будут, сбрасывая в целлофановом пакете еду и питьё тем же путем. Словом, ситуации хуже не может и быть.
Когда девушка ушла, я почувствовал себя совершено забытым. Не знаю, как я выдержал эту неделю. Это был самый трудный этап обучения и я едва не сошел с ума. Дни и ночи тогда смешались. Я жил в полной темноте, в тесной конуре и мертвой тишине. Лишь только время от времени падающие нечистоты говорили, что рядом кто-то есть.
Неделя казалась вечностью. Но она не прошла даром. Ощущения зловония, которое так мучило меня в первые дни, притупилось. Вернее, я к нему привык. Даже еду свою мог легко поглощать, окруженный дерьмом. Тошнота прошла. Да и всяческая брезгливость тоже. Знаете, голод не тётка. Когда за мной пришли, я уже не был человеком. Да и они перестали ко мне так относиться. Даже рабыни госпожи смотрели на меня с нескрываемым презрением.
Второй этап обучения уже не предполагал одиночества. Наоборот, меня приковали к батарее в туалете для прислуги. И я видел всех обитательниц дома, кроме госпожи. Их было немного. Старшую девушку с короткими рыжими волосами звали Герда. Не знаю, было ли это её настоящее имя, но остальные рабыни обращались к ней именно так. Она руководила всем домом. И в отсутствии хозяйки была всегда главной. Характер у неё был самый скверный, она больше всех мучила меня.
Кстати, второй этап обучения и состоял в том, чтобы убить во мне последние остатки самоуважения. Стереть моё эго в порошок. А самого превратить в неодушевленный предмет, готовый на всё. И все женщины дома рьяно этим занимались. Кроме Герды, здесь жили две молдаванки лет по двадцать-двадцать пять: Тварь и Сука. Настоящих их имен я не знаю. Ещё одна совсем молоденькая девушка носила кличку Сыкуха. Не знаю, сколько ей было лет, но, думаю, не больше пятнадцати. Она была самой бесправной и, наверное, поэтому самой доброй ко мне. Последнюю девушку — и её я уже видел раньше — звали Дрянью. Настоящее её имя — Анжела, — родилась она в Херсоне. Все они составляли штат обслуги госпожи. Все они были её безусловной собственностью и выполняли по дому любые распоряжения. Герда была старшей, но и она была лишь рабыней госпожи. Эти девушки занимали неоспоримо более высокое место в кастовой структуре, построенной хозяйкой дома, чем я. Для них, рабынь, я был лишь вещью, неодушевлённым предметом. Вернее, должен был стать таковым с их помощью. И они старались во всю. Они могли отвесить мне подзатыльник или просто пнуть, проходя мимо. Они щипали, таскали меня за волосы, били. И все это делали с полным презрением.
Меня привязали к трубе возле самого унитаза, и я всегда был свидетелем всех их испражнений. Они меня совсем не стеснялись. Даже не замечали. Но хоть я и был на расстоянии вытянутой руки до них, не мог коснуться. Мои руки были привязаны за спиной, а во рту торчал кляп. Я был недвижим. Только и мог, что вертеть головой. Кстати, это тоже было сделано неслучайно. Мои конечности, вернее, их функции и движения были не нужны моей госпоже. Я ее будущий унитаз и не более того.
Больше меня не кормили совсем. Несколько дней я получал лишь немного воды и всё. А затем, когда колики в животе достигли апогея, предложили немного каши в вперемешку с дерьмом. Причем я видел весь процесс ее приготовления. В небольшую кастрюлю с кашей облегчилась Герда, а Сыкуха все перемешала. Эту массу маленькими долями я и ел в течении дня. Проходило это всегда так. Любая из девушек, входившая в туалет, черпала специальной ложкой содержимое кастрюли и совала ее мне в рот. Потом делала свои дела и уходила. Поначалу так делали все, но затем с каждым днем одна из них так делать прекращала. И хоть Герда и приходила ежедневно в туалет, я получал все меньше еды. В начале следующей недели уже две девушки — Герда и Сука — облегчались в кастрюлю. И уровень каши заметно уменьшался. Мне постоянно хотелось есть. Я даже в туалет ходил реже обычного — наверное, мой организм старался переварить всё, стараясь выжать максимум полезных веществ из той бурды, которой меня кормили. Вскоре в мой рацион ввели и питье мочи. Делалось это просто. В кувшин с водой поочередно мочилась одна из девушек и я в течение дня по специальной трубочке мог поглощать её без ограничений. Когда она заканчивалась её наполняли снова. Но воды с каждым днем также становилось меньше. И это был закон. С каждой новой неделей я получал меньше настоящей каши и воды, но больше мочи и говна… А к концу недели мой рацион резко падал. Так что я всегда был голодным.
Через три недели я поглощал уже сплошное дерьмо и пил только мочу. Мое собственное дерьмо приобрело ужасный цвет и запах. А мочился я просто мутной жидкостью. Хорошо, что здорово была продумана система утилизации моих отходов. Я все делал сразу в большую трубу, на которой был постоянно привязан. Дни протекали очень монотонно. И лишь однажды день был необычным, когда в качестве наказания в туалет для обслуживания рабынь госпожа направила своего личного лизуна. Тот провел весь день в моем туалете, вылизывая между ног у девушек. Это был довольно непримечательный субъект, обритый наголо и абсолютно лишенный волос на теле. Но самым ужасным была наколка на его груди: «раб-лизун». А на заднице стояло клеймо госпожи: изображение большой буквы «М» и наручников. Насколько я видел, ни у одной из девушек таких отметок не было. Ими помечали только мужчин. Значит, скоро и мой черёд.
