Вoлшебный треугольник
или
Кира + Вова + Нина (КВН) = Любовь
«Во всех случаях, когда вы влюбляетесь, следует предпочесть молодым более зрелых женщин, поскольку они обладают гораздо лучшим знанием жизни»
Кира — это моя мама. Когда я родился, моей тёте — незамужней маминой младшей сестре Нине — было всего 21 год. В отличие от мамы — солидной зрелой женщины «Киры Александровны» — Нина выглядела просто девчонкой. Она отличалась исключительно веселым и лёгким нравом и все вокруг звали её просто Нинкой. И я всю свою и её жизнь также называл её просто «Ниной», а не «тётей Ниной» как полагалось. И ещё мы с ней искренне и нежно любили друг друга, очень любили. Но моей незабываемо прекрасной первой женщиной была всё-таки не она, а мама. К Нине я относился именно как к старшей сестре, а мама была настоящей женщиной! Будучи совсем взрослым я понял в чём тут дело… Нина, при всей её внешней весёлости, была фригидной. Её «кавалеры» тоже вероятно чувствовали это. После двух-трёх встреч они пропадали из виду также быстро, как и появлялись. А мама была поспокойнее в своих внешних проявлениях, но чувственность её была очевидной для любого понимающего мужчины.
Инстинктивно и я, будущий мужчина, ощущал это тоже. Нина меня не интересовала как женщина, я не стремился, например, подглядывать за ней, всеми правдами-неправдами пытаться увидеть её голой, и т. д. Всё же, что касалось сексуальной стороны моей мамы, меня жутко интересовало и возбуждало. Мы жили в большом городе, в коммунальных квартирах, где ванн в помине не было, но зато были бани. До 6—7 лет мама брала меня с собой в баню, естественно, в женское отделение. Помню, что для меня это всегда было большим праздником, я готов был ходить туда с ней хоть через день, не понимая почему. Первые детские смутные впечатление — это очень красивые и очень привлекательные черные треугольники волос внизу живота у женщин, что были вокруг нас. Я не мог понять почему, но знал, что это очень красиво.
Наверное, к 6 годам и мама обратила внимание на мой повышенный интерес к этим частям женского тела и перестала брать меня с собой. В баню я стал ходить с отцом и сразу же стал обращать внимание на то какие разные «пиписьки» у меня, у папы и других мужчин. Помню отчётливую мысль… когда вырасту у меня тоже будет такой же большой «петушок» как у папы, а ещё лучше бы как у того вон дяди. Очевидно не я один обратил внимание на этот феномен, потому что мывшийся рядом мужик, разговаривая с отцом, вдруг заметил… «вот это елда!». Папа кивнул и они оба рассмеялись…
Папаня мой был, что называется, «ходок». Мужчина он был видный и бабы его любили. Мама много плакала, пыталась разойтись, но потом как-то утряслось. Хотя в минуты примирения, они — как я потом понял — занимались любовью с прежней силой. Причём всегда инициативной стороной в их любовных играх была именно мама! Сквозь сон я часто слышал, не понимая тогда что это значит, мамин страстный шопот «Андрюшенька, сладенький мой, еби, еби меня!»
… Мне было уже 18 лет, нo я спал ещё в своей старой детской кровати, стоявшей напротив кровати родителей. И однажды ночью — я не забуду этого никогда, как одно из сильнейших сексуальных впечатлений всей жизни! — я неожиданно открыл глаза и увидел, что свет в комнате ещё горит. В двух метрах от меня на большой кровати на спине лежал голый отец, а мама — тоже вся голая — сидела на нём так, что её круглая полная попа была полностью прижата к лицу отца. Но самое же удивительное что в руке она держала папину «сосиску» и жадно сосала её, заглатывая в рот до самого корешка. Секунды три, спросонья, ничего не понимая, я выпучив глаза смотрел на эту картину. Вдруг они увидели меня и сами как-будто окаменели. Я же испугался невероятно. Ничего толком не поняв, я счёл за лучшее немедленно повернуться к ним спиной и продолжать спать. Этот эпизод никогда никем не обсуждался. Все сделали вид, что ничего не произошло. Только я-то это не забыл, всегда помнил и всегда буду помнить. Мне и сейчас, спустя десятки лет, легко мысленно воспроизвести эту потрясающую картину… полные красивые ляжки и круглая большая и очень красивая мамина попа… Что там между её ног делал отец я понял несколько позже.
Понял я и то почему мама стала спокойнее реагировать на оцовские отлучки. У неё самой появились любовники! Немного, но появились и завести её это ничего не стоило. Отец куда-то пропадал (в командировки?) и вдруг мама к вечеру начинала наряжаться, душиться духами, подкрашивать губы. Самое же главное изменение было в её глазах и в голосе — глаза её странно блестели, а голос буквально звенел!
Я по-прежнему спал напротив их кровати, когда однажды, в отсутствие отца, у нас в доме появился мужчина, которого я раньше никогда не видел. Мама, которая была в тот день возбуждена необычайно — и, потому, естественно была особенно привлекательна — объяснила мне, что это её «старый друг, дядя Дима», который живёт в другом городе, но приехал сюда в командировку и дня три-четыре поживёт у нас. Для полноты картины ему даже демонстративно постелили постель на коротком малоудобном для здорового мужика диване.
