Диана ненавидела цирк, хоть никогда и не бывала на представлениях. За 19 лет, что она жила на свете, в их городишке лишь раз останавливался странствующий цирк, и то Диана (которой было в ту пору 8 лет), тогда болела скарлатиной. Мать бы ее никуда не отпустила, да девочка и не рвалась — подумаешь цирк, ерунда какая-то, это, должно быть, для малышни, а она-то уже взрослая и ходит в школу… Так что представления Диана не видела, зато стала свидетельницей кое-чего другого.
1926.
Девочка лежала в кровати, освещаемая тусклым светом парафиновой свечи, и то впадала в дремоту, то выныривала в реальность. Между сном и явью тонкая грань… В темноте детской неожиданно что-то зашевелилось, что-то огромное, что-то с тяжелым дыханием… кажется, ощущение опасности стало почти осязаемым. Вздрогнуы, девочка открыла глаза. В самом темном углу комнаты стоял клоун. Диана быстро заморгала, пытаясь либо прогнать видение, либо помочь взгляду сфокусироваться на нем. Нет, этот клоун не был похож на тех, которых девочка видела на картинках. Те были яркими, веселыми, они улыбались и делали всякие смешные глупости.
А этот клоун не улыбался. Он не двигался и ничего не делал, только тяжело дышал, будто на грудь ему давила невидимая тяжесть. Его лицо скрывал слой грязно-серого грима, около рта и вокруг глаз — высохшие разводы черной и красной краски, на носу — алый шарик, а резинка, на которой он держался, впивалась во впалые щеки. Поверх засаленного рыжего парика клоун надел потертый и изъеденный временем цилиндр. Нелепое создание неожиданно встрепенулось и оскалилось, показав Диане кривые, хищные, почему-то идеально-белые зубы. Зажмурившись, девочка принялась мысленно молиться, чтоб жуткое видение исчезло, и молитвы ее были услышан. Клоун растворился в темноте, будто его и не было, а Ди с тех пор возненавидела даже слово «цирк», не говоря уже о тех людях, которые на потеху публике перевоплощались в весельчаков с носами-помидорами.
1937.
Время стирает детские страхи, но почему-то, когда в город вновь приехал бродячий цирк, Диана не обрадовалась, а испытала тревожное чувство. Она была совсем уже взрослой девушкой и даже собиралась замуж за одного подходящего ей (по мнению родителей, конечно) парня, но, ложась в свою старую кровать и зажигая свечу, вдруг снова ощутила себя восьмилетней девчонкой. Только сейчас девушка поняла, что с того дня (вернее, ночи, когда она, больная скарлатиной и явно в лихорадке, так что что все случившееся не более, чем бред), видела в углу детской страшного клоуна. Свеча трепещет от легкого ветерка, а книга так и норовит выскользнуть из рук, глаза слипаются. Ди выпила холодной воды прямо из кувшина, надеясь немного освежиться, но вкус показался странным, будто вода не из их чистого глубокого колодца, а из болота. «Надо закрыть окно…» — вяло сказала про себя девушка. «Ой, а откуда здесь этот графин?…» — пронеслось в голове, и через мгновение она уже провалилась в сон.
Запах пыли, лошадиного пота, пудры, прогорклого масла, навоза… Эта смесь
неожиданно проникла в нос Дианы, и девушка начала чихать. Она не сразу смогла разлепить веки, а, распахнув наконец глаза, увидела лишь черноту. Вдруг оглушительно громко чиркнула спичка, зашипела сера. Зажглась свеча. Девушка, щурясь от света, не сразу рассмотрела исцарапанные мужские руки, затем сглотнула и перевела взгляд выше. Паника окатила ее, как волна, заставив сбиться дыхание. Грязно-серое лицо. Красные и черные разводы. Алый, поблескивающий в неясном свете пламени, нос-помидор. Пыльная шляпа.
Огромная, пахнущая табаком и костром, ладонь накрыла сразу половину лица девушки, не позволяя воплю вырваться наружу. Жуткий клоун приблизил к Диане свое размалеванное лицо, и теперь его глаза она увидела прямо перед своими. Черные глаза, сверкающие, дьявольские глаза…
— Я пошутил! — неожиданно заорал мужчина и захохотал, как и хохочут шуты на арене (по-крайней мере, так себе это представляла Ди): раскатисто, неестесственно, бессмысленно, очень громко. — Ори, если хочешь! Можно!