И хоть Лизун провел со мной весь день, мы не поговорили. Я просто не мог говорить: мешал кляп, который вынимали только тогда, когда я ел. А он старался вообще меня не замечать. Может быть, ему приказали со мной не говорить, я не знаю. Однако я ему очень завидовал. Он был способен двигаться. И я изрядно возбудился, наблюдая, как он мастерски подлизывает задницы девушкам после того, как они сходят в туалет. Мне даже показалось, что в тот день обитательницы дома особенно часто забегали к нам. Думаю, не ту должность я выбрал.
Но все имеет свойство заканчивается. Закончился и этот этап моего обучения. И снова мои мучительницы добились своего: я не мог теперь нормально двигаться и единственным моим желанием было поесть. Поесть даже их дерьмо, лишь бы набить свой живот. Кстати, и мой организм привык к такому питанию. И если первое время он бурно протестовал сильными болями, то теперь смирился. И я очень надеялся, что он получал тот минимум веществ, который ему необходим. Да, я забыл сказать, что каждый вечер с момента, когда я перешел на такой рацион, мне давали две таблетки. Но их предназначение не объясняли.
Третий этап после первых двух, был сущим пустяком. Меня волоком перетащили в другую комнату. Там помыли и привязали к скамье на колесах. Между ног поставили пластиковую трубу так, чтобы я мог туда сходить и по-маленькому и по-большому. Руки и ноги намертво прихватили ремнями. И задвинули скамью. Теперь я был закреплен в унитазе.
Крышка открылась и я увидел лицо Герды. Она вложила в унитаз прозрачную воронку с большим отверстием на конце. И старательно закрепила обратную вершину конуса в моем рту. Я мог лишь незначительно шевелить воронкой, но не мог вытолкнуть её изо рта. Это была последняя стадия моего обучения, целью которой было, во-первых, научить меня глотать все, независимо от количества, во-вторых, окончательно приучить организм к обездвиженному состоянию и, в-третьих, осознать всю необратимость моего преображения.
Не помню, сколько я пробыл там. Единственно, что помню — это постоянная темнота и почти полная тишина. Правда, несколько раз в день крышка унитаза открывалась и мне в рот попадала моя еда. Но чаще было ощущение гнетущего одиночества и темнота. Они давили и угнетали меня. И поэтому я с большой радостью встречал очередную гостью, дарящую мне свои дары. Ни вкус, ни запах уже не играли для меня никакой роли. Я хотел лишь одного: видеть их как можно чаще и служить им.
Они достигли своей цели. Я стал унитазом. Человеком-унитазом.
Однажды, когда я спал, крышка унитаза открылась. Я как обычно открыл рот. Но не увидел ничьей задницы. Наоборот, на меня смотрела моя госпожа. Она опять была великолепна. Думая, что она будет использовать меня, я как можно шире разинул рот. Но она лишь улыбнулась своей голливудской улыбкой и обратилась к Герде, которая стояла рядом:
— Я вижу, он готов! Вы здорово постарались. Были ли сложности в обучении? — послышалось мне.
— Нет, госпожа, всё прошло гладко.
— Нужно уже все заканчивать, — голос был прекрасным. — Проведите модификацию и устанавливайте его наверху.
Герда что-то ответила, но я не расслышал. При госпоже она говорила полушепотом.
— Да, старого удалите, он больше не нужен, — сказала ей госпожа. — Можете использовать его здесь.
И они ушли. Я все думал, что они скоро вернутся. Но когда крышка унитаза открылась вновь, на меня смотрела уже чья-то попа. Я открыл рот и принял свою еду. Наверное, всё видение про госпожу было сном.
Через некоторое время меня извлекли из унитаза. И прямо на скамье, к которой я был привязан, куда-то повезли. Вскоре я оказался в маленьком подземном помещении, где сильно пахло медикаментами. Рабыня Дрянь, которая меня привезла, вышла. Осталась Герда и Тварь. Обе были в медицинских халатах. Правда, белоснежными назвать их было трудно. Они были чистыми, но очень застиранными. Меня напугали серьезные лица девушек и обилие медицинских инструментов, но я уже ничего не мог сделать. Мне сделали два укола и я погрузился в сон.
Очнулся уже в унитазе. Почему-то сильно жгло плечи и бедра. И мой язык не мог найти и следов зубов. Меня осенила страшная догадка. Мое становление в роли человеческого унитаза завершилось. Я навсегда лишился ног, рук, зубов… и еще черт знает чего. Я больше был не пригоден ни к чему, кроме выполнения своих прямых обязанностей — поглощения любых отходов госпожи. Я получил то, чего некогда так страстно и сильно желал. Моя мечта сбылась. Но только теперь я понял, какой чудовищной она была. И как много я отдал за её осуществление.
Вдруг крышка унитаза открылась и я увидел зеркальный потолок. Это была другая комната. Совершенно другая. Очень богатая обстановка и убранство. И я увидел на потолке отражение моей госпожи. Она снимала брюки. Вскоре я увидел её попку над головой. Моё служение началось. Прошлая моя жизнь навсегда ушла в небытие. Мир для меня изменился навсегда.
Автор будет рад отзывам и письмам на почту: akеlа[email protected]
2 853
Загрузка...