Hочью меня разбудил тот самый страстный шопот мамы «Димочка, Димочка!» Было темно. Я осторожно приоткрыл глаза. В сумраке я не сразу, но всё-таки разглядел, что мама стоит на четвереньках на кровати, а «дядя Дима» взяв её руками за бёдра с огромной силой вгоняет что-то в неё сзади! Первой мыслью было — заступиться за маму, ведь я же мужчина! Но я опять услышал мамин громкий шёпот «Димочка, Димочка, миленький, ещё, ещё! Ой, как приятно! Глубже, глубже!»
«Ей приятно — подумал я — тогда что же мне делать?» Сердце моё бешено колотилось. Я, памятуя прошлый опыт, когда они с отцом увидели меня смотрящих на них, решил, что надо лежать тихо и ждать что будет. Желание «заступиться за маму» сменилось другим, ранее неведомым чувством. Впервые мне вдруг захотелось БЫТЬ НА МЕСТЕ ДЯДИ ДИМЫ! Я не мог до конца понять почему, но это мысль меня буквально пронзила! Через некоторое время они остановились и «дядя Дима» сказал «поссать хочу!» Уборная у нас была далеко в конце корридора, и ночью все мы обычно обходились большим, оставшимся из моего детства, горшком с крышкой. Очевидно мама тихо сказала ему об этом, он встал с кровати и не зная куда идти оказался очень близко от меня. В лунном свете я явственно увидел его ОГРОМНЫЙ, торчащий как здоровенная палка, член. «Вот это ЕЛДА!», совершенно непроизвольно сказал я про себя. Удивительно, что восхищение размерами его аппарата превысило как мой страх, так и опасения за то, что «маму обижают». Вот это елда, повторял я про себя. Мне захотелось иметь такую же (увы!…) и чтобы мама вот также страстно и возбуждающе говорила мне — «Ещё! Ещё! Глубже! Глубже!»
Если я в деталях помню этот эпизод спустя много десятилетий можно себе представить, что со мной творилось тогда! Наутро голова моя шла кругом и я плохо понимал что вообще происходит. Я начал воспроизводить какие-то отрывки их разговора в прошлый вечер — мы были втроём за столом — — я, мама и «дядя Дима». Они обменивались какими-то фразами смысл которых для меня был непонятен, но очевидно был хорошо понятен маме, и она вся буквально сияла, очевидно предвкушая предстоящие любовные утехи. Вспоминались и другие мелкие детали, от которых моё мальчишеское сердце непонятно почему билось сильнее. За столом со мной сидела не бесполая «мама», а страстная, темпераментная женщина которая точно знает, что сегодня ночью её здорово ВЫЕБУТ! И она ждала с нетерпением этого момента. Никогда женщина не бывает такой потрясающе привлекательной и красивой как именно в такие моменты! Я как в тумане ждал следующей ночи, боясь только одного что мама заметит это.
Но случилось неожиданное. К нам вдруг пожаловала моя бабушка, мамина мать, женщина простая, но суровая, державшая своих дочерей в ежовых рукавицах. Я сидел с книжкой, якобы делая уроки, но слышал как бабушка каким-то особым свистящим шёпотом за что-то отчитывает мать. Мама сидела вся пунцовая от стыда, опустив голову. Я понял, хоть и не в деталях, что матери досталось за то, что она посмела привести своего «хахаля» домой и заниматься еблей в присутствии 14-летнего сына. «Дядя Дима» больше у нас не появлялся, хотя по каким-то деталям я понял, что мама бегала к нему, как тогда говорили, «на свиданки». Обманутый в ожиданиях несостоявшегося великолепного зрелища, я почувствовал разочарование, сменившееся какой-то злостью. Наверное даже это была ревность — как так она дарит свою любовь не мне, даже не отцу, а какому-то мужлану с его здоровенной елдой.
Всю неделю или даже более мама ходила раздражённая, а я злился и дулся на неё. И вот однажды это случилось. Я сидел на диване, а мама около стола, стоявшего посредине нашей единственной, но довольно большой комнаты, соредоточенно возилась с какими-то продуктами для нашего обеда. Было лето, очень жарко. Я сидел в одних трусах, а мама была в тонком домашнем халате. Раньше голой её я видел — не считая детской бани — только мельком и чаще со спины. А сейчас вдруг я поднял глаза и обомлел. Всё внимание мамы было направлено на приготовление еды и она не замечала, как халат её одной половинкой зацепился за стул как раз на уровне лобка. И несколько сладостных секунд я с восторгом рассматривал её изумительно красивый лобок покрытый густыми черными волосами…
Кстати, не так давно довелось посмотреть довольно забавный фильм «Особенности русской бани». Всё бы ничего, но только почему же все РУССКИЕ женщины в фильме, как якобы живущие ныне в деревенской глубинке, так и крепостные девки из XIX века (!), все, абсолютно все демонстрируют тщательно выбритые лобки? Да, ведь ещё восемнадцать лет назад не существовало этой идиотской «моды» выдуманной в бесящейся с жиру Америке. Неужели создатели этого «шедевра» ориентировались исключительно на вкусы тупого американского зрителя? И в русском «интернете» сейчас засилье выбритых лобков — чего ради? Хоть бы кто-нибудь объяснил мне эстетические или какие-то иные преимущества этой дурацкой моды! Повторяю — о вкусах не спорят, но для меня женщина без натурального аккуратного треугольника волос на лобке — не женщина, а так, кибер какой-то… Всегда хочется спросить почитателей этой моды… а как вам нравятся «женщины» с черепом Юла Бриннера? Они вас впечатляют? Меня, лично, ни одной секунды. ]
… Я не мог оторвать глаза от маминого лобка, забыв всякий стыд и страх. К реальности меня вернул её довольно злой голос… «Ты куда это уставился? И не стыдно? Ты посмотри на себя — у тебя же трусы топорщатся! Вот всё это расскажу отцу — он тебе всыплет!» Я с ужасом увидел, что моя собственная пипка торчит как кол и спрятать это невозможно. Неожиданно для себя я не стал оправдываться, а вдруг тоже разозлился. «Ну, и говори! А я расскажу как у нас дядя Дима ночевал и что он с тобой делал!»
