Жесть

ЧАСТЬ 1

Сегодня, когда я ехал в универ, в меня врезался обочечник, пытавшийся влезть в ряд. Права у меня всего как год, и даже если я сам себя считаю хорошим водителем, но регистратор стоит, как говорится — во избежание. Так что, я оказался кругом прав, но вот вся эта возня с гаишниками и страховщиками заняла у меня час времени. Понятно, что на универ я, если честно — забил. Позвонил старосте, своему приятелю Женьку, и сказал — что, так мол и так — выручай. Мой «Sоlаris» пострадал не сильно с точки зрения повреждения конструкции, но визуально, переднее правое крыло было сильно покорежено. Поэтому, не долго думая, отогнал машину своим ходом в СТО к знакомому, а сам решил вернуться домой, настроение было в миноре. Первая авария как-никак, ДТП со столкновением. По самым скромным моим прикидкам: нужно было найти все документы по страховке с платежками которые хранились дома, потом ехать в ГИБДД, потом еще раз съездить на СТО, посмотреть что и как, оформить заказ на ремонт.

Поэтому, домой я отправился на маршрутке, которая проезжала мимо нашего коттеджного пригородного района, и спрыгнув на брусчатку остановки, поспешил домой. От остановки я шел задами, то есть не по улице, по дороге, а напрямики — через декоративный овраг, который раньше был свалкой, но жители нашей улицы, чьи зады участков выходили на него, решили сделать из него зону отдыха, превратив овраг в мини озеро, протоком соединяющегося с другим таким же оврагом и заполненный водой. Декоративные кустарники, качели, несколько песочниц и площадки с брусьями и турниками сделали из бывшей свалки — вполне себе респектабельное место отдыха с водным зеркалом, куда жители нашего микрорайона частенько выводили погулять своих малолетних детей. Ну и, естественно, что калитка с нашего приусадебного участка в этот «овраг» имелась, открывавшаяся магнитным ключом. Все равно кто попало тут не шлялся, район хоть и не считался олигархическим, но бедных жителей тут попросту не было. В свое время сами участки стоили достаточно дорого, и моя мать, работавшая в Городской Администрации, дурой не была, сумела хапнуть свой кусок. То есть системы видеонаблюдения, то-сё, охранные системы — с этим был полный порядок, хотя придававшего статус пульта охраны и шлагбаума на въезде не было, так как это действительно был микрорайон, и главная его улица была сквозной, соединяющей пригородные кварталы.

Пройдя по саду, я зашел в дом через летнюю веранду, примыкавшую к кухне. Сняв свои кроссы, я прошел на кухню, и, скинув свой рюкзак, открыл холодильник, взяв минералку. Мать на работу папахен отвозит обычно сам, и я точно помню, что они уехали раньше меня, каково же было мое удивление, когда я вдруг услышал голоса, переходившие в восклицания и крики, а иногда доносилось и просто какое-то подвывание. Я, стараясь не шуметь, подумал на секунду, что застал родителей за пикантными «обстоятельствами» и как бы поаккуратнее поставить их в известность, что сын дома — прошел в холл. Шум раздавался со второго этажа, и мое возвращение они, скорее всего не слышали, поэтому я, все так же тихо, вернулся обратно за кроссовками и рюкзаком, и, прокравшись до своей комнаты, стараясь не скрипеть дверью, скользнул вовнутрь.

Надо сказать, что я поступил в универ на факультет систем управления и робототехники, то помимо умных систем что-то вроде «smаrthоusе» — сделал для дома все сам, еще даже не будучи студентом, доказывая свое призвание. То есть и открывающиеся по радиосигналу ворота гаража, настройку системы кондиционирования и полива цветов в зимнем саду и на участке, ну и конечно же, системы видеонаблюдения — все мастерил своими руками. И минувшими летними каникулами я всю эту систему видеонаблюдения в доме довел до идеала, по требованию отца, конечно же. То есть он мне тупо давал деньги, а я на эти деньги изгалялся как хотел, в пределах разумного. А почему системы видеонаблюдения? Все было просто, самую первую плату видеозахвата, которая оказалась, в принципе, лишней и не нужной — я поставил на свой стационарник, и 4 видеокамеры были подключены к нему. Они были расположены внутри дома: кухне, в прихожей, гостиной первого этажа и в холле второго этажа. Тогда как основная система видеонаблюдения, в которую входило 16 видеокамер показывали обзор снаружи и внутри периметра нашего участка, а также все потенциально опасные для проникновения внутрь дома подступы: окна, двери, веранду.

Системник, отвечающий за видеонаблюдением всей территории, находился на чердаке, в специально отведенном для него чулане, и на нем замыкались все побочные службы, которыми можно было управлять с мобильного телефона, и работал он постоянно, в отличии от моего системника, который я обычно выключал, покидая дом. То есть, эта вторая система была скорее баловством, да и при включении видеонаблюдение с автозапуска не включалась — жрала ресурсы и я в этом плане был сибаритом. То есть видеонаблюдение можно было вести лишь тогда, когда я этого желал сам, включив вручную систему, и сейчас во мне любопытство перебороло порядочность. Это же интересно — подсмотреть за сексом родителей! Поэтому, проскользнув в свою комнату, первым делом включил свой компьютер и нажал иконку видеонаблюдения. Сейчас же, увиденная мною картина, показывавшая действие моих родителей в холле второго этажа, сначала вогнала в оторопь, а потом даже возбудила. Хоть лица матери и не было видно, но вот ее задницу, отлично попавшую в ракурс видеокамеры — было видно замечательно! Отец бурил ее киску, поставив раком на диване, заставив опереться руками на спинку дивана и забравшись туда же ногами сам, но в одной руке он держал портативную цифровую видеокамеру! «Вот нифига себе развлекаются родители!» — мелькнула мысль. Зрелище было действительно горячее, каждое его движение вперед сопровождалось тем, что ножки моей матери вздрагивали, а ее икры при этом трогательно разлетались в сторону и подрагивали. Она даже не сняла свои чулки и туфли на шпильках, что было странно, погода уже по-осеннему холодная, и на работу мать надевала полусапожки, насколько я помнил. Да и сегодня, вроде бы только начало недели, а мать с отцом дома, что тоже было довольно странным, хотя я этому особого значения не придал, так — отметил краем сознания. Тем временем, мой отец повернул мать к себе лицом, и она, судя по всему, отсасывала у него, обхватив руками его ягодицы. Тем временем отец напрягся, его ягодицы подтянулись, и он, судя по всему, кончил, после чего наклонился к матери, поцеловал ее и вышел из комнаты — наверное, направился в ванную. И вот только теперь я понял, что женщина на экране — не моя мать! Это была сестра моей матери — тетя Катя! Сейчас, когда ее лицо появилась в поле зрения камеры и не скрываемая фигурой отца, черноволосая женщина, которую я всю жизнь знал как тетю Катю — мать моей двоюродной сестры Валерии, полулежала на диване раскинув ноги, и отдыхала после секса с моим отцом. При этом ее расфокусированный взгляд, казалось, смотрит прямо на меня в камеру — она улыбалась.

Первое чувство было возмущение, потом появился какой-то интерес, и лишь после какая-то обратная логика привела меня к неожиданной развилке — отец писал видео на камеру! Я тут же открыл вкладку «Домашняя Сеть», ища отцовский Макбук и не обнаружив, начал обновлять вкладку. Минут через пять, когда моя тетка ушла следом, приводить себя в порядок, наконец-то его Мак включился. Логика отцовских действий была понятна — скинуть запись на свой комп и стереть улики с камеры. Я быстро перебрал весь архив на его компе и, обнаружив наиболее тяжелый архив в одной из корневых папок, закрытых на пароль, решил оставить это до ближайшего времени. Во мне клокотали чувства обиды, горечи и понимания того, что отец двуличная мразь. Ну и само собой — те же чувства негатива я испытывал и к тете Кате! Решил обдумать ситуацию и незаметно для себя, уснул, прилегши на кровать, как я думал — на пять минут.

Проснувшись, я испугался от того, что проспал все на свете, и увидев, что время всего «после обеда», вызвал такси, и когда он приехал, договорился с ним о его эксплуатации на два часа. Не теряя времени, позвонил матери, рассказал об аварии, выслушал нотацию и приказ, не теряя времени, отправится сначала к ее адвокату, а потом вместе с ним в ГИБДД. Решение было правильным, Юрия Юрьевича — солидного дядьку с бородкой эспаньолкой я знал хорошо, и был уверен, что в ГИБДД он быстро распедалит ситуацию, освободив меня от длинной очереди и закрытых окошек. Через 15—20 минут я был у его офиса, где он стоял у своей прогретой машины, и мы с таксистом двинулись за ним следом. Все же полчаса времени мы там потратили и, получив от него необходимые квитанции, мы расстались. Я же, с полученными от него инструкциями, отправился выполнять квест. Последней точкой моего маршрута была СТО, где я расстался с таксистом, и Саня Механик заверил, что все будет в порядке с моей «малышкой» подсказав, куда и что оплачивать. Надо сказать, что знакомство с Механиком у меня было не то что бы шапочное, хоть мы и учились с ним в одной школе в параллельных, он всегда был каким-то серьезным и не компанейским. Как, впрочем, и я, что нас если не сближало, то заставляло симпатизировать друг другу. Саня сказал, что сам проконтролирует весь процесс, и я поверил, что он это сможет. Как-то на встрече выпускников мы разговорились, и я поинтересовался, как он избежал армии. Он просто сказал, что купил военник. Так-то все правильно сделал, единственный сын у матери-одиночки, он расставил свои приоритеты выше общественных, и я его не осуждал, да и то, что он так просто мне это сказал — вызывало невольное доверие к нему и веру в его пробивные способности, самостоятельно в n лет пробить военник — дорогого стоит. Хотя эта его привычка вечно ухмыляться — раздражала абсолютно всех, он как будто ежеминутно подвергал сомнению адекватность собеседника, заставляя его озираться — что, мол, со мной не так? Но так как мы жили с соседних дворах, я к этому привык, Саня, если и не считался корешем — личностью был известной, выяснять с ним отношения — дураков не было, потому что из всех предложенных вариантов, Саня предпочитал действовать по варианту — хардкор. Пообещав проставиться после ремонта, мы расстались, уговорившись созвониться завтра по срокам, которые он уточнит, но сказал что не больше 3—5 дней по любым раскладам. Я же отправился во все тяжкие, и вызвонив старосту Женька, встретились с ним в кафе-баре, где накидались до поросячего визга.

