Я обернулась на звук его голоса. Он стоял в проёме двери. Большой, сильный, властный. Эта властность проявлялась во всём — во взгляде, в уверенной неторопливости движений, в осанке. Он всегда брал, что хотел, и сейчас он хотел меня. Если бы это было только сейчас…
— Зад уже вымыла?
— Папа, у меня ещё болит. Может не надо?
Это только добавило похотливого блеска в его глазах. Я уже давно поняла, что ему нравилось причинять мне боль. Каждый раз, когда я просила остановиться или говорила, что мне больно — его движения становились только резче и грубее. Какое-то время я пробовала терпеть молча, но, видимо, его это злило, и он начинал делать всё как можно больнее, чтобы я наконец не вытерпела и попросила его перестать. Конечно, в итоге я сдавалась и он в очередной раз получал то, что хотел. Как всегда…
В ответ на мой робкий возглас он просто сбросил трусы, высвободив своё главное орудие пытки. Мне всегда было интересно, маме так же больно, как и мне, или она уже привыкла? А может ей нравится? Я не могу вспомнить, чтобы мама с каким-то особым энтузиазмом ждала папиного возвращения из поездок. Наверное, просто привыкла.
Он подошёл и стал щупать мой зад. Я знала, что он любит мою попу, и судя по тому, что фигуры с мамой у нас схожи — ему нравятся большезадые женщины… и девушки.
— Нагнись больше.
Свои слова он подкрепил тяжестью ладони на моём плече. Я отвернулась и, взявшись за поручень, прогнулась. Его рука перебралась с моего плеча на лопатку, а потом ниже, сжав грудь. Он провёл пальцами по груди, чуть сжимая её и как бы взвешивая на ладони, затем взял пальцами сосок, и сильно сжал, выкручивая. «Ай!» — мой негромкий вскрик глухо отразился от кафеля и растворился в шуме воды. Его ладонь снова легла на грудь, проверяя результат — напрягшийся, твёрдый сосок. Я знала, что папа сейчас улыбается. Рука скользнула дальше, по талии и бёдрам. Мокрой кожей я отчётливо ощущала уверенное тепло, исходящее от его ладоней. Он гладил мой зад, сжимая и несильно пошлёпывая его, играясь. Игра была недолгой.
Он убрал руки с моего зада и, судя по звукам, взял крем из шкафчика. Он всегда смазывал меня перед тем, как трахнуть в зад. И не потому, что заботился обо мне, или не мог войти так. Просто я была его вещью. А за своими вещами он всегда смотрел и следил за их исправностью. И учитывая толщину папиного члена, исправность моего анального отверстия была под большим вопросом, если использовать меня без смазки. Он это учитывал, и не хотел, чтобы я пришла в негодность раньше времени. Он хотел и дальше иметь возможность трахать меня в попку. А он всегда получал то, что хотел.
Я ощутила давление на своём анусе и вздрогнула. Крем оказался прохладным. А потом его пальцы, скользкие от крема, проникли в мой зад. Я тихонько ойкнула и меня начала бить мелкая дрожь: несмотря на то, что это происходило не в первый, и явно не в последний раз, — я каждый раз со страхом ожидала боли, которую причинит его член. У него были большие волосатые руки с длинными, сильными пальцами. И те два пальца, которыми он сейчас готовил свою вещь к использованию, растягивали мой задний проход достаточно для того, чтобы он мог без особого труда впустить в себя член обычного размера. Увы, учитывая габариты отца, это было только лёгкой разминкой.
Убедившись, что мой анус достаточно адаптировался, отец вынул пальцы и вытер их о полотенце. Он взял меня сзади за шею, заставив прогнуться ещё больше, а другой рукой потянул ногу чуть в сторону, настраивая высоту и угол наклона моего тела, как художник выставляет положение мольберта. Его хватка на моей шее стала крепче. Я зажмурилась.
Он трахал меня недолго, минут пять.
Мои тихие всхлипы сопровождались шлёпаньем папиных бёдер о мою попу и его довольными выдохами. Иногда, когда он входил особо резко, я болезненно вскрикивала, съёживаясь и сильнее сжимая руками поручень. Боль была уже знакомой — огненной и пульсирующей. Он раздирал меня, и я вставала на кончики пальцев, пытаясь хоть немного смягчить силу его толчков.
В конце он ускорился, взяв меня за волосы и зад. Он сношал меня, порыкивая, как животное, и я окончательно разревелась, подвывая от боли и унижения. Сквозь слёзы я умоляла его кончить, повторяя заплетающимся языком, как мантру «Папочка, пожалуйста, кончай… Папочка, пожалуйста…»
Толчок. Пауза.
Он прогнул меня, натянув мои волосы до предела и насадив на всю длину своего члена.
Хриплый стон облегчения. Ещё толчок. Пауза.
Он кончал в меня, так глубоко и обильно, как мог только он.
Три коротких толчка, вынул почти полностью, и вогнал его с размаху обратно. Пауза.
Я прикусила губу. Ноги трясутся и подкашиваются. Но упасть я всё равно бы не смогла, будучи насаженной на его ствол.
Он отпустил мои волосы, и его член покинул мой измученный зад. Я благодарно обмякла на дно ванны, инстинктивно прикрывая рукой анус, и чувствуя как мои пальцы ощупывают его воспалённые края, с лёгкостью проникая внутрь. Папина сперма сочилась по моим бёдрам, постепенно смешиваясь с водой и мутной струйкой стекая в слив.
Я слышала как открылся кран умывальника и, судя по звукам, инструмент экзекуции был тщательно намылен и вымыт. Скрип закрываемого крана, шуршание полотенца, шлепки босых ног по кафелю, щелчок дверной ручки. Шум воды.
Он ведь именно так хотел…
42 653
Загрузка...
Как можно издеваться над дочкой? Может быть он с головой не дружит?! У меня к примеру дочка стонет только от оргазма.