Сегодня три года. Три года, как тебя нет. И меня тоже нет. Не стало. Без тебя. Я злюсь. Если бы ты только знал, как я зол на тебя за то, что ты посмел уйти. Посмел оставить меня. Одного. Знаешь, если бы ты не забрал моё сердце с собой, оно бы болело. Кто сказал, что без сердца нельзя жить? Можно! Хотя, знаешь, без тебя я не живу. Так, существую. Функционирую.
Я пытался уйти за тобой. Я просто не мог не попытаться. Но всё время что-то мешало мне. Твой брат застукал меня в ванной с лезвием в руках. А горсть таблеток, которую я принял через пару дней после этого, вышла естественным способом.
А потом мне приснился ты. Я помню, что во сне я сидел на лавочке возле дома, мне было жутко холодно, но я почему-то не мог проснуться. А ты подошёл сзади и накинул мне на плечи свою куртку — ту, фиолетовую, которую я терпеть не мог. Приколист, блядь. Наклонился к моему уху и сказал, чтобы я больше не смел пытаться лишить себя жизни. Мне даже смешно стало. Помнишь, всегда, когда я где-нибудь косячил и потом бегал от тебя, ты мне кричал: «Ах, ты, сучонок! Да я тебя с того света достану, зараза ты мелкая!» Выходит, не врал. А ты вообще никогда не врал мне, с самого начала. Ты вообще не умел врать. Никому. Недоговаривал, было, но не врал.
Не знаю, как я продержался три года. Я же без тебя дышу через раз.
А помнишь, как мы встретились? Я ведь никогда не верил в любовь с первого взгляда, а тут… Мне тогда только двадцать три было. Молодой, амбициозный, подающий надежды врач. С моими коллегами мы должны были у тебя интернатуру проходить. Я с пацанами тогда ещё прикалывался, мол, вот попадёшься нам ты, тогда точно вешаться будем. А на деле? Мне тогда одного только взгляда хватило. Когда смотришь на человека, и время останавливается. Когда всё вокруг перестаёт существовать, когда мир сужается до твоих глаз, когда твои глаза — это и есть мир. Оказывается, так бывает. Бывает, что находишь своего человека. Когда вы подходите друг другу безоговорочно — и плевать на разницу в характерах, во внешности, в возрасте. Когда понимаете друг друга не то что с полуслова — с полувзгляда.
А мы с тобой встречаться на третий день начали. Помнишь, мы потом забросили работу на неделю? Потому что насытиться друг другом не могли. Потому что оторваться от друг друга было нереально. Потому что казалось, что бесконечно мало этих ласк, нежных прикосновений, страстных поцелуев… А мне ещё никогда ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Когда от одного прикосновения — мир вокруг рушится, и ты становишься моим миром. Когда от оргазма выпадаешь из реальности и имя своё не сразу можешь вспомнить. Когда жизненно нуждаешься в том, чтобы ты был рядом. А у тебя объятья такие… Такие надёжные, такие родные, такие тёплые… Ты любил обниматься. Даже в незнакомой компании мог обнять незнакомого человека… А я ревновал. До боли, ко всем. К людям, с которыми ты общаешься, к воздуху, которым ты дышишь. Наверное, это было сродни одержимости. Я понимал, что ты никогда не предашь, и всё равно боялся этого. Так боялся, что однажды ты уйдёшь…
Ты мог дарить мне страстные ночи, доводя до исступления своими ласками, а днём гоняться за мной по всей больнице из-за того, что я не то лекарство больному назначил. Ты меня всегда гонял больше других интернов. Задания у меня всегда были сложнее, жёстче наказывал меня за проступки… А знаешь, я даже обижался, пока ты мне однажды не сказал: «Просто на остальных мне плевать, они мне безразличны…» Ты хотел, чтобы я стал хорошим врачом.
А знаешь, я тут подсчитал, что год — это 365 дней, 8760 часов, 525600 минут. Знаешь, это очень мало. Мало… Почему судьба отвела нам так мало времени? Разве ты не заслужил большего?..