***

С утра просыпаться было больно, мать поворчав и испепеляя своим взглядом, разбудила меня в 6 утра и, вручив мне тряпку с тазиком, заставила прибраться в своей комнате. Это был серьезный конфуз, я все-таки облевался. Еле перебирая деревянным «туловом» и раскалывающейся головой, наконец-то все убрал, обрызгал комнату дезодорантом и отправился в душ, слава богу, что к моей комнате примыкал персональный санузел. Несмотря на раннее утро, мать была уже полностью одета и вся полыхала гневом и яростью. Знала бы она, на чем я вчера спалил папика! Вернее, на ком… Может у нее такое настроение — от недоеба? Все время пока я завтракал, звучала нотация, причем в таких интонациях, что отец предпочел не появляться на кухне. Заглянув на кухню и забрав газету, налил себе кофе, взял галету и котлету и свалил в свой кабинет, буркнув: «С утра пораньше». Мать, как ни странно, сразу успокоилась, и хоть вчера я ей подробно рассказал по телефону, как произошло ДТП, заставила повторить свой рассказ. Сегодня она выглядела просто потрясающе, в облегающем шерстяном синем платье-перчатке, кончавшееся чуть выше колен и так выгодно подчеркивающее ее пепельные волосы вместе с ее огромными сиськами, она на самом деле выглядела неотразимо. Я даже поймал себя на мысли что пялюсь на нее, лаская эти шикарные формы взглядом, широкая попка, переходившая в узкую талию и окаймленную сверху сиськами 5-го размера — не одного меня заставляли пускать на нее пузыри. Ножки и правда, были худощавыми, вернее, только ее бедра были худыми — икры ее ног были очень красивыми и упругими, можно даже сказать — идеальными, что придавало некий законченный сексизм ее образу, прибавляло ей роста за счет их стройности и длины. И то, что вчера я умудрился спутать ее ножки — с ляхами ее сестры, сейчас — ввело меня в тупик. Я прокручивал в памяти вчерашние кадры с камеры и приходил к выводу, что должен был узнать свою мать с любого ракурса, у тети Кати бедра были более массивными, а материнская фактура была весьма уникальной, ее попа была более… выпуклой что ли. Сейчас же я и так и эдак прикидывал — как бы выглядела мать на том диване вчера. И тут меня мать спалила на том, что я ее откровенно раздеваю взглядом. Она нахмурилась, потом махнула рукой, и вздохнув, ушла одеваться, поняв, что моральное воздействие на меня достигло критической точки, и что ее словесные излияния пропадают втуне.

Через 15 минут мы уже выезжали на городскую площадь, где я и мать покинули отцовскую машину и разбежались, мать — на работу, я — в универ. Вчерашнее мое отсутствие благодаря Женьку прошло незаметно в журнале посещаемости, одногрупники посочувствовали, ну или хотя бы сделали вид. День прошел как обычно, а я взялся анализировать ситуацию с отцом. Я был уже, конечно же, взрослый и понимал, что измена в жизни взрослых — обыденность, но вот то, что отец изменяет матери с тетей Катей — это не укладывалось в моей голове. Решив, что главное — это улики, подумал как изъять архив с Макбука отца. Прикинул все за и против, решил не париться, взламывая пароль брутом, а просто внедрить ему Кейлоггер. Сказано — сделано, и вечером утилита была внедрена, все его архивы, которые были запоролены — скопированы на мой стационарник, и мне осталось только ждать когда он что-то разархивирует.

Мать уже отошла и даже шутила, пожурив меня и сказав, что нужно быть аккуратнее за рулем, отец же опять заперся в своем кабинете, работая с документами. Я же сидел со своим ноутом перед телеком в зале, пока мать не послала меня пылесосить весь дом, видимо, решив, наказание перевести на ниву исправительных работ, окончательно заминая ДТП. Я, пытаясь смягчить обстановку, тоже пошутил о вчерашнем, что, мол, с горя решили с Женей накидаться, но мать шутливый тон не восприняла и покинула меня, фыркнув на прощание. Она всегда была властной женщиной, и я задумывался, каково это отцу заниматься с ней сексом. То, что она привлекательна в свои 44 года, это было очевидно — если кому-то нравился подобный типаж — надменных и холодных женщин, но я не воспринимал ее как чужую, она всегда была моей матерью. Поэтому, внезапно я осознал, что рассуждаю о ней как о женщине, представляю, как она выглядит без одежды. То, что она крашеная блондинка — я это знал, ее настоящий цвет волос — светло-русый, и поймал себя на мысли, что все те девчонки, с которыми у меня был секс или отношения — были блондинками. И все были высокими, хоть я уже и перерос мать на полголовы. Но вот мои партнерши и подруги всегда были — или с меня ростом, или чуть выше! Это заставило меня крепко задуматься, и все по местам мог поставить только вердикт о том, в какой мере виноват мой отец.

Все случилось обыденно и закономерно, Кейлоггер запущенный на отцовском компе этим же вечером слил мне отцовский пароль, вернее целую кучу паролей, один из которых подошел к тем архивам, которые я пытался открыть. В архиве было больше 40 файлов, нашел я и еще один архив, который лежал практически на виду, но папка открывалась другим пассвордом. В этой папке файлов было вдвое меньше, но вот касался он строго моей матери. То есть звездой жанра «хоумвидео» выступала моя мать, и она выглядела в роли порномодели более чем на высоте. Меня настолько захватило ее эта новая ипостась, что я, наверное, в эту ночь дрочил раз десять, не отрываясь, даже счет потерял — и количеству и времени. Мать вытеснила просмотр и поиск компромата на отца в моих мыслях и голове — на второе место. И как оказалось преждевременно.

Если мать я увидел во всех ее ипостасях — она любила сниматься на камеру и предстала настоящей горячей штучкой, приемля абсолютно все виды секса возможного с мужчиной — то вот то, что я увидел после, когда начал просматривать внимательно второй архив — повергло меня в самый настоящий шок. Это касалось даже не столько, какие горячие сцены там порой мелькали — сколько личности актрис. То, что я увижу там тетю Катю — меня это уже не могло удивить, то, что там будут отцовские секретарши, которых он менял за последние лет 5 раза три — даже не покоробило, но вот то, что среди них будет фигурировать моя сестра Настя, это был самый настоящий шок. И это, как ни странно, возбудило меня, хотя во мне плескались: ненависть, гнев, удивление, интерес — целый коктейль чувств. За окном уже было видно, что рассветает, сил не было от слова «совсем», и я решив сказаться больным, забил на учебу, отмазавшись, что нужно по делам с машиной помотаться. Мать, услышав мою отмазку — умыла руки, отец поинтересовался через дверь — сколько денег мне нужно и, услыхав от меня, мол, оставь кредитку — оставил меня в покое. Мне же нужно было поспать, в противном случае, я бы просто сошел с ума.

Проснувшись и умывшись, я прошел на кухню, где вместо кредитки нашел 10 бумажных купюр рыжего цвета и записку от отца, что бы я позвонил с СТО, он подъедет, самому ему видите ли интересно, что я там накуролесил. Я хмыкнул, ну-ну, интересно ему, зная прижимистость отца, заставлявшего на каждый коннектор купленный мною — тащить ему счет-фактуру, его интерес был всего лишь попыткой узнать, в какую сумму оценивается ущерб, и неважно, что страховка погасит финансовые издержки. Это я узнал еще от адвоката, который в двух словах обрисовал всю процедуру и поставил в известность, что этим займется его юридическая контора. Я хоть и относился к юристам достаточно неприязненно, зная что эту стезю избирают люди с особым складом характера, то есть подлецы и негодяи, но к Юрию Юрьевичу относился нормально, вроде бы он относился к той категории юристов о которых говорят — принципиальный мерзавец! Да и жизнь он мне облегчил с этим ДТП так, что я решил отблагодарить его, подарив курительную трубку, он кажется был коллекционер. А сейчас стоило привести мысли в порядок. Понять — чего я хочу и почему, и какое место занимает в моей жизни отец. Единственное, что я понял — отец для меня отныне — Никто. И не мелькнуло даже малейшего сожаления.

Можно было понять — почему он трахал тетю Катю, можно было простить его за то — что он трахал секретарш, но вот то — что он трахал Настю! Это попросту не укладывалось в голове. Как-то так случилось, что мне коренным образом придется пересмотреть всю свою жизнь. Я всегда упрекал Настю в том, что она «деху ебнутая, деху нервная, деху стервозная» и таких «деху» было море, но если на эту проблему взглянуть с «этой» точки зрения, то все вставало на места. И то, что Насте едва исполнилось 18 лет — выскочила замуж за чувака на n лет старше ее. Вадим — ее муж, вроде был и лоховатым с виду, но так-то тертым калачом, это признавала даже моя мать, хотя откровенно и недолюбливала его. Мне было понятно, что отец выебал ее лет в 17—18, еще до замужества, если судить по одной видеозаписи, но вот сами сложившиеся отношения внутри нашей семьи представало — эдаким змеиным кублом. Если я числился маменькиным сынком, то Настя всегда была папиной дочкой. И что странно, она и сейчас вроде бы ею числилась, то есть ей половые отношения с Dаddy — нравились! Это было видно по записи, где она, глядя на камеру улыбается и отсасывает оператору — вроде бы не сопротивляется и даже получает удовольствие, облизывая член как леденец и слизывая сперму! Голова начисто отказывалась думать, вся эта ее неприязнь ко мне, все эти подъебки, которые я иногда слышал и имевших — явно сексуальный подтекст. Как и прямая агрессия отца на меня, когда я пытался ей отомстить или даже попросту ответить в ответ на ее мелкие пакости! Эти подъебки были обращены к отцу, но я понимал их, чувствовал, что это именно подъебки! Блин! Вот жеж дела!