Эффект моего грубого выпада был самый неожиданный. Мама густо покраснела, а потом вдруг горько разрыдалась. Она упала на диван рядом со мной и плакала навзрыд закрыв лицо руками. Халатик её совсем пришёл в беспорядок и чуть ли не весь распахнулся, но я как-то не обращал на это внимания. Мне стало её безумно жалко, ведь я же любил её! Я обнял её и стал гладить по рукам и по спине. Она тоже крепко обхватила меня руками и начала бешено и страстно целовать меня, приговаривая «Прости, прости меня, Вовулечка, прости меня шлюху паршивую, прости!» Я не совсем понял что такое «шлюха», но начал её утешать. «Ты не шлюха, ты хорошая, ты — самая замечательная, самая красивая, и я тебя очень люблю!» Мои слова вызвали прилив какой-то невероятной нежности — она продолжала страстно целовать меня, причем не только лицо, но всего-всего, грудь, живот, ноги и даже несколько раз бегло дотронулась губами до моего торчащего сквозь трусы члена. Голова моя пошла кругом, когда мама, продолжая гладить и целовать меня, вдруг просунула руку мне под трусы и крепко, но нежно сжала в руке мой стоячий член. «Зачем мне какие-то мужики, когда у меня такой сладкий мальчишка дома есть! Вон какой красавец — дай-ка мне на него полюбоваться!» Не зная что ответить я только глупо улыбался. Ни секунды не сопротивляясь я помог маме стащить с себя свои большие сатиновые трусы.
Мама не убрала руку и, глядя мне в глаза, стала медленно поглаживать мой член сверху вниз, попросту говоря — дрочить. Приятно это было несказанно. Она перестала плакать и — даже я бы сказал кокетливо — улыбаясь спросила… «Так, ты ничего не расскажешь папе, правда же?» Я почувствовал, что теряю инициативу и, собрав всю волю, храбро ответил… «Не скажу! Но только если ты тоже дашь мне посмотреть на свою писю!» Она не обидилась, а скорее удивилась… «Тебе это действительно так интересно? Ты же видел какие бывают пипочки у девочек.» (Мама года четыре назад застала меня за излюбленной детской игрой «пипки-попки показывать» с нашей соседской девчонкой Тамаркой. Тогда она просто отшлёпала меня, не делая проблемы из того, что она увидела). «Нет, мама, мне у них не нравится… Мне нравятся твои… волосики… там… Покажи мне, пожалуйста, мне так хочется!» — буквально взмолился я.
Не думаю, что в этот начальный момент мама испытывала какое-то сексуальное чувство ко мне. Просто ей хотелось любыми способами задобрить меня и получить заверения в моём молчании. «Видела я как у тебя горели глаза, когда ты смотрел на то, что у меня там под халатом.» Она вздохнула… «Как-то незаметно ты вырос и становишься мужчиной… Тебе правда это так нужно? Хотя, чего я спрашиваю — посмотри-ка на свой торчок! У-у, какой красавец! Я его много раз целовала когда ты был совсем маленький» Вдруг она наклонилась и… полностью вобрала мой не слишком уж большой член себе в рот. «М-мм, вкусно!» — сказала она и посмотрела на меня. Это был тот особый сексуальный взгляд, который я замечал, когда она смотрела на мужчин. Этот взгляд я запомнил навсегда и всегда потом ловил его подобие в глазах своих женщин. Я уже знал точно… если появился тот самый особенный огонёк в глазах, всё в порядке, эта женщина моя, потому что она сама меня ЗАХОТЕЛА!
Непроизвольно, не думая, скорее инстинктивно я протянул руку и попытался просунуть её между маминых ног. Продолжая сосать меня, мама раздвинула ноги, чтобы мне было удобнее копаться в волосках на лобке и даже забираться пальцами во складочки ее тёплой и нежной пизды. Это было ни с чем не сравнимое, потрясающее блаженство! Мне так хотелось смотреть на то, что я трогаю, но я не мог — глаза мои были плотно сжаты и через секунду, естественно, я кончил ей в рот. Мама не отнимала губ, доблестно глотая всё, что я извергал. Наверное это было очень долго, потому что она заулыбалась и сказала… «Я уж и забыла сколько много у мальчиков бывает спермы! Наверное целый стакан!»