Поначалу ты просто стал быстрее уставать. Впрочем, усталость для врача — состояние постоянное, патологическое. Ты просто не обращал на это внимания. Потом начались головные боли. Я волновался, переживал. Ты отнекивался, говорил, что я паникёр…
Ты сгорел за месяц. Рак… приговор. Ты отказался лечиться. Упрямый баран. А тебе ведь даже сорока не было. Ты умер у меня на руках… Я видел, как из тебя капля за каплей уходит жизнь. Ты говорил, что любишь меня. Просил, чтобы я пообещал тебе, что ещё найду свою любовь. А я ревел… А ты пытался ослабевшей рукой стереть слёзы с моих щёк…
А потом ты просто затих. Ещё минуту назад в тебе теплилась жизнь, а теперь в моих руках была безжизненная кукла. А знаешь, я бы подумал, что ты спишь. Только вот люди не спят с открытыми глазами…
Я выл. Два дня выл, как раненый зверь. Была бы моя воля, я бы никого не подпустил к тебе… к твоему телу. Но тебя забрали. Тебя причесали, одели в костюм… Глупые, ты всегда их терпеть не мог… Знаешь, ты выглядел будто живой. Мне казалось, что если тебя потормошить, то ты проснёшься… Но проверить эту догадку мне не позволили…
Как же я скучаю по тебе, Серый… Как же мне тебя не хватает…
А я ведь стал хорошим врачом. Работа — она отвлекает. От всего. Даже от навязчивых мыслей о тебе. Я работал круглые сутки. Спасал жизни… В коротких перерывах мечтал сдохнуть, потому что в каждом грёбаном пациенте я видел тебя…
Я сегодня третий день в отпуске. Представляешь, меня всем отделением выгоняли. Они почему-то все думают, что мне нужно отдохнуть. А о том, что я боюсь оставаться один, они почему-то не думают.
Я всё-таки решил прогуляться, развеяться… Февраль. Днём уже пахнет весной, а вот ночью всё ещё чувствуется господство зимы. А ты любил зиму. Странный ты! Знаешь, я сегодня впервые вспомнил о тебе без слёз. Вместо этого — странное такое чувство, ни на что не похожее. Может, это и есть — светлая память? Мне не стало вдруг легче жить, легче дышать, нет. Просто, наверное, сегодня я впервые почувствовал смирение… Ты часто говорил: «так надо». У тебя украли телефон — «значит, кому-то нужнее», соседи затопили сверху — «значит, так надо…» Я вот тут подумал. Ты ушёл… А может, это тоже «так надо»? У меня сегодня странное предчувствие, Серёж, с самого утра. В последний раз я чувствовал такое перед тем, как встретить тебя…
Я уже почти вошёл в подъезд, когда заметил на лавочке тёмный силуэт. На поверку силуэт оказался посиневшим от холода парнишкой. Не знаю, что меня сподвигло на такой поступок, но я, не раздумывая, сгрёб свою находку в охапку и понёс домой. Пацану повезло: обморожения удалось избежать, хотя одежда на нём была совсем не по погоде.
Я настроил воду в ванной и вернулся к пареньку в комнату. Он начал отогреваться и теперь мелко дрожал, затравленным взглядом охватывая всё вокруг. Блядь, это ж какая тварь так смогла его запугать?!
— Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого, слышишь? Давай я принесу тебе горячий чай, ты отогреешься, и тебе станет легче. Да?
Паренёк неуверенно кивнул. Я добавил в чай настойку пустырника. Не знаю, какой вкус будет у этого чая, но так он быстрее согреется.
Вручив ему чашку, я пошёл проверить воду в ванной, а когда вернулся, то обнаружил, что пацан почти спит. Я снова подхватил его на руки и понёс к пункту назначения. Освободив его от одежды, я погрузил парня в тёплую воду. Он испугался поначалу, забрыкался. Я тоже хорош: засунул спящего человека в воду — любой бы испугался. Дурак… Он очень сильно стеснялся. Брыкался, пытался выдернуть мочалку у меня из рук, прикрывался руками… но мне удалось его успокоить.
Предварительно закутав его в тёплое мягкое полотенце, я отправил его на диван, а сам хотел постирать его вещи… Не вышло. Странно, что они вообще не рассыпались на нём. Старая выцветшая футболка, вытертые джинсы и застиранные до дыр семейки. Хорошо, что у меня ещё осталась одежда с тех времен, когда я студентом был. Думаю, парню она должна подойти… Подошла. Джинсы сидели на нём, как влитые, а вот футболка болталась, как на вешалке. Но это и неудивительно — он был жутко худой.
— Тебя как зовут? — спросил я, с умилением наблюдая, как парнишка уплетает бутерброды с колбасой.
— Генка, — шмыгнул носом парнишка.
— А лет тебе сколько?
— Восемнадцать.