Многочисленные измены отца по-любому, рано или поздно, должны были открыться, и вот я узнал об этом. Как-то глупо, где в семье — сын программист, думать, что он не сможет найти «скелеты в шкафу» с такими «печатями» — попросту глупость несусветная! То, что отец допрыгался — мне было ясно, но как я мог реализовать свои козыри? После того, как я увидел свою мать в домашнем порно и ее мастер-пилотаж в постели — мне было понятно, что отец ее недостоин. То, что он сломал если не жизнь сестре, то ее психику — тоже не вызывало сомнений. Оставалось создать алгоритм действий, ведущий к тому или иному результату <а hrеf="http://еtаlеs.ru/">эротические рассказы , и понять, какой сценарий мне больше импонирует и будет максимально действенным. А цели? Цель пока что была одна — она же была и первым шагом, вывести отца за порог моей жизни — во вне интересов нашей семьи, если человек не ценит то, что у него есть — он этого недостоин.

Удивляла так же отмороженность отца, если левых шалав он трахал где-то в мотелях, то Настю и тетю Катю он жахал прямо дома, прямо в супружеской постели! Вопрос был для меня принципиальный, и он мог закончится только разводом — полумеры меня не устраивали. Жить с ним под одной крышей — я видел для себя не приемлемым, и посему, что-то похожее на общий замысел — начало складываться. Жаль, что отпадала возможность шантажа — это нанесет такой урон Насте, что она может натворить делов, вплоть до суицида, то же самое касалось и матери — попади видео с этими «любительскими» записями в сеть, и на ее карьере Главы финансового Департамента в Городской Администрации — можно ставить крест. Поэтому первостепенных задач было несколько — уничтожить записи, инициировать развод — открыв глаза матери на отцовские измены, и как-то попытаться объяснится с Настей, заставив ее играть на моей стороне. И вот последнее было самой трудной задачей. Не мог же я подойти и сказать: «Хэй! Систер! Я знаю, что ты пёхаешься с отцом! Давай, прекращай этим заниматься — это аморально!». Я не мог понять, что ею двигало, то, что секс с отцом за столько лет у Насти вошел в привычку — это одно, но было еще что-то, что первоначально подвигло ее на это. В этом нужно было разобраться. Если с отцовским архивом можно было разобраться элементарно, похитив Макбук прямо из машины, то вот узнать, есть ли еще копии архивов — это было практически невозможно. Доступа к его сейфу у меня не было, был ли доступ к сейфу у матери — я не знал, и это предстояло выяснить. Зная материнскую привычку совать свой нос во всё, не исключено, что у нее имелся запасной комплект, и я решил двигаться в этом направлении.

Видел ли я в дальнейшем возможность воспользоваться плодами этих интриг? Наверное, да, в отношении матери я имел определенные планы, наверное, я понял, что мать — Женщина, и ее порно-образы виденные мной, будоражили мой воспаленный разум.

***

Приехав в СТО, я встретился с Саней, узнал, как идет ремонт и произвел оплату до конца. Саня опять расстарался, и взяв ответственность на себя, убедил, что с оплатой все будет в порядке. Я остался ему должен, о чем тут же сообщил и убедил его вечером посидеть в кафешке — обсудить кое-какие дела. Итак, я не мог полагаться на наркоманов и незнакомцев в моих планах, а Саня — вполне годился на ту роль, которую я для него избрал. Сейчас я судорожно пытался свести все обстоятельства таким образом, чтобы на меня не упала и тень подозрения, и вот тут я был сильно уязвим. Я не знал готовность своего отца обнародовать компромат на мать и сестру — если его жизнь пойдет под откос, но вот то, что он на это способен — уверенность была стопроцентная. Поэтому мне требовался безупречный план и филигранное его исполнение. С какого-то момента я понял, что отец для меня представляется опасным зверем, которого необходимо загнать в капкан. Ну что же, так даже проще. Я буду действовать из тени, главное — не проколоться своим поведением и отношением. Узнав, что сегодня вечером машину покрасят, завтра она высохнет и ее «обвесят обвесом», а послезавтра в обед ее можно будет забирать — я отправился к матери на работу.

Матери было некогда, я позвонил ей и попросил, чтобы она сама напомнила адвокату о моем визите, и на этом моя эпопея с машиной будет закончена с бюрократической точки зрения. Мать встретила меня у себя в кабинете, она тут же позвонила Юрию Юрьевичу и тут выяснилось, что не все документы мною собраны, они были дома и, вероятнее всего, в сейфе. И тут мне улыбнулась удача, оказалось, что ключи от отцовского сейфа мать хранила на работе! Другая хорошая новость состояла в том, что отца не было в городе, поскольку он не брал телефон, хотя я почти не сомневался в том, что он окучивает очередную пассию. Но вот кто это — старался не думать. Мать дала мне связку ключей и выпроводила меня, попросив обернуться быстрее, она мне безусловно доверяла, но вот желание, чтобы отец об этом не узнал — проскользнуло. Не теряя времени, я отправился домой на такси и, опасаясь того, что отец дома, отпустил таксиста, не доезжая — опасаясь, что он опять притащил кого-то в дом.

Как ни странно, дома никого не оказалось, поэтому я сразу же открыл его кабинет и сейф, предварительно вырубив систему видеонаблюдения. Документы на машину я нашел в коробке из-под обуви, лежавшей на самом дне железного ящика, где лежала целая кипа документов по дому и проектировке, и все остальные документы — включая аттестаты и свидетельства о рождении. Всегда удивляла вот это вот крохоборство отца, увидеть в несгораемом сейфе — коробки из-под обуви, где хранится документация — очень типично для нашей страны, можно сказать проще — менталитет. Я, конечно, тоже приемлю простые варианты, когда это возможно, но вот, что касается временных решений — то категорически против, зная по собственному опыту, что нет ничего более долговечного — чем временное. Купить десяток офисных пластиковых боксов и рассортировать все по номенклатуре документации — что может быть проще? Теперь то, что я рылся в сейфе, было визуально заметно, и поэтому, поздно спохватившись, дальнейший осмотр я стал проводить более аккуратно, запоминая — что и как лежит. Открыв отсек внутри сейфа, запирающийся на ключ, я обнаружил, что там ничего, кроме денег и драгоценностей не было, что ставило меня перед дилеммой — есть ли на самом деле еще один экземпляр компромата? Я включил свой телефон для подсветки, так как внутри сейфа было довольно темно, и присев на корточки осмотрел его внутренности снизу. Есть! В нише, образованной верхним внутренним отсеком и задней стенкой сейфа, виднелся кусок скотча, из-под которого торчали пластиковые уголки коробок СД. Отодрав скотч, я потянул эти диски на себя, и вслед за ними выпала небольшая флешка зеленого цвета. Недолго думая, я собрал их все в кучу и утащил в свою комнату. На дисках не было ничего интересного, какие-то отчеты, черная бухгалтерия, как я понял, флешка же оказалась закрыта на пароль и перебор ранее выявленных паролей результата не дал. Это убедило меня в том, что скорее всего это то, что я ищу. Была внутренняя уверенность, которая крепла час от часу. Не станет же отец прятать компромат на мать у себя в офисах Бизнесс-Центра! Ни диски, ни флешку, я возвращать не собирался, не скопировав, — хотя флешку ожидала иная судьба. Теперь оставалось претворить задуманное мною.

***

Вечером мать попросила вернуть ей связку от сейфа, что я сделал, проследив куда она ее уберет. Убрала она ее в свою сумочку, наверняка завтра опять оставит ее на работе, что в мои планы не входило. Поэтому я вытащил ее ключи из сумки и спрятал в прихожей в комоде, где она и лежала, ну мало ли, запарилась мама, такое бывает. Вчера я не поленился и, купив похожую флешку по размерам, не став парится поисками идентичной, попросту содрал зеленый корпус и запихал в него новый носитель, заполнил ее разным содержимым, но вот со временем создания архивов пришлось повозиться — переключая даты создания путем подмены дат на компе. Убил я на эту процедуру — создание фейкового архива всю ночь, время от времени подрачивая, то на свою сестру, то на свою мать, разглядывая их сольные выступления и вспоминая анекдот «про двух проституток живущих в доме и нищем существовании семьи», хотя наше «существование» назвать нищим было — опрометчиво. Наверное, именно эта ночь меня совратила окончательно, толкнув на зыбкую дорогу — утери морали. Если сестру я как-то и воспринимал, как жертву отцовских домогательств, пытался вернее представить ее таковой, но вот моей матери это не касалось, я окончательно осознал, что пока ею не овладею — покоя мне не будет. Я ее именно хотел, хотел как женщину, хотел как любовницу, хотел как свою мать. Забредя на сайты с рассказами подобной тематики, я удивился тому, как там описывают авторы свои фантазии, раз — нагнул, два — засадил, три — она (мать) рыдает от счастья и просит: — «Еще, еще!». Ничего удивительного и похожего, что бывает в реале, то, что психика подвергается невероятной нагрузке — об этом ни слова. То, что моя психика не выдержала и решила как-то компенсировать эту стрессовую ситуацию в отношении матери — я это понял сам, мои «размышлизмы» привели меня к принятию нынешней фабулы моего мышления, которую я избрал, и примирила меня с ней, даже нашла в этом какое-то злорадное удовлетворение и месть. Мелькала мысль о том, что, наверное, я даже хотел убить отца, и Эдипов комплекс во мне приобретает все более и более отчетливые очертания. Это заставило самому себе ограничить рамки в отношении отца. Все будем делать быстро и рвать по живому. Так будет правильно, и я буду единственным, кто поможет матери зализать эти раны. Причем в прямом смысле, мне, по крайней мере — об этом мечталось.