Я засмущался, не зная хорошо это или плохо, и пытался что-то промямлить в своё оправдание. «Что ты, что ты — это же замечательно! Каждая настоящая женщина о-бо-жа-ет хорошую сперму. А у тебя она такая вкусная! Ты дашь её мне ещё? Мне так понравилось!» Её голос звучал совсем иначе, игриво, любовно… Может быть в это время её сексуальная натура наконец взяла верх и она как-то позабыла, что занимается сексом с собственным сыном. Она просто занималась сексом с молодым неиспорченным мальчиком, которым — к счастью — оказался я.
Совершенно осмелев, я полность расстегнул её халат, впервые в жизни вблизи увидев чудесное женское тело. И не просто женское — а мамино, любимое и столь давно желанное. Её не могло не тронуть моё неподдельное восхищение. В приливе нежности она прижала мою голову к своим большим мягким грудям с крупными коричневыми сосками. Я радостно мял её груди руками, не веря своему счастью. Она сама поднесла один, потом другой сосок и прошептала «Пососи! Мне нравится, только не кусай!» Выполняя её просьбу я снова протянул руку к её пизде — это было так прекрасно копаться в её волосах и перебирать складочки губ. Я почувствовал, что она тяжело задышала и шепнула… «Вот здесь, вот здесь погладь!» Она взяла мою руку и направила её к клитору. Не совсем понимая что именно надо делать я неумело старался выполнить её желания. Она начала быстро двигать тазом помогая мне, стараясь, очевидно кончить. Но я был совершенно неопытен и не знал как нужно удовлетворить женщину.
После нескольких неудачных попыток она отстранилась и слегка оттолкнула меня. Я испугался, что она рассердится и моё неземное блаженство закончится также неожиданно, как началось. Но нет, оказалось, что она просто решила перевести дух. Но в это время она — как я сейчас понимаю — была уже сексуально заряжена настолько, что ей просто необходимо было кончить. Всё равно с кем — с мужем, сыном, любовником, неважно. Её женская суть ТРЕБОВАЛА разрядки и, к счастью, под рукой оказался я — готовый выполнить любое её желание.
Мама взяла мою голову в руки, повернула к себе и внимательно посмотрела в глаза. «Вовочка, мальчик мой, ты ведь никому ничего не скажешь, правда? И не будешь сердиться на меня, если я тебя научу как надо обращаться с женщинами?» Я не совсем понимал о чем идет речь, но готов был на всё. «Мамочка, мамочка, я так люблю тебя, я сделаю для тебя всё что ты захочешь!» Я сидел на диване голый рядом с тоже совершенно голой прекрасной и такой аппетитной женщиной, как моя мама. Естественно, что в это время мой петух снова стоял «как сосна на картине Шишкина». «Тогда слушай меня внимательно и выполняй все мои просьбы. Но только никакой самодеятельности! Ты ещё потом вспомнишь и поблагодаришь меня за это.» (Сколько раз потом я действительно мысленно говорил себе — спасибо тебе за науку, мама!)
Мама легла на спину, широко раздвинув ноги. Я зачарованно смотрел на её изумительно красивую пизду, но только теперь я впервые смог увидеть также и ранее спрятанные под густыми темными волосами полураскрытые влажные тёмно-розовые губки. Голос у мамы из нежного превратился во властный. Она приказала мне… «Лижи меня вот здесь!» Меня не нужно было просить дважды. Впервые в жизни я ощутил вкус и аромат НАСТОЯЩЕЙ женщины, ничего более прекраснее на свете нет и быть не может.
(В наше смутное время разгула гомосексуализма я всегда думаю… хрен с ними, с идиотами-гомиками. Хотят они возиться друг с другом — и пусть. Но сколько же они ТЕРЯЮТ, не зная высочайшего земного блаженства — любить ЖЕНЩИНУ! Моё мнение — они просто глубоко несчастные, обделённые судьбой люди, которых можно только искренне пожалеть. Ведь жалеем же мы глухих, которые не могут слышaть божественную музыку Равеля или Рахманинова. Ведь жалеем же мы слепых, которые не могут видеть красоту Парижа или картин Ренуара? Вот также и гомосеки — несчастные, больные люди. Не повезло им…)
Мама крепко держала меня за голову и подставляла мне те самые местечки, где ей особенно хотелось чувствовать мой жадный язык. Наконец она нашла нужную точку и чуть только не закричала в голос… «Лижи! Лижи здесь! Сильнее!! Давай!! Ещё!!! А-а-а-а… !!!» Её тело дёргалось и извивалось подо мной. Но голова моя была крепко прижата, и я не переставал лизать её клитор…
Через некоторое время она замерла и оттолкнула от себя мою голову. Она лежала с закрытыми глазами, тяжело дыша, и капельки пота катились у неё между грудей. «Что с тобой, мамочка, я сделал тебе больно?» Она приоткрыла глаза и улыбнулась. Не говоря ни слова она подтянула меня за подмышки наверх и положила на себя. Ноги её были по-прежнему широко раскрыты и мой хуй уткнулся в низ её живота. Она обняла меня и крепко поцеловала в губы. Это был особый поцелуй… так женщина целует только после только что испытанного ею прекрасногого оргазма
Лёжа на ней, уткнувшись хуем куда-то ей в живот, я испытывал одновременно огромное наслаждение от её большого и тёплого тела и какую-то неловкость оттого что не совсем понимал что мне делать дальше. Мама вдруг радостно рассмеялась… «Ты мне сейчас напомнил моего самого первого парня, который тыкал меня без понятия куда угодно, только не туда куда надо! Постой-ка, — голос её сейчас звучал уже спокойно и даже по-деловому, — дай-ка я объясню тебе кое-что. Когда ты потом ляжешь в постель с голой девочкой хоть ты-то будешь знать что делать. Ты же хотел рассмотреть как следует мою писю — так давай я тебе её покажу и объясню что к чему. Кто же кроме мамы должен просветить тебя в таком важном деле?»