Вот тут уже ей стало страшно не на шутку, даже голос пропал. Но ненадолго. Через пару минут тягостной тишины помещение огласилось ее отчаянными криками. Прямо так, на пике вопля, клоун схватил девушку и потряс за плечи, как куклу, голова ее болталась, а в ней, в голове, болталась мысль: «Это какое-то дьявольское видение, Господи, пусть оно исчезнет…»
— Ты меня помнишь, — резко перестав хохотать и трястись, клоун стал очень серьезным. — Ты молилась тогда, чтоб я исчез… Девочка со скарлатиной. Но теперь ты не знаешь ни одной молитвы. Все знают, а ты нет. Не помнишь.
Диана и сама прекрасно знала, что не помнит. Проклятый урод, кажется, читал ее мысли, и в этом она тоже углядела какой-то дьявольский промысел.
И тут он ее укусил. Больно, больнее, чем собака. За плечо. На белой ночной рубашке начало расползаться алое пятно. Кривые зубы клоуна, которые он вновь продемонстрировал, были теперь в крови. Мгновение — и они впились в ее грудь. Незнакомец в клоунском обличье (а, может, это и впрямь дьявол в теле человека?…) был высок, и Ди ощутила, как ее ноги отрываются от земли, а затылок бьется о стену. Он приподнял ее и так, держа одной рукой за ворот рубашки, а другой — между ног, принялся терзать зубами грудь девушки, не защищенную ничем, кроме тонкой льняной материи. Раздался треск, и сорочка тряпкой повисла на талии Дианы, теряющей сознание от ужаса и боли. Клоун хихикнул, и от этого смешка у кого угодно пробежал бы мороз по коже.
Девушка вдруг почувствовала, что летит, и, не успев даже подставить руки, смягчая удар, грохнулась на земляной пол, разбив губы и испачкавшись в грязи.
— Ну, вспомнила?
Да некогда ей было вспоминать!… Она вообще не понимала, как до сих пор не проснулась от этого кошмара, не может жэе это все происходить наяву!..
— Не получается? Бедная, бедная детка… Не получается… — издевался мужчина, спокойно и неспешно раздирая румашку
Дианы, мокрую на груди от крови, в клочья.
— Пожалуйста… Исчезни… — заскулила девушка, и это были первые ее сказанные вслух слова, обращенные к кошмарному ночному видению. казалось, он не слышит ее. Шершавые руки, все в мелких порезах, перевернули ее на спину и широко раздвинули ноги Дианы, рванули тонкую ткань скромных белых трусиков. Существо, если и бывшее когда-то человеком, то давно утратившее память об этих временах раскрыло пальцами губки, между которыми скрывалась бусинка клитора и сухая, никем до сих пор не тронутая, щелочка. Диану колотила дрожь, к горлу подкатывала тошнота. Влажный, красный от крови язык клоуна скользнул по губкам, а потом, словно змея, проник во влагалище, пробираясь так глубоко, что кончик его даже нащупал тонкую преграду, свидетельствующую о том, что Ди невинна. Но циркач и так это знал.
Он снял брюки, протертые до дыр и все в старых пятнах бурой крови, и девушка, давно уже попутавшая явь и сон, увидела его мускулистые длинные ноги и вполне человеческий, только слишком большой, мужской орган. Из отверстия на багровой головке выступила прозрачная капля и, подрагивая, зависла, а потом упала на босую ступню девушки.
— Вспоминай, Диана. Вспоминай. Не можешь?… — жуткий клоун устроился между раздвинутых ног своей жертвы и грубо ее обесчестил. Мучительно взвыв, она ощутила в себе его член, введенный примерно наполовину. Между ног было горячо и больно, а еще — мокро и скользко от крови. Мужчина не без удовольствия заметил гримасу боли на лице девушки и еще глубже протолкнулся внутрь, ощущая, как упругие мышцы влагалища сжимают его со всех сторон. Содрогаясь от стыда и отвращения, Ди слабо попыталась отпихнуть от себя эту нечисть с размалеванным лицом, но, чем больше она сопротивлялась, тем резче, сильнее и жестче были его толчки. Сдавив горло Дианы ладонью, он так и эдак втыкался внутрь, меняя направление, наращивая амплитуду и темп, и вскоре голая спина девушки начала саднить и кровоточить от непрерывного ёрзанья по земле и мелким камешкам, и тогда циркач перевернул свою жертву и уселся на ее ляжки, вновь заталкивая багровый от напряжения член в ее дырочку, прямо между почти сомкнутых бедер.