***

Я не стал особо хитрить и придумывать интриги мадридского двора, и сделал свой первый ход просто и неприхотливо, наверное, в шахматах это называется — Е2-Е4. Все было подготовлено, терять время было опасно и поэтому инициатива, хоть и исходила от меня, она была крайне незатейлива. Сегодня за завтраком мы собрались все втроем, и мать с отцом перешучивались в какой-то пикировке, и я врубив «наив» спросил погромче:

— Ма, а что у вас за праздник был с отцом в понедельник?

Отец тут же сделал стойку, и насторожился, почуяв нюхом, что запахло жареным, но вот от него уже ничего не зависело — зависело все от матери, как она себя сейчас поведет. Зная эту ее черту — во всем доискиваться до сути и держать все под контролем, ответная уточняющая реплика матери не заставила себя ждать. В смысле — что за праздник и почему я об этом спросил. Я изложил свою версию событий, что застал ее дома с отцом, когда они «шумели» наверху и быстро покинул дом, боясь прервать их «радости» умотав в ГИБДД. Мать задумалась ненадолго и потребовала от меня объяснений.

— Костя, я правильно тебя поняла, что в понедельник — ты видел меня дома?

Я не моргнув и глазом, ответил, что нет, мол, не видел — но слышал, и слышал достаточно для того, чтобы смутиться.

Больше за столом не прозвучало ни звука, и я понял, что означает выражение — тишина, которую можно резать ножом. Мать смотрела на отца, ее взглядом можно было убить стопудово. Я, поняв, вернее сделав вид, что чего-то не понимаю, якобы стушевался и, не задавая вопросов, по-быстрому смотался — семена были посеяны, оставалось ждать всходы. Скандал так и не разразился, отец, учуяв, что вот-вот грянет буря — испарился из дома с ловкостью Коперфильда. Моя машина была на ремонте, материнская машина по своему обыкновению стояла во дворе ГорАдминистрации, поскольку ее с работы обычно забирал отец, и поэтому сейчас, сидя в своей комнате и раскладывая пасьянс-косынку, я ожидал дальнейших действий матери. Она не заставила себя ждать, зашла она в мою комнату с телефонной трубкой у уха, с кем-то о чем-то разговаривая, в ее голосе слышался металл и молнии. Но то, что это был не отец — это было точно. Сначала она поинтересовалась у меня, где ключи от сейфа, на что я ответил — не в курсе. Она, повышая на меня голос сказала, что точно помнит, что положила связку в сумку. Я сказал, раз помнишь — значит молодец, и почему ты на меня вообще орешь, что я тебе такого сделал, что ты повышаешь на меня голос? Мать резко успокоилась, и вспомнив, зачем пришла ко мне, уже вежливо попросила помочь ей разобраться с записями с видеокамер в понедельник. Я сказал, что на учебу пора, но, бросив взгляд на ее лицо, на котором с периодичностью и как будто волнами менялись выражения одни за другим, заткнулся, сел за рабочий стол и зайдя на Основной Сервер, вывел на свой компьютер архив видеозаписей с камер за понедельник.

Я заранее знал — где искать и что искать, я был подготовленным и уже просматривал эти записи с общей системы видеонаблюдения. Вот к дому подъезжает машина, вот открываются ворота гаража, вот открываются двери машины и вот на экране тетя Катя. Сзади послышался полувздох-полувсхлип, и я краем глаза увидел, как мать, буквально оседает на пол. Я тут же подскочил к ней и, подхватив ее под мышки, оттащил и усадил ее в кресло у стены. Лицо её напоминало японскую маску кабуки — бледную, с потекшей косметикой и перекошенную то ли от ярости, то ли от ненависти. Внутренне я ликовал — все удалось! Спустя минуты три она уже не плакала, но, видимо, что-то сопоставила для себя, и хотя я всячески пытался сделать удивленный вид от «только что увиденного» — я ее обмануть не смог. Она лишь спросила: — Когда?

Я, поняв, что моя игра для нее выглядит не убедительно, решил ни в чем не признаваться и лепить «горбатого» до последнего, поэтому, сделав круглые от возмущения глаза, выкатил встречную предъяву, что если бы я увидел это раньше, то тут же — всё и сразу ей рассказал. Она сделала вид — что поверила.

Мать позвонила на работу и сказала, что задержится, она уже была сосредоточена и холодна как айсберг, в такие моменты изредка с нею случающиеся — я догадывался почему она занимает свой пост. И тут мы сели за записи по-настоящему. Винчестер на основной системе был терабайтный, и срок архива исчислялся полугодом. Поэтому, мы начали просматривать будние дни, которые отмечались датировкой, начиная с самого раннего периода. Спустя час, матери это надоело — пялиться в экран, увиденного было достаточно, и она, попросив меня самому разобраться со всеми случаями появления отца в доме в будние дни, вызвала с работы машину. Мне же не пришлось париться, поскольку я всего-лишь делал вид поиска, все было уже заранее подготовлено и записано, исключая совместное появление отца с Настей, которые я «забыл» записать, надеясь на то, что об этом «даже и не думал, фу какая гадость!». Хотя полная версия у меня лежала записанная отдельным диском.

Сегодня я должен был забрать машину — после обеда, и поэтому, как только мать умотала — начал обдумывать к чему приведет дальнейшее развитие событий, но без машины это было достаточно трудно провернуть. То, что я подставил отца — было понятно и без слов, но вот то, как он прореагирует — я не знал, хотелось сместить акценты в сторону его личной непорядочности, если он начнет мне что-то предъявлять. В детстве меня отец порол иногда за мои косяки, и я его не особенно-то и уважал, считая самодуром и тираном, который при появлении матери становился шелковым. Поэтому ожидаемый звонок прозвучал, и когда он спросил, где я — я ответил что в Караганде. Открывшиеся ворота в гараже и появление отца в доме с перекошенным от злости лицом заставило меня подумать — что будут бить. Но он, поводив по мне красными от ненависти глазами и посжимав кулаки, отпихнул меня от стола, вырвал системник с проводами клавиатурой и мышкой, забрал его и был таков. Потом послышался шум и движения на верху, мат, и второй системник, видимо, покинул свое ПМЖ. Он зашел ко мне в комнату, не говоря ни слова, закатил мне затрещину, которую я словил, не ожидая от него подляны, но второй замах — сумел перехватить. Во мне вдруг пробудилась такая ненависть и злость, что я не долго думая ответил на его удар ударом и, если он даже напоминал больше толчок, то дальнейшая моя ярость и негодование заставила меня подхватить в руки клавиатуру и замахнувшись на него — ударить со всех сил. Потасовка продолжалась недолго, отец опешивший от моего отпора, сначала стушевавшись, задвинул мне пару раз в корпус боковыми, потом уже упавшего попинал ногами по ребрам, и удовлетворившись результатом, смотался. Все вышло даже лучше, чем я ожидал. Через полчаса дома была мать и врачи. Все завернулось куда круче, чем я мог себе представить. Отец трубку не брал и, появившиеся полицейские в доме, хоть и пытались у меня выбить показания, но я послал их прямым текстом, они свои попытки оставили. Потом появился какой-то высокий полицейский чин, и, поговорив со мной минут 10, понял что ни его увещевания, ни материнские — к результату не приводят, оставил это занятие. Я отказался писать заявление, тогда как с системниками — выглядело все неоднозначно, вроде бы отец являлся собственником имущества. Мать так же волновал вопрос, успел ли я записать на внешние носители записи с видеокамер и успокоившись, что я успел это сделать, переключилась на меня

.

По ребрам мне досталось изрядно, отец же своей выходкой поставил меня в положение прямого врага, что упрощало в дальнейшем мое отношение к нему и избавляло от лицедейства. Спустя час, я на «Скорой» отправился в больницу, где рентген показал, что переломов не имеется, хотя гематомы были множественные и внушительные. Когда я узнал, что, оказывается, с меня снимают побои, вот тут я опять резко взбрыкнул, но мать меня успокоила, что пока никто ход делу не даст, а нужно это «во избежание эксцессов». Мне вообще поначалу, если показалось — что мать в шоке, то сейчас я понял, что у нее уже все под контролем, и тут же успокоился. Я понял — что мать горячку пороть не станет. Мать уже была на своем Вольво, и домой мы поехали вдвоем. Дома нас ожидал все тот же полицейский полковник, в обществе Юрия Юрьевича, и я, сделав вид, что нахрена сор из избы выносить, ушел в свою комнату. Спустя час они выработали какой-то план действий, и покинули наш дом, а мать зашла ко мне, где я делал вид, что сплю. Поговорить же нам пришлось, мать, казалось, была выжата как лимон, глубокие тени были под ее глазами, и лицо приобрело какой-то мертвенно бледный, неживой оттенок. Она села ко мне на кровать и начала гладить мою голову и, спустя полчаса, уже плакала по-бабьи, навзрыд. Я ее обнял и начал успокаивать. Наре