Она усадила меня напротив себя на диване, а сама чуть отодвинулась и села повыше, на боковой валик дивана. Она раздвинула ноги и взявшись двумя руками за края губок широко раскрыла мне свою пизду. Такого я никогда не видел, да и не мог, ни на картинках в «художественных» альбомах, ни даже в женских банях, когда мы с мальчишками, рискуя быть пойманными и избитыми, ходили подглядывать в щели через закрашенные белой краской окна. Там всегда женщины были со сдвинутыми ногами. Я помню, что в самом раннем детстве я был убежден, что то что мальчишки называли «пиздой» был именно треугольник тёмных волос внизу живота. А сейчас я увидел сразу столько нового и интересного!»Вот видишь — это большие губки, а под ними более маленькие. Их обязательно нужно как следует разобрать и раздвинуть, перед тем как заталкивать туда свой инструмент, а иначе девочке будет больно и всё впечатление от ласок у неё будет испорчено. Вот видишь как они двигаются, видишь? Конечно, хорошо если девочка сама это знает и помогает тебе раскрывать свои губки. Но ты должен и сам уметь это делать.» «Но мама, как же мне держаться без рук? Я же ведь так упаду.» «А вот я тебя и научу. Только чуть позже. Вот смотри — видишь, Это — дырочка, в которую нужно вставлять свой членик. Смотри — вот я засуну туда палец. Она чуть ниже, чем кажется, и мальчики, не зная этого, обычно тыкают гораздо выше, вот сюда. А это только раздражает, вызывает боль и больше ничего.»
«Мама, но ведь она такая маленькая, как же туда попадает такой… как у… (я чуть не сказал «как у дяди Димы»)… как у папы?» Она рассмеялась — «Попадает, попадает, не беспокойся. Если надо, то больший чем у папы туда войдёт…» Она опомнилась, замолчала и отвернулась, чтобы я не видел её смущения. «Я имею в виду, что она растягивается. Вот смотри, я туда просуну два пальчика… даже три. Дай-ка руку». Она сложила мои пальцы щепоткой и действительно я с легкостью просунул туда четыре пальца. Внутри было тепло и влажно. У меня опять начала кружиться голова, но очевидно после полученного сильного оргазма от моего лизания, мама несколько успокоилась и была больше настроена на продолжении своего «инструктажа»… «А ещё запомни — девочку надо обязательно сначала разогреть». «А это как?» «Ну, поцеловать, пообнимать побольше… Не торопись вставлять своего писуна. Пососи ей сисечки, погладь ляжки — вот так…» Мама взяла мою руку и показала как и где это надо делать.
«А ещё — если она не против — полижи её вот здесь, вот этот бугорок сверху… Там где ты мне лизал, помнишь?» «Я ещё хочу!» «Дам, дам, не торопись» — мама улыбнулась. Она совсем успокоилась (что меня одновременно как-то настораживало и даже огорчало) и, казалось, была полностью погружена в процесс преподавания техники любви. «Молоденькие девочки не особенно разрешают лизать им писю. Но я тебе открою один секрет». Она снова легла на спину, широко раздвинув ноги, и я снова был полностью на ней. Счастье я испытывал — — от того, что я просто лежу у неё между полных шёлковых ляжек — просто невероятное. Забыв про инструкции и предупреждения я начал страстно целовать её в глаза, щёки, губы. Ей это тоже было приятно и она шептала «Ах ты мой сладенький! Какой-же ты у меня нежный мальчик! Вот если бы ты всегда оставался таким…»
Она опять начала «заводиться», это было заметно по её закрытым глазам и учащённому дыханию. «Инструктаж» продолжался и дальше, только теперь это была не «лекция», а «практическое занятие». Да и наши губы были заняты поцелуями, а не разговором. Мама протянула вниз руку, крепко, но так нежно! взяла за член. Я подумал «Вот сейчас она меня вставит туда, к себе…» К моему удивлению она не сделала этого, а продолжая крепко держать меня рукой начала водить головкой члена по губам и клитору. Только любопытство «а что же дальше будет?» удерживало меня от того чтобы ещё раз не расплескаться от этих прикосновений. Тысячeлетние генетичеcкие инстинкты заставляли меня пытаться проскользнуть вглубь, в ту невероятную нежную теплоту и влажность, которую я очущал столь отчётливо. Но мама тихо шепнула мне «Не торопись! Вот здесь, вот здесь мне так приятно!» Теперь уже она дрочила себя используя мой каменный член как вибратор (о которых никто тогда и не слыхивал). Несколько раз она казалось вот-вот была готова кончить, но что-то не получалось. Тогда она сказала «Не могу расслабиться. Давай-ка ты сам потри меня головкой вот здесь, сверху». Лежа на маме, опираясь на левый локоть, правой рукой я взял в руки свои член и начал натирать мамину пизду как она меня учила. «Не здесь… Чуть выше… Левее… Из стороны в сторону… давай, давай быстрее… СИЛЬНЕЕ!!!» — вдруг не то взвизгнула, не то всхлипнула она и буквально забилась подо мной в сильнейшем оргазме.