— А на улице как оказался? — продолжал я.
А сам думал, что неплохо было бы накормить его горячим бульоном, да только в доме из горячего — кипяток. Он задрожал и понуро опустил голову.
— Эй, ты чего? — я подсел к нему ближе. — Всё хорошо?
— Мать умерла три месяца назад, — глаза Генки наполнились слезами. — А отчим, он… он…
Догадаться, что отчим делал с красивым пареньком, было не трудно.
— Ну, всё, не реви. Всё будет хорошо. Я тебе обещаю. Иди в комнату, а завтра решим, что с тобой делать…
А знаешь, Серый, я уже решил. Пусть остаётся. Ну как я смогу его выгнать, зная о его отчиме?..
Генка живёт у меня уже месяц. Подозрительным соседям я сказал, что это мой двоюродный брат. Он изменился за это время. Поначалу шарахался от всего, словно дикий, но потом, со временем, отошёл. Помогал мне по дому. Знаешь, он удивительно готовит. У него явно талант! Тебе бы понравилось. Оказалось, что он мечтает поступить в кулинарный техникум и стать поваром. А я пообещал, что помогу ему. Правда, мне сначала придётся забрать у его отчима паспорт и диплом Генки, но это уже мелочи.
Я привык к нему. Он постоянно что-то делал. Ты бы сказал: «шило в заднице». С ним всегда весело. Когда, в очередной раз, я смеялся над его шутками, то поймал себя на мысли, что за те три года, которые я прожил один — улыбки мои можно было пересчитать по пальцам. А сейчас я смеюсь каждый день…
Сегодня ночью он пришёл ко мне. Я не смог отказать. Может, потому, что у меня давно никого не было, а может, потому, что ему это было необходимо так же, как и мне. Быть с кем-то рядом, быть кому-то нужным…
Я ласкал его аккуратно, боясь причинить ему боль. Целовал его исступленно, горячо, нежно, пытаясь заставить его забыть весь тот ужас, который он пережил с отчимом. Он доверился мне, открылся. И я хотел сделать всё так, чтобы он ни на секунду не пожалел о своём решении.
Мы пошли до конца. Просто так было правильно. Подушка под его попу, крем вместо смазки. Он мужественно вытерпел процесс подготовки. Сначала был насторожен, но, когда я пальцами начал его растягивать и задевать простату, он смог расслабиться. Я, кажется, даже умудрился сделать ему приятно. А я ведь до этого и сверху никогда не был. Но, кажется, сделал всё правильно. Ведь весь процесс я знаю лишь с обратной стороны.
У меня действительно получилось заставить Генку испытать наслаждение. Он сладко постанывал, неловко подаваясь вперёд бёдрами, понукая меня двигаться быстрее и увереннее. Он прижимался ко мне так сильно, что я слышал каждый удар его сердца. Его губы гуляли по моему лицу. И иногда он замирал, сопя мне на ушко… Волной оргазма нас накрыло практически одновременно, и это было очень здорово. Так же, как и раньше: до пелены перед глазами… Я прижимал его спящего к себе. Целовал шею, ключицы, спину… Знаешь, я никуда не отпущу его теперь. Потому что мы нужны друг другу.
А знаешь, Серый, я сегодня понял, что люблю его. Люблю своего солнечного парнишку, до дрожи в коленках. На мгновение мне даже показалось, что я люблю его больше, чем тебя, пока я не понял, что люблю его по-другому. Несколько иначе, чем тебя, но настолько же сильно.
Иногда он всё же до чёртиков напоминает мне тебя. Такой же упрямый и такой же добрый. А недавно он нечаянно уронил чашку с кофе на светлый ковёр.
— Ах, твою ж мать за ногу! — выпалил он.
А у меня аж перед глазами помутнело. Это была твоя фраза! Ты всегда говорил так, когда что-то ронял. Точно с такой же интонацией и точно с таким же выражением лица. Но, тем не менее, я никогда не сравнивал его с тобой. Ты — это ты, он — это он…
Я рассказал ему про тебя. Он увидел наше совместное фото. Он плакал, представляешь? Ревел взахлёб. У меня сердце кровью обливалось в тот момент. А потом ночью он шептал мне жарко в ухо:
— Ты только не бросай меня, слышишь? Я знаю, что никогда не смогу тебе заменить его! Но я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю!
Глупый он ещё у меня…
— Дурачок. Не брошу я тебя никогда, веришь?
— Верю.
606
Загрузка...