вевшись вволю, она мне больше уже ничего не стала объяснять и вскоре, так и уснула в моих объятиях. Выплакалась после шока, выговорилась и ладно. Я, уложив ее на свою кровать и накрыв одеялом, отправился потрошить отцовский сейф. Первым делом достал оттуда все содержимое: документы, деньги, какую-то рабочую документацию и папки — какие были и притащил их в свой тайник в подвале, мало ли что ему взбредет в голову. Проверил, на месте ли компакт диски, оказалось, что на месте — значит, отец в сейф еще не заглядывал. Что упрощало многое.
Мать вышла из моей комнаты через час, и предупредив меня, что нужно договориться со слесарями, которые поменяют замки, ушла умываться, короткий сон пошел ей на пользу. Поставив мать в известность о том, что нашел ключи от сейфа в комоде и изъял из него все ценности — перепрятав, на секунду вызвал ее недоумение, но потом, она вспомнив, как отец обошелся со мной и системниками, пряча и заметая улики — поняла мой мотив. Немного помучавшись она спросила — нашел ли я там что-нибудь, вроде компакт дисков и прочего, я ответил, что нет, и она отправилась проверять мои слова. Проверив сначала все перетащенное из сейфа в моем тайнике, он вернулась к сейфу, и, так и не найдя ничего, пришла ко мне. Мне же пришлось сделать вид озабоченности и спустя минуту я вытащил из сейфа диски и фейковую флешку. Мать забрав находки ушла к себе и, удовлетворившись найденным, спросила, смогу ли я открыть запороленные архивы, на что я ответил, что не знаю. С дисками было понятно, если двойная бухгалтерия отца и была для кого-то новостью, то только не для матери. Она знала о ней наверняка, поскольку я не раз и не два был свидетелем скандалов, где она пеняла отцу, что она все-таки на госслужбе, и его махинации могут ей выйти боком, к тому же, она сама имела к ним непосредственное отношение, прикрывая со своей стороны. То есть, судя по приготовлениям — я чувствовал, что грядет развод.

После обеда приехала Настя, и хотя мать ей не звонила, я понял, кто был инициатором ее приезда — наверняка, отец прислал ее к нам, узнать что тут и как. На моей скуле расплылся здоровенный синяк и, увидевшая меня Настя, сразу закудахтала, что случилось и произошло, видимо, отец не предупредил ее о том, насколько его рука тяжела. Это было видно по тому, насколько Настя была шокирована со всего произошедшего, когда же она увидела синяки на моих ребрах и спине, она вообще выпала в осадок. Я попросил мать отвезти меня на учебу, но тут же получив запрет, сказал, что мне нужно съездить на СТО, машину забрать, сегодня как раз после обеда обещали, что все будет готово. Мать сказала, что заберу завтра, ничего с ней не случится. Я подводил итоги, и все произошло так, как я не ждал, превзойдя все мои самые радужные ожидания. То есть, то, что пахло разводом — ощущалось явно, даже Настя, увидев мои травмы, переключалась с увещеваний о том, что мол, может миром как-нибудь, поняла всю бесперспективность подобной агитации.

Я же смотрел на Настю, которая сейчас сидела на кухне с матерью и думал, что же заставило отца так с нею поступить. У нас с Настей никогда не было близких отношений, она не упускала случая въебать меня с потрохами, с какими-нибудь косяками, будь то сигареты, бухло или вовсе незначительная фигня. То есть симпатий мы друг к другу не испытывали, и мать всегда это напрягало, в отличии от отца. Настя своей конституцией пошла в отца и была выше меня на полголовы, и выше матери на голову, при этом, если ее телосложение было этаким лошадиным — я ее всегда обзывал то лошадью, то кобылой, то есть обладала скорее спортивным телосложением. Не такая широкая задница, как у матери, не такие огромные сиськи, скорее ее можно было назвать поджарой. Еще бы, n лет занимаясь легкой атлетикой, не мудрено обладать такой фигурой! И ее удары всегда были болезненными, если я не мог себе позволить ударить ее в ответ со всей дури, то она этим явно не заморачивалась, в детстве разбивая мне то нос в кровь, то пробивая по яйцам. Потом это прошло, у нее начали появляться кавалеры, которых мой отец шугал, потом, когда я учился классе в седьмом — мы переехали из города сюда. Сейчас, рассматривая ее лицемерие в первозданном виде, я ловил себя на том, что злюсь на нее и знаю, кто истинный виновник ее приезда к нам. Удивляло другое, в n лет сразу после окончания школы Настя вышла замуж за Вадима, что же ее подвигло на такое решение? Вроде бы не залетала, вроде бы и не особо сильно его любила, Вадим был старшее ее на n лет, и с виду хоть и был лоховатым мужичком, однако то, что он был тёртый калач — признавала даже моя мама, хотя, все же недолюбливая зятя. На лицо мать и сестра тоже разительно отличались, если у матери был просто огромный рот с тонкими губами, длинный прямой нос, как у патрициев, и широко расставленные, миндалевидные глаза с голубыми блюдцами, то у сестры губы были полными и мясистыми, аккуратный курносый носик и зеленые глаза, которыми она умела хлопать — как героиня японских аниме. Да, она была привлекательна, но в софитах тех отношений, что сложились между нами с детства — особой привязанности мы не испытывали. Хотя, увидев свою сеструху в порноролике, а это иначе как стопудовое немецкое порно, назвать было нельзя — мне тоже захотелось засадить ей в эту аккуратную розовую дырочку — окаймленную багровыми небольшими лепестками половых губок и опушенную легким рыжеватым пушком, дать ей за щеку, жестко выебать ее в задницу, напоминавшую две половинки кокоса. Она бесспорно была секси.

Скоро приехали мастера-замочники и, узнав фронт работ, уехали по магазинам в сопровождении сестры, которая должна была проконтролировать покупку замков на замену, и невозможность ими сделать дубликат ключей втихомолку. То есть, мать уже полностью взяла себя в руки и начала действовать. Поняв, что связаться с отцом она в ближайшее время не сможет, позвонила ему на работу и, оставив охуевшей секретарше длинное послание, через слово перемежавшееся матом и угрозами, бросила трубку. На работу она сегодня так и не пошла, сославшись на семейные обстоятельства. Вскоре, приехавшие мастера споро поменяли все замки, исключив из перечня гаражные, и намекнув, что там редкий самодел, и на его замену нужна уйма времени, договорившись на выходные дни. Мы остались втроем, мать уже переодевшись во все домашнее, решила убить стресс уборкой по дому. Со своей сестрой «тетей Катей» она поговорила, и судя по всему, отношения там были больше чем в минусе. Еще бы! Узнать то, кого ее супруг водит в дом, распластав на супружеском ложе!

И все же Настя прокололась, когда втихаря, попросила меня показать видео с камер. Я не стал упорствовать и, включив свой ноут, предоставил ей выдранные мною фрагменты, где, кстати, фигурировала и она. Она даже смутилась немного, потом, сделав вид, что ничего такого в этом нет, продолжила якобы с интересом и, выражая крайнюю степень негодования, высказывать об отце все, что думает. Я же про себя думал, ну-ну, актриса ты хоть и мировая, но вот не знай я о том, какие на самом деле отношения между вами, то конечно же — купился бы. Ее щечки порозовели и, думаю, что теперь ей есть, что обсудить с отцом — она точно не знала, что отец в нашем доме, помимо Насти потрахивал и ее родную тетку! Прямо Декамерон какой-то! Насколько я знаю, женщины очень тяжело переносят измену, но вот то, что Настя изначально была в курсе того, что она одна из сторон инициировавших измену — может ее это напротив — заводит?! Тема инцеста ею уже давно плотно освоена, она, как выяснилось, извращенка, и не стоит морщить нос — я оказался таким же, то есть мысли о моей матери в сексуальном плане неприятия не нашли. Так что строить из себя блюстителя морали легко, но вот стояк от этого в штанах не спрячешь. Поэтому, этот куртуазный изврат моей мысли заставил меня покинуть комнату и пойти найти успокоение в ванной комнате. Вообще, все это так невероятно возбудило меня, что я кончил буквально спустя секунду, как прикоснулся к себе — аромат Насти стоял в носу, сцены с ее участием полыхали в мозгу адским маревом и поэтому, я тут же залез в душ, смывая с себя липкий запах похоти — после сладкой судороги. Когда я вышел из ванной, Насти в комнате уже не было, и я, переодевшись тоже во все домашнее, то есть треники с коленками и футболку отправился на кухню — пожрать. Несмотря на общую негативную тональность царившую в доме, мое настроение было приподнятым и, если мама сначала приняла это за попытку подбодрить ее, быстро успокоилась и перестала обращать на меня внимание. О слове «развод» никто не говорил и не поднимал эту тему, но, решив уточнить у матери, что будет дальше — получил подтверждение, что дальше никак не будет — твой папаня идет в свободное плавание. С тетей Катей.