Всё это время я лежал на ней, а она крепко обнимала меня обеими руками и обеими ногами. Но когда она кончила и опустила ноги мой член буквально провалился во что-то мокрое и горячее. Я только пытался осознать до конца нахлынувшее ощущение величайшего блаженства. Я замер и не шевелился, не будучи уверен в том правильно ли я поступаю. Мама тоже не двигалась — но, естественно, совершенно по другой причине. Потом она приоткрыла глаза и улыбнулась. Мне кажется она понимала всю силу и глубину моих переживаний, моё восхищение её изумительной женской сущностью. Потом она шепнула мне на ухо… «Я думаю я могу сама немного подвигаться…» Продолжая обнимать меня руками, oнa сделала два-три сильных толчка навстречу моему члену, который тут же выстрелил в неё очередную огромную порцию спермы.
Теперь я уже лежал обессиленный и расслабленный. Мама чуть сжала мышцы влагалища и моя сильно уменьшившая в размерах пипка в секунду выскользнула из её пизды. Поцеловав меня, мама сказала… «Дай мне вытереться… Я такая мокрая, что даже тебя почти не чувствовала» Она ушла из комнаты и вернулась через пару минут. Я в это время в полной прострации продолжал лежать на диване. Мама вернулась с полотенцем и заботливо вытерла им насухо мой член. Во время этой процедуры она неотрывно смотрела на меня и улыбалась. Потом она легла рядом со мной, изредка нежно целуя меня. Всё это время она ни на секунду не отпускала мой хуй, поглаживая и как-то по-особому нежно перебирая его своими пальчиками. Мне было так хорошо, так сладко от этой ласки…
Потом она сказала «А ты уже знаешь как бывают дети? Это когда ты девочке впрыскиваешь туда, вовнутрь, свою малофейку!» Я вскочил в ужасе «И у тебя значит тоже будет?!»Да нет, не бойся, сейчас мне можно. Я уже подзалетела, мне всё равно скоро надо будет чиститься…» Из всего этого, сказанного с какой-то тоской, я понял только «нет» и «не бойся». «А вообще-то ты будь поосторожней, не сливай туда… Потом хлопот не оберёшся. А со мной сейчас можно… сколько захочешь!» — сказала она даже с какой-то весёлостью.
Всё это время рука её непрерывно наглаживала мой член, который опять от всех этих разговоров и ласк стоял как столб. Неожиданно она перекинула ногу через меня, повернула меня на спину и ловко заправила мой хуй к себе в пизду. Всё произошло так быстро, что я даже не успел заметить как же я оказался в ней. Её большие груди раскачивались у меня прямо перед лицом. Она медленно приподнимала и опускала таз давая мне разглядеть эту самую потрясающую картину в мире… мой хуй погружается в обрамлённую черными волосиками розовую щель.
Казалось бы нет и не может быть зрелища более возбуждающего. Но нет! Самым потрясающим был её ВЗГЛЯД, выражение глаз и какая-то совершенно особая улыбка! Никогда любящая, чувственная и страстная женщина — а моя мама была именно такой! — не улыбается и не смотрит на тебя так, как когда она сидит на тебе, засасывая в себя и буквально облизывая своими половыми губами твой член. Это совершенно особый взгляд и совершенно особая улыбка. В этот момент она осознаёт свою безграничную власть над мужчиной. И я знаю — ничто в этот момент не заставило бы меня отказаться от этого неземного наслаждения. Мама научила меня этому — и, кстати, с тех давних пор эта моя самая любимая позиция во время полового акта. Твоя партнёрша уже кончила, и не раз!, ты доблестно выполнил свой долг, поработал для неё, теперь имеешь полное право расслабиться и получить полное удовольствие сам. Никогда я сам так бурно и мощно не кончаю как в таких обстоятельствах.
Но в тот незабываемо прекрасный день мне ещё предстояло узнать многое. Вспоминая его — а мне это всегда доставляет особое удовольствие! — я понимаю, что мне безумно повезло с моим сексуальным образованием. У меня была лучшая в мире «учительница». После того дня я, честно говоря, мало чему ещё научился. Но зато — я уверен! — благодаря маминым урокам и я потом смог научить некоторых моих девушек настоящим радостям жизни. И я знаю, что они мне были благодарны за это.
… Сколько раз в тот день попеременно и вместе мы кончили оба сосчитать невозможно. Про меня-то и говорить нечего, у здорового четырнадцатилетнего пацана хуй практически не падает, да ещё при таком ласковом и умелом поощрении со стороны такой сексуальной женщины как моя мама. В какой-то момент я снова оказался лежащий на ней. У меня уже по-видимому начался «сухостой» и наше совокупление продолжалось очень долго. Мама изо всех сил старалась затолкать меня поглубже, чтобы я мог достать до матки. Она извивалась, прогибалась, но тщетно — по своей длине мой инструмент явно не соответствовал её параметрам. (Тем более, что это было совсем скоро после того как там побывала гигантская елда «дяди Димы»).