«Презабавное, должно быть, зрелище…» — пронеслось в голове Ди.»Лежу вся в грязи, мордой в конском навозе, а на мне — добряк-клоун, любимец детворы. И я даже не могу ничего сделать. Это сон, просто сон, страшный сон…»
— Это не сон, Диана, — гнусаво пропел мучитель и нахлобучил на ее свой цилиндр, натянув его на глаза девушки, придавая ей очень потешный (хотя скорее жалкий) вид. Она теперь не видела его, хотя и до этого могла созерцать лишь искоса, неловно выворачивая шею, но зато чувствовала, как член внутри словно вскипел, и что-то горячее полилось во влагалище, что-то мерзкое…
— Вспоминай! Вспоминай! — рычал мужчина, как зверь, яростно извергая сперму в это юное создание, измученное настолько, что о сопротивлении уже не шло и речи. Она почти расслабилась, напряжение в мышцах ослабло, она позволяла мужчине раздвигать ее крепкие, почти как умальчишки, ягодицы, едва ли не разрывая плоть. И только внизу живота у Дианы словно камень лежал. Клоун отстранился, и его сперма, смешанная с кровью, потекла из саднящей от свежих разрывов дырочки плашмя лежащей девушки.
Он приподнял ее за волосы и ткнул лицом прямо в натекшую лужицу.
— Кто тут у нас маленькая свинья? — пронзительно взвизгнул клоун, вновь меняя голос — это он делал виртуозно — и поелозил ртом и щекой девушки в ставшей грязной луже. — Да это же наша проказница!
Она вдруг поняла, что за каменное ощущение поселилось внизу живота. Вдруг бешено захотелось испытать то наслаждение, какое изредка приходило к ней в греховных, постыдных снах. Когда она просыпалась, содрогаясь от пульсации между ног и не понимала, как такое могло случиться, и думала только о том, что только распущенные девки могут допускать подобное. Она всхлипнула, словно пьяная.
— Я знаю, о чем ты думаешь, шлюха, — эти слова потный, грязный клоун словно выплюнул. — Я знаю ВСЕ, — и он протянул ей свою грубую ладонь, как старый друг. Повторяя про себя, как заведенная «сон, сон, сон…», Диана схватила эту руку и, едва не плача от стыда и унижения, принялась тереть ею свой клитор, вход в свою истерзанную дырочку… еще и еще, но… Нет, у нее не получалось. Рука была безжизненной и вялой, как дохлый паук.
— Это ужасно… — всхлипнула Ди.
— А ты попроси меня.
— Пожалуйста…
— Что?
— Пожалуйста! Сделай так, как я хочу… — взмолилась она, испытывая непереносимое омерзение к себе самой. И тут рука ожила, напряглась, нащупала клитор и сжала его, но не больно. Один палец скользнул внутрь, второй, третий… Девушка, бесстыже раскинувшись, выгнула спину, позволяя пальцам мужчины двигаться там, где все было липко и мокро от спермы и крови. Наверное, было больно, но этого она сейчас не чувствовала. Ее накрыло совершенно новое, странное, наркотически-сладкое ощущение…
Извиваясь и крича, девушка сквозь пелену видела скачущего по заплеванной арене клоуна, спотыкающегося, падающего, подскакивающего и пружинящего, как дурацкий черт из табакерки… Бородатая толстуха, мальчик-слон, старик без ног и без рук, прекрасная женщина с двумя головами — одна хохочет, другая — рыдает… Неожиданно тело Дианы сделало глубокий, болезненный вдох, словно она не просто очнулась, а восстала из мертвых. На чистой накрахмаленной постели. Голая. Грудь в крови, правый сосок словно грызла голодная собака. Между ног липко, противно. ГРЯЗНО. Как у шлюхи. В углу — клочья ночной рубашки, испачканные красным. На прикроватном столике, рядом с догоревшей свечой, что-то лежит… что это? Диана непослушной рукой взяла предмет. Детский чепчик. Голубой. Маленький, на младенца… Отшвырнула, как ядовитую змею, и подскочила на ватных ногах, грязных, испарапанных, пахнущих конским навозом, ногах. Мечущийся взгляд упал за окно — что за пятна? А пятна те были движущимися к горизонту повозками, увозящими из очередного городка нищих, пьяных и веселых циркачей.
812
Загрузка...