Настя тут же засобиралась домой, за ней приехал ее муж Вадим, и я, выйдя на улицу как был одет, поздоровался с ним. Он ко мне вообще всегда относился очень доброжелательно в отличии от сестры, и часто давал мне какие-то наводки на шабашки, сам он был функционером в каком-то строительном холдинге и поэтому обращался ко мне частенько, переведя наш формат отношений даже в некую рутину, скидывая предложения на электронку. Ну, а мне что? Прикинуть примерный минимальный баланс на установку систем видеонаблюдения вместе с оборудованием, прикинуть запросы заказчика — дело получаса, если имеется конкретный инсайд, в какие рамки бюджета я должен вписаться — это проще простого. То есть проектировку линий он получал от меня на словах, а дальше передавал вниз по цепочке — то ли смежникам, то ли шабашникам, я же получал от него некоторые суммы, не то что бы огромные, но я был доволен. Иногда правда чертежей строений не было и мне приходилось смотреть объекты — «ножками», то есть ничего такого сверхординарного. От двух и до десятки в месяц на карман — для студента очень неплохо, хотя иногда суммы бывали и больше. Поэтому, после приветствия, он попросил зайти меня на электронную почту и, покурив со мной за компанию, сел в машину и укатил. Его просьбу я проигнорировал — не до того сейчас было, вернулся в дом и увидел странную картину, которую мне довелось увидеть впервые за всю свою жизнь — моя строгая и всегда ханжески правильная мать — сидела на высоком барном стульчике у бара в гостиной и методично надиралась. Полы ее халата разошлись почти до пояса, откуда торчали ее стройные ноги, и хоть на ней были надето что-то вроде обтягивающих лосин — картина просто поражала. Мать курила сигарету за сигаретой, опершись одним локтем на стойку столешницы и подперев голову кулачком, другой — то наливала себе не то виски, не то коньяк. Принюхавшись и рассмотрев бутылку, я понял, что это коньяк и, обойдя стойку, изобразил из себя бармена. Она улыбнулась мне, уже подернутой алкоголем улыбкой поддатой женщины, и милостиво протянула мне пустой бокал. Я ни разу не видел свою мать курящей, видать, стресс выразился куда сильнее, чем я предполагал, и составил ей компанию. Говорить нам было не о чем, мать о чем-то усиленно размышляла, витая где-то далеко в своей Вселенной. Я же время от времени, вопросительно смотря на нее, может, типа, уже хватит, и все так же беспрекословно выполнял ее малейшие пожелания, наполняя ее чашу алкоголем. Принес соки из холодильника и куски холодного мяса с порезанным лимоном, но мать ничего не ела, ничем не закусывала, хотя от сока не отказалась. Через какое-то время мать пришла в себя и начала со мной разговор, несмотря на почти пустую бутылку коньяка, она вела себя вполне адекватно и трезво, хотя глаза ее блестели каким-то лихорадочным блеском, и все лицо пылало алым до самой шеи.

Я предполагал, что ее волнует именно тот архив, который был у отца, которым он может воспользоваться как компроматом — где она была в главной роли. И поэтому, хлопнув за компанию стопку джина, спросил, что ее волнует. Она не стала скрывать и сказала, что у отца были записи ее компрометирующие, и она на перепутье — как он поступит. Потом достала из кармана халата фейковую флешку попросила открыть ее, поскольку ей нужно узнать, что там внутри. Я, забрав флешку, сказал, что приложу все усилия, потом задал вопрос — откуда у нее уверенность, что на его персональном компьютере нет копии. Помолчав и крепко обдумав мои слова — мне даже показалось, что она уснула — она сказала, что уверенности нет, и поэтому она сейчас находится в том состоянии, в котором я ее вижу.

И тут я решил проверить, насколько далеко я могу пойти, откровенничая с ней, в поисках союза против отца, и насколько она адекватно отреагирует на то, что я ей предложу. Я понимал, что взаимодействие хотя бы на уровне заговора — сближает, и если я продолжу свои отношения в таком, более интимном формате, то рано или поздно есть вероятность того, что дело дойдет и до интима. Мы оба невольно нарушали моральные запреты, и мне важно было сделать ее своей соучастницей. Подельницей. Заговорщицей. Разделить с ней наш грех, наше преступление — было первым шагом к тому, что привело бы ее или меня в общую постель и не важно, что этот первоначальный грех — грехом и не казался на первый взгляд. Ну так, грешок, по сравнению с тем — к чему я стремился.

— Мама, выслушай и реши, что я должен решать для себя. Отец ворует мой компьютер и утаскивает его из дома, заодно избив меня.

Мать слушала внимательно, потом протянула руку и коснулась моей скулы, мягко проведя пальцами по моему синяку. Я же продолжил, не отстраняясь от ее холодных пальцев:

— Я считаю, что имею право на соразмерный ответ, я не буду угонять его машину, но вот забрать его ноутбук — считаю себя вправе.

Мама ничего не ответила и, обхватив меня за шею, притянула к себе, поцеловала сначала в лоб, потом в щеку и едва тихо произнесла:

— Ты вправе его вообще убить… — промолчала мгновение и добавила: — Но он того не стоит…

Потом как-то ее взгляд сразу затуманился, повлажнел и ее в очередной раз прорвало на слезы, она уже плакала тихо, едва поскуливая и столько боли было в ее плаче, что мне действительно захотелось его убить. Она же, увидев мои сжатые и побелевшие кулаки, накрыла мою руку своей и, давясь слезами, продолжила:

— Я на эту скотину столько лет убила, всю свою молодость, ни разу ему не изменила, а он… , а он… Вот так запросто, в Мою Постель! Мою Сестру! Сволочь! — и дальше уже перегнувшись через столешницу — отчего ее грудь прикрытая ночнушкой, практически вывалилась из халата — обняла меня, свалив пустую бутылку с пепельницей на пол и по-бабьи, запричитала в голос заходясь в рыданиях.

Истерика достигла своего апогея, я же, аккуратно придерживая ее на весу, обошел барную стойку, не отстраняясь от ее объятий, то есть практически переполз через столешницу и, обхватив ее сзади за талию, отчего ощутил предплечьями — ее тяжеленькую и мягкую как тесто грудь, пышущую жаром сквозь холодящую шелковую ткань — отвел ее к дивану. Но она тут же встала и, заплетаясь, побрела наверх по лестнице, мне же пришлось следить за ней, чтобы она не упала, обхватив ее сзади. Мой член в трико встал как часовой и, пытаясь придать ему менее болезненную форму существования, я его поправил, отчего он вытянулся вверх прижавшись к животу. И в какой-то момент, притормозившая на лестничном пролете мама, почувствовала что я, врезавшись в ее попку своим членом, резко отстранился. Она обернувшись на меня, взглянула сначала в мое лицо, потом перевела свой взгляд вниз и, увидев то, что мои оттопыренные штаны не скрывали, сначала смутилась, что даже закрыла глаза, потом улыбнулась сквозь слезы и, скинув мои руки со своей талии, выпрямилась и, повиливая задницей, последние ступени преодолела уже сама. Наверху же, она еще раз обернулась на меня через силу улыбаясь и, сделав пальчиками «бай-бай», отправилась спать. Проверять я не стал. Я вернулся в комнату и опять дрочил практически до утра, каждый раз вспоминая и ее последний взгляд, и ее реакцию на касание моего эрегированного члена, и наш молчаливый сговор… Сегодня я окончательно понял, что обратной дороги нет и моя мечта — более чем реальна. Вернее я понял, что моя «реакция» на мою мать — ею однозначно зафиксирована и не вызвала в ней резкого отторжения, от чего я был на седьмом небе от счастья. Дело же было только за мной, мать наверняка или дала мне понять, или намекнула, что Париж — стоит мессы, так что дело было за тем, как правильно я понял ее слова о том, что отцовский компьютер подлежит экспроприации.

***

С утра я все-таки был разбужен матерью, беспощадно и безжалостно, несмотря на то, что на учебу мне идти было не нужно — она сказала, что отвезет меня до СТО, где я заберу машину. Поняв, что нам предстоит разговор по дороге, и именно для этого она меня подняла, я через пятнадцать минут был одет, умыт и выслушивал ее вступительную речь. Мать никогда не отличалась ни деликатностью, ни излишней любовью к сантиментам — вчерашний разговор мать помнила, в чем я моментально убедился, когда она изложила свою точку зрения. То, что компьютер нужно «изъять» у отца как можно быстрее — не подлежало сомнению, но вот то, что я не должен на этом попасться — от нее я услышал впервые и удивился — с чего бы это? Она сказала, что так всем будет проще, и если есть какой-либо знакомый готовый за определенную сумму подрядится на это — это будет просто замечательно. Я внутренне удивился ее преображению… Как быстро она из несчастной и обиженной женщины превратилась в расчетливую и хладнокровную бандершу, планирующую преступление, подпадающее под действие УК! Хоть и в отношении человека, формально пока еще считающегося — ее супругом. Поэтому, поинтересовавшись, есть ли у меня знакомые, позволяющие избавится от моего личного участия и, услышав отрицательный ответ, вернее — что мне нужно подумать, она просто и незатейливо поинтересовалась какая сумма «карманных» денег мне нужна, подчеркнув интонацией это слово. Я же пожал плечами, у меня на карточке были деньги, тысяч 30, и сказал, чтобы не морочила себе этим голову, все решу сам, без всяких финансовых вливаний.

Был ли у меня план? Конечно, был! И если я раньше думал сговориться с Саней Механиком примерно в том ключе, в котором предлагала мне нынче мать, то теперь отец, сам развязал мне руки. Я решил сделать все проще, старый добрый гоп-стоп от обиженного в лучших своих чувствах сына — никто не отменял и, если у меня одного шансы были невелики, то вдвоем с Саней мы его должны были уработать. Главное, подгадать момент, когда он будет в зоне досягаемости наших кулаков с ноутом на руках. Поэтому, когда мы расстались с мамой на парковке СТО, мать уже хоть и переживала, но волнение ее поутихло. Хотя я чувствовал, что там, внутри нее — такой шквал эмоций! Еще бы, столько лет и на старости оказаться звездой порно! Карьера точно пойдет под откос, и поэтому, встретившись с Саней, я извинился за то, что прокатил его с посиделками в кабаке, он же, увидев мой свежий синяк, понимающе хмыкнул, сказав, что ниче, в другой раз. Пройдя к машине, на ремонт которой ввиду моего прихода решили поставить точку, и отдать ее мне — уже трудилось несколько автослесарей, дружно монтируя оптику и электрику. Через полчаса могу забирать, сказал Саня, и мы ушли оформлять документы, на качество работы я не обратил внимания, все должно было быть в порядке. Как он объяснил — последнюю стадию монтажа доводят прямо в присутствии клиента, в случае если у него, то есть у меня, возникнут претензии по качеству ремонта или покраски. Претензий, понятно, что не было.