«Подожди — сказала мама — дай-ка я встану по-другому». Всё это время мне так хотелось попросить маму встать «раком», Я ведь помнил то незабываемое зрелище… мама стоит на четвереньках, постанывая в такт и раскачиваясь под мощными ударами хуя «дяди Димы». Но реальность оказалась прекраснее любых моих фантазий… зрелище большой белой круглой мамимой попы с зияющей розовой щелью в обрамлении черных волос было просто потрясающим! Как безумный, кажется даже с рычанием, я одним махом, со всей силы вогнал в неё свой хуй так, что мама даже удовлетворённо охнула. Впервые я почувствовал, что в такой позе моя залупка стукается о нежную преграду шейки матки. И вот тут-то я услышал обращенные наконец-то ко МНЕ страстные слова… «Ой, хорошо-о-о! Достал! Достал! Миленький… сладенький мой… давай, давай сильнее… ещё… еще… ЕБИ-И-И-И!!!»
Последнее слово она не произнесла, а выкрикнула во весь голос. Я, конечно, и раньше слышал как произносили это бранное слово мальшишки и взрослые дядьки. Но я не догадывался, что у него может быть и другое значение, и никогда не мог себе представить каким возбуждающим и волнующим оно может быть при вполне определённых обстоятельствах в устах женщины. А это был как раз тот самый случай — оба мы забились в сильнейшем оргазме. До сих пор, спустя много лет, тот день остаётся в памяти как один из самых замечательных и счастливейших дней всей моей жизни. Что было потом — тема для другого рассказа.
* * * *
«А как же Нина?» — спросите вы. Удивительно, но ничего подобного в наших отношениях с ней не случилось. Казалось бы, именно Нина должна была бы стать объектом моих юношеских вожделений. Объективно она была даже привлекательнее мамы — моложе, стройнее, менее близкой мне по родственным отношениям, незамужней и т. д. Но, нет! Я уже объяснял — мама Кира была темпераментной и страстной женщиной, а тётя Нина была симпатичной, но не интересующейся сексом девушкой. А это даже не две, а все три большие разницы.
И всё-таки один волнующий сексуальный эпизод связанный с Ниной остался в памяти. Мне было уже под восемнадцать и в тот момент почти любая женщина, за немногими очевидыми исключениями, вызывала у меня прилив гормонов в самых разнообразных частях моего тела. Я вспоминаю как мы жили на даче и, оставаясь вдвоём с Ниной, я под выдуманными предлогами тащил её загорать не на многолюдный пляж, а на полянки в сосновом лесу, где мы были совершенно одни. Там, если мне сильно везло, я мог подглядеть как волосики на её лобке выбиваются из под купальных трусиков — всегда весьма волнующее меня зрелище. Под предлогом «дружеских» объятий и игривого барахтания я мог как-бы случайно дотронуться до её грудей, попы или даже пизды. Но она всегда отстраняла мои руки и старалась держать меня на дистанции, не переходя границ. И при этом мы оставались очень близкими и любящими друг друга!
Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. Нина жила одна, в маленькой комнатке в коммуналке. Было традицией, что на все праздники я приходил к ней на ранний обед. Кулинаркой она была непревзойдённой — и ради прекрасного угощения я был готов ехать к ней, хотя жила она от нас достаточно далеко. Надо сказать, что в то время я активнейше занимался спортом. Дело было в Воскресенье — в тот день у нас был решающий матч по волейболу на первенство города, но в этот же день была и Пасха! Захватив с собой спортивную форму, я отправился к Нине где-то к 18 часам дня, намереваясь потом, к вечеру, прямо от неё ехать на игру.
Пасхальный обед был, как всегда, великолепен. Но кроме явств Нина выставила на стол ещё большую бутылку безумно вкусной клубничной наливки под несуразным названием «Запеканка». Надо сказать, что я тогда придерживался строжайшего «режима» по двум причинам… во-первых — спорт, а во-вторых — отец, который в чём-то не мог служить образцом, но по части спиртного был строг чрезвычайно, и по отношению к себе, и ко мне тем более. И вот милая моя радушная Нинуля, явства и — «давай, Вовочка, по рюмочке за Праздник!». По рюмочке, по другой… Я же помню, что у меня вечером решающая игра, но ведь вкусно! Так или иначе, но бутылку этой крепчайшей наливки мы вдвоём осушили. Нина сильно захмелела, но держалась, а я с непривычки «сломался» полностью.
Помню, что я пробормотал, что «мне плохо и мне надо лечь». Нина сильно обеспокоилась — так же как и меня её пугали две вещи… а что если отец узнает? Не сдобровать обоим! Да, ещё и игра вечером! Она засуетилась, стала разбирать кровать и раздевать меня, приговаривая — «ты не волнуйся, Вовочка, разденься, ляг, отдохни как следует и до вечера всё пройдёт!» Я лёг, но меня колотил жуткий алкогольный озноб. Я взмолился «Нинуля, мне холодно, согрей меня!» Нина быстро скинула с себя платье, и оставшись в одной шелковой комбинашке, юркнула ко мне под одеяло. В другое бы время это вызвало у меня определённый сексуальный интерес, но только не сейчас. Я схватился за неё стараясь согреться. Она, испуганная и озабоченная, изо всех сил обнимала и крепко прижималась ко мне. Постепенно я согрелся, затих и забылся хмельным сном.