Саня выгнал машину на парковку и был одет в цивильное, то есть не в рабочем комбинезоне. Я поинтересовался, что так рано с работы, вроде рабочий день только начался, он ответил, что сегодня работал в ночную смену — начальником участка, и это, вроде как, повышение, ступенька в карьерной лестнице, и попросил подвезти его до дома. Я прикинул варианты и предложил что раз такое дело, то почему бы нам не отметить его повышения, заодно исправив свой косяк перед ним, и, несмотря на утренний час, завалились в пивнушку, которая была недалеко от дома Сани, и где была неплохая кухня. Пивнушка располагалась в городском парке и была типичной для заведений, в которой хозяевами были «волосатые южные гости», то есть: шаверма, лаваш и шашлыки, вполне себе бюджетный вариант, но так как это было предложение от Сани, то пришлось согласиться. Мое предложение посидеть в «Гоу-гоу» баре, где обычно танцуют симпатичные девочки он отверг, поскольку одет непрезентабельно, да и не готов сегодня, тем более с утра, как-нибудь в другой раз. Поставив машину на парковку, мы устроились за столиком в самом темном и тухлом углу, несмотря на то, что пивнушка была пустой и мы были единственными посетителями. И, заказав все, что нам было нужно, начали болтать за жизнь. Вскоре, Саня поинтересовался, что, типа, со мной произошло, и я в общих чертах обрисовал ситуацию. Он, конечно, сильно удивился, но впадать в дальнейшие расспросы не стал, поинтересовавшись, чем может помочь в ситуации. Я сказал, что хотелось бы, конечно, отмудохать мудака, но у одного сил не хватит, и не знает ли Саня, кто может помочь в этом вопросе, не безвозмездно, конечно. Когда я услышал вопрос — какой суммой я располагаю, ответил что в пределах 20—30 тыров, сначала взял свой телефон, перебрал варианты, а потом спросил, что если он сам, то есть Саня, окажется в роли помощника, и не будет ли потом с моей стороны каких-либо претензий после. Саня был крепкий парнишка, кулаки его были набиты, и в школьных драках он участвовал, поэтому его кандидатура у меня отторжение не вызывала изначально. Я же сказал, что на другой вариант я и не рассчитывал, к этому моменту мы уже выпили каждый по паре литров, и настроение было бодрячком. Потом Саня уточнил, что будет если он скроет свое лицо балаклавой и, придя к общему консенсусу, решили претворить план в жизнь сегодня-завтра, поскольку в понедельник Сане уже на работу. Потом, когда Саня задал вопрос насчет аванса — я понял, вопрос в принципе решен. Кидка с его стороны я не опасался, поэтому сговорившись, что вечером делаем созвон и там уже все решаем по частностям, сумма в 30 тыров подвела итог — по выполнению. Саню тоже можно было понять, единственный сын у матери и тут такой жесткий криминал, хотя, зная краями парней с нашего «раёна», это криминалом особо и не являлось, так — бакланка. Другой козырь для него заключался в том, что он знал, где работает моя мать, и то, что его интересы рано или поздно могли пересечься с моими, в плане «волосатой руки» — совсем были не лишними. Не то, чтобы я так хвастался своей матерью, вот Настя — это да, она всегда была гонористой девкой и поэтому в школе о том, где работает наша мать — секретом не было.

Время приближалось к обеду, и я позвонил Насте, после того, как «уставшего» Саню проводил до подъезда, выпил он гораздо больше меня. Я же, после того, как разговор перетек в нужное мне русло — начал сачковать. От Саниного дома до нашей старой квартиры, где сейчас проживала моя сеструха было пару домов и, вызвонив ей, я поинтересовался, где она и чем занимается, поскольку я решил заглянуть в гости. Взяла она телефон не сразу, я же, подойдя к дому, увидел во дворе отцовскую «Кию». Вадимовского «Фокуса» во дворе не было и поэтому, когда сестра подняла трубку, мой вопрос звучал однозначно и не принимая возражений — буду минут через 15. Она уже поняла, что отмазаться не получится, сказала — приезжай и бросила трубку. Через пять минут во дворе показался мой отец, надевавший на ходу штормовку и, прыгнув машину, тут же укатил. Я, выждав для приличия какое-то время, позвонил в домофон, который пипикнул, открывая дверь без всяких дурацких вопросов и возражений. В бумажном пакете позванивали бутылочки пива Мильнер, столь любимый мной Мартини Росато и лежали пара ананасов с упаковкой йогурта. Комплект больше походил на «набор джентльмена», собравшегося в гости к подруге, а не сестре. Но я был выпивший и поэтому не придал этому особого значения. Когда лифт остановился на седьмом этаже, в открытых дверях стояла сонная Настя в халате, изображавшая из себя жутко надутую стерву.

Я передал ей пакет и попросил организовать чаек, поскольку я вообще уже пьяный и это нужно отметить. На мою реплику сестра все же отреагировала, поинтересовавшись, что именно нужно отмечать.

— Как это что?! Конечно развод! — я просто лучился энтузиазмом.

Сестра сделала вид, что возмутилась, а может и вправду возмутилась, но ее надолго не хватило, когда вспомнила, как меня отделал папаша. Молча прошла на кухню, я же, прежде чем зайти в ванну, зашел в ее спальню и уловил неповторимый аромат недавнего секса. То есть, мою сестру, сегодня, минут 15 назад, драл мой отец! То есть он полностью остался верным себе, проявляя все ту же наглость и беспринципность в отношении семейных ценностей. Наверное, оттого сеструха и злится, что сорвал с нее ебаря, решил я про себя и поинтересовался, а где ейный муж — Вадим.

Настя не стала кричать и когда я зашел на кухню, ответила, что уехал в область по объектам, на пару дней и вернется в воскресение. Ну что же, диспозиция ясна, цели определены — за работу, товарищи! То, что отец в ближайшие пару часов не вернется — было понятно. Ему наверняка не хотелось меня видеть и, увидев, что Настя, умыкнув бутылочку пива, скрылась в ванной, я моментально вылил половину бутылки Мартини в раковину. Я хотел изобразить из себя пьяного, что давалось мне достаточно легко, прежние дрожжи еще не выветрились и глоток вермута дал моему организму необходимую накрутку. Через полчаса из ванной вышла раскрасневшаяся Настя, теперь на ней был короткий халатик, который сделал бы честь любой тайской массажистке, поскольку он был настолько короток, что не скрывал нижние шары «полупопий», если выражаться изящно. Я в это время, приняв полулежачее положение в кухонном уголке и распластавшись на этом диване, который обрамлял стол по периметру со стороны стен, поднял фужер и приветствовал ее — чин-чин! Она подошла к столу и, оперившись бедрами об его столешницу, взяла бутылку в руки и, прочитав название, налила себе достаточно ёмко. Моя голова, находившаяся на уровне столешницы стола, давала прекрасный обзор всего, что происходило как выше уровня стола, так и ниже.

В голове мелькали мысли и проносились кадры из видео с участием сестры, отчего мой член начал наливаться кровью и еще эта ее полуобнаженность… Поэтому, я кинул себе на пах мягкий пуфик что бы моя эрекция не стала достоянием общественности. Сестра достала из холодильника свои разносолы с печеньками, пожурила, чего это я так накидался и, налив себе и мне чай, присела к столу напротив меня. Мой взгляд постоянно съезжал с телевизора работавшего за ее спиной, на ее ноги, и если Настя поначалу сидела закинув ногу на ногу и, подернув на бедра халатик, то в процессе, когда, развязав тюрбан полотенца с головы, начала аккуратно расческой сушить влажные волосы, как-то забыла об этом моменте, расставив ноги для устойчивости. Мой же взгляд уже был прикован к ее промежности, скрытой куском белой хлопковой материи.

— Ты куда пялишься?! — в ее голосе слышалась злость и возмущение. Ну вот, она меня поймала на вуайеризме! Я сначала смутился, потом, уже придя в себя и переведя свой взгляд на ее лицо, ответил:

— Оделась бы, что ли, а то ходишь как… — и заткнулся, не находя эпитетов, чтобы ее не обидеть.

— Костик, а ты не охуел?! — в голосе сестры слышалось неподдельное недоумение и возмущение, но я продолжил гнуть свою линию.

— Настена! Хватит пургу нести!

—?!..

— Ты прекрасно должна была понять, что ИМЕННО я хотел сказать, — и я, пьяно помахав перед лицом фужером с мартини на донышке, взболтав его и выпив одним глотком, закончил: — Я все-таки мужчина, или ты в родственниках мужчин не видишь? — и я уже нагло и оценивающе начал пялиться на ее ноги, отчего она сначала смутилась, судорожно закинув ногу на ногу и пытаясь натянуть халат на голые бедра, потом, увидев куда устремлен мой взгляд и пытаясь по своему обыкновению смутить меня, вдруг поменялась в одно единственное мгновение.

Ее взгляд проникся той самой блядской сущностью, которую я ловил на видео, отчего моя рука непроизвольно полезла поправлять пуфик лежащий на моих бедрах. Сестру моя реакция устроила и, она продолжила свою игру взглядов.