Сколько прошло времени — час, полтора не знаю. Хмель был еще очень силён, соображал я очень плохо, в комнате были уже сумерки. Нина лежала рядом на боку и крепко спала. Комбинация её задралась до самой талиию Скорее в полусне, более инстинктивно, чем осознанно, я просунул руку между её ляжек, ощутив теплоту её мягкой промежности. Очевидно по случаю домашнего праздника Нина была не в обычных (для того времени) длинных закрытых панталонах, а в коротких шелковых «штанишках». Борясь с желанием заснуть, я — повторяю — инстинктивно просунул руку в штанишки и дотронулся до её мягкой пушистой пизды. Нина чуть промычала что-то во сне, но на мой жест ответила тоже, по-видимому, бессознательно — чуть пошире раздвинула ноги. Каждую секунду, то проваливаясь в сон, то просыпаясь, я продолжал перебирать складочки её киски и потом нашёл бугорок её небольшого клитора.
До сих пор я не знаю — разбудил ли я её тогда или нет, но она повернулась на спину и широко раскинула ляжки, позволяя мне шуровать в ней рукой сколько и как мне захочется. Глаза ее были крепко закрыты, она не произносила ни звука. Только дыхание её было учащённое. Если бы я был не пьян — как бы прекрасно всё могло получиться! Но сон буквально затягивал меня, даже несмотря на такой сильнейший стимулянт как рука засунутая в женские трусики. Удовлетворить её я бы не смог даже трезвый, кончать она, очевидно, не умела и не могла. Но во время всей этой тихой возни мой член, естественно, стоял столбом. Хоть убейте, не знаю — осознанно или механически, в полусне или проснувшись и не показывая вида, чтобы избежать ответственности, — но вдруг Нина протянула руку, нашла мой торчащий хуй и начала его нежно, медленно, но очень умело дрочить. Не прошло и минуты как я выстрелил стакан спермы ей в руку и… тут же вырубился окончательно.
Очнулся я с дикой головной болью, едва соображая где я и что со мной. Нина, одетая, стояла у кровати, озабоченная и встревоженная «Вовочка, миленький, ну как ты? Выпей вот бульончика горяченького!» Бульончик я, конечно, выпил, долго держал голову под холодной водой, но состояние мое всё-равно было ужасным. Моя любимая дорогая Нинуля была в отчаянии «Как же ты поедешь? Как же ты сможешь играть? Вовочка, только я тебя умоляю — ничего не говори отцу, а то он нас убьёт. Ты ведь не скажешь, правда?» Я слабо соглашался, ненавидя себя за то, что я так надрался перед таким ответственным матчем. Естественно, что ту игру мы проиграли вчистую. В тот момент я проклинал себя на чём свет стоит. Но шли годы — — и что же я запомнил из того дня? Мои промахи в защите и удары в аут? Да, хрен с ними с очками и чемпионатами! Зато я помню изумительное ощущение моей руки заползающей под шёлковые трусики Нинули и её нежнейшую пушистую киску. И ни одна спортивная медаль не стоит того, чтобы ради неё отказаться от неземного блаженства, когда нежные пальчики дорогой и любимой женщины перебирают, поглаживают и дрочат твой член… В великолепном романе Стефена Визинчеи «Во славу зрелых женщин» есть такие мудрые строчки… «Я считаю, что в вопросе сексуального образования мальчики и девочки должны оставить друг друга в покое, если у них есть хоть какой-нибудь выбор. Заниматься любовью (а вернее — пытаться ею заниматься) с кем-то, кто также как и ты понятия не имеет о том, что и как надо делать, равносильно обучению вождения автомобиля у человека, который не только сам в этом ни чуточки не разбирается, но и вообще плохо представляет себе что такое автомобиль. Может быть по прямой и пустой дороге вам ещё как-то и удастся — не без удовольствия — прокатиться. Но даже если вы при этом не попадёте в аварию, то наверняка навсегда усвоите очень дурные навыки вождения…» Как же верно сказано!
Можете со мной соглашаться, можете нет — дело ваше. Я, лично, убеждён, что для блага своего сына каждая нормальная мать должна стать его первой нежной и мудрой наставницей в столь сложной и тонкой сфере, какой является секс. Как всякое правило оно, конечно, должно иметь свои исключения и ограничения… в данном случае я имею в виду именно такую наставницу какой была моя мама. Не дай Бог, если «инструктаж» будет даваться женщиной, которая сама ни черта не разбирается в сексе, а что ещё хуже — терпеть его не может. Увы, такие случаи встречаются на каждом шагу. Сексуальная, темпераментная, опытная женщина — дар небес. И мне бесконечно повезло с моей мамой! Спасибо тебе, родная, за твою любовь и заботу о сыне. Тебя давно нет со мной. Но какой бесцветной была бы моя сексуальная жизнь без твоих нежных уроков! Ты живешь во мне, и в каждой своей женщине я старался найти частичку тебя, Мамочка…