Если честно, то я не был готов к этому и, если, когда я понял, то, ЧТО я сказал, мысленно ругая себя за несдержанность на язык. Ведь намек на отца, был более чем обстоятельный и, если бы я не подавил огромным усилием воли гаденькую ухмылку, которая могла показать, что я знаю об ее отношениях с отцом — более чем — то, видимо, в сестре это затронуло какую-то понятную ей одну струнку. Она окинула меня взглядом, сочетавшим в себе одновременно и похоть и расчетливость, наверное, таким взглядом окидывают проститутки клиента, которым нравится это занятие и, видимо, придя к каким-то внутренним выводам, решила продолжить свою затею. Эта ее привычка выбешивать меня своим взглядом и получать от этого удовольствие — получило новый импульс развития. Когда она все так же, не отрывая от меня своего взгляда и облизнув свои полные губы розовым язычком, вдруг резко наклонилась вперед полностью прогнувшись в талии и резко подняла голову, взметнув свои волосы. Ее ножки уже не были скрещены, в момент когда она нагнулась, она широко развела их в стороны, придерживая за коленки своими руками, и белый треугольник прикрывающий ее лобок, которым она начала ёрзать, показывая очертания строения ее нижних губок — ошеломляло! Я же, пытаясь выдержать этот её блядский взгляд, эту её злую сучью улыбку которую уже успел запомнить по видео, и вот тут уже — не смог сдержаться и послал ей самую гадкую свою улыбочку из своего арсенала, пытаясь сбить ее настрой. Ее, однако, это не смутило и она продолжила:

— А что мой маленький глупый братик, скажет своей сестричке, если она будет гулять по дому голой, как… — тут ее блядский голос перешел на интимный полушепот, и она, еще раз облизнув губы, поинтересовалась: — Как кто, кстати?!

Если она надеялась меня смутить, то я всего-лишь казался пьяным, я все еще пытался анализировать ее поведение и, пытался оценить, что это — провокация или твёрдое намерение? Мой ахуевший в джинсах член уже просто пульсировал, и я все меньше и меньше относился к происходящему с критикой. Если она опять берет меня «на слабо», то в эту игру можно поиграть и вдвоем. Все так же гадко улыбаясь, я переходя на полуинтимный тон и приподняв бровь, пытаясь ее вывести из равновесия, усмехнулся:

— Вау! А моя сестричка — шлюшка?!

Настя не смутилась и, вдруг встав на четвереньки на пол, оттопырив свою задницу кверху, с которого халат моментально сполз на талию полностью ее заголяя, в два движения подползла ко мне и, положив свой подбородок на пуфик, прикрывавший мой пах, и потеревшись щекой о тыльную сторону моей ладони, типа: — «Смелее! Ну? Продолжай!» — прошептала, не отрывая от меня своего взгляда:

— Еще какая… Хочешь ЭТО проверить? — и, уже не стесняясь меня, провела своим языком медленно и нарочито по уголкам своего рта, так и оставив его приглашающе полуоткрытым. Её глаза насмешливо и выжидательно смотрели на меня, горя вызовом — провоцируя к действию.

В моей голове бились вопросы, но похоть взяла верх, поэтому я прихватил ее подбородок снизу ладошкой, медленно провел большим пальцем по ее нижней губе, и наконец, сунул его в податливую влажность ее рта, на всю длину, чувствуя подушечкой пальца ее шершавый язык. Я проверял ее готовность пойти до конца и я не был уверен что все именно так — как это выглядит. На что она ответила более чем серьезно, засосав его сразу как только я оказался в зоне досягаемости ее губок, и она поигрывая с ним язычком, прикусывая зубками — странно улыбаясь при этом. Такое длиться вечно не могло и поэтому не прошло и пары мгновений, как она, уловив в моем взгляде все ответы, на свои вопросы — уже откинув пуфик с моих бедер, сноровисто начала меня распоясывать, чему я не сильно сопротивлялся. Я был одновременно и в шоке и в эйфории, одной половиной я не верил в происходящее, другой — просто был в восторге. Наконец мой член торчащий, как пизанская башня, вырвался из оков, и Настя, сразу, не теряя слов, накрыла его опаляющим жаром своего рта. Пара движений ее беспощадного порхающего языка, и вот я уже кончаю в ее влажный рот. Настя не отрывается от моего члена, глотая все содержимое, которое я выплеснул в ее жадный ротик, и в ее глазах видно торжество и какую-то удовлетворенность. Мой член при этом все еще остается твердым, и через минуту, когда мои руки уже сновали по ее заднице, когда мы оказались на полу кухни в положении 69 на боку, я присосался к ее розовой киске как пиявка, играя с ней уже по-взрослому. Мой член Настя не выпускала из плена своего рта даже на секунду, за что и была вознаграждена минут через пять — повторно.

Спустя время, мы переместились в ее спальню, где расположились со всеми удобствами, прихватив алкоголь. Секс был буйным и ярким — я лизал ее киску, ее попку, сосал ее груди — она мне сосала, отсасывала, подмахивала свою киску навстречу моему члену, оседлывала меня, подставляла свою попку… Это был какой-то секс-марафон, нон-стоп длительностью часа три, и в себя мы пришли уже ближе к часам 4 после полудни. Я выебал ее во все щели, она же наелась спермы на неделю вперед, в тот момент, когда призналась, что я — «самый-самый-самый» вкусный из всех, кого она «ела». Я ей ответил, что у меня никого слаще нее не было, и мы продолжили снова. Тут на ее телефон поступил вызов, и она ответила на звонок. Звонил отец, и она, сказав что сейчас занята, находится на процедурах в массажном салоне, сказала, что будет дома после восьми. Я в это время вылизывал ее киску, тут же, она, решив закончить все, что мешает занятию сексом, набрала своего мужа. Мой член уже гулял

в ее заднице во всю амплитуду, а мои пальцы разминали ее клитор и блуждали по ее мокрой щелке. Стараясь не сорваться на стоны, стоя раком на кровати, она закончила разговор и, полуобернувшись ко мне, обхватив мою шею рукой и притянув к себе, впилась в меня мокрым бесконечным поцелуем заменившим нам воздух. Наши языки хозяйничали друг у друга во рту, схлестываясь и меряясь силой и проворством, и это было так возбуждающе и развратно, что спустя буквально пять минут мы синхронно кончили.

Закончили мы наш марафон уже в ванной, где меня уже не в силах стоять на ногах оседлала Настя и «взяла меня» своей попкой, отчего она нереально балдела, и мы забрызгали водой все полы.

— Знала бы, что ты такой здоровый елдачок отрастишь — еще бы в школе тебя выебла, — сестру потянуло на откровенность, отчего перешла на умиротворенный и ленивый лад, лежа на мне сверху в ванной спиной и, потянувшись как кошка, сразу всеми конечностями.

— Что, такой большой? — мои руки гладили ее сладкие изгибы, нежно ласкали киску, играя с ее лепестками.

— Знаешь, на самом деле очень большой… я, конечно, встречала и больше, но у тебя он… Просто идеальный. Для меня идеальный, — уточнила она, потеревшись ягодичками о моего изможденного бойца и, наверное, тестируя его готовность.

Я оделся, а сестра все еще наслаждалась теплотой воды и, когда я зашел в ванную попрощаться, ее глаза озорно блеснули. Ее улыбка снова стала настолько блядской, что я понял — обратной дороги у нас нет и это навсегда и я наклонился, повинуясь ее капризному жесту — для прощального поцелуя. Я наклонился к ней, ее язык проскользнул в мой рот, ее рука жестом фокусника, змейкой скользнула в мои штаны, и вот, после короткой борьбы с замком моей молнии, она уже на краю ванной — одной рукой дрочит мой восставший из мертвых член, другой — опирается на край ванны. А я-то думал, что уже все… А оказывается — есть еще порох в пороховницах! Спустя мгновение, она уперлась обеими руками на края ванны, а мой член в который уже раз за сегодня — в сладком плену ее волшебного язычка и жадного рта!

Я шепчу: — Ты беспощадна, Настя… — она же продолжает начатое, все больше наращивая темп и амплитуду движений, своего тела и ласки язычком.

Вот она уже старается нанизаться на мой член, на Меня — всем горлом, взять Меня как можно глубже, и вот, наконец, мой член чувствует себя странно, соприкасаясь с жесткими хрящами ее гортани, а ее губы касаются волос на моих яичках и лобке. Как восхитительно выглядит с этого ракурса ее попка! Мой член обретает каменную жесткость от мысли, что я вижу как вздулось ее горло — от моего проникновения, я могу его потрогать, и я его трогаю — нежно прикоснувшись к ее горлу пальцами. В ее глазах слезы, но она горда своей победой, я вижу в них чувство торжества и превосходства, в нем видна и ее похоть, и ее непреодолимая жажда, и наше будущее, совместное будущее — она в этом не сомневается ни на миг. В них отражаются наши будущие встречи и битвы, наши объятия и восторги, наша общность и наш грех. Грех кровосмешения, которым она покрыла и меня, она заставила меня шагнуть в бездну, и от этого она сегодня победительница, она так думает, ее это будоражит и волнует ее кровь, заставляет дрожать и эманировать ее проклятую душу. И мою тоже.

Настя закашлялась, глыкнула и снова нанизалась горлом на меня до конца, и в этом ее толчке участвовало все тело, ее попка напряжена и, кажется, что вибрирует, когда я вижу как расходятся ее половинки в предвкушении и нетерпении. Я чувствую, как ее юркий язычок порхает на моем члене, как нежно она играет с моей головкой, лаская его гладкой нижней стороной язычка, когда она оттянула свою голову назад, давая простор действий своему неутомимому и беспощадному язычку. Она еще раз нанизывается на меня, еще глубже, еще, и я почувствовал, что вот-вот кончу. Отрываю ее с себя, впиваюсь в ее губы своими, подняв силком из ванны, промочив свою одежду, и заставляю одной ногой упереться в пол, развернув к себе спиной. Подвожу свою уже фиолетовую головку к ее натруженному за сегодня анусу, почти силой, резко врываюсь в ее податливое жерло, проминая своей жесткостью сопротивление сфинктера. Всего две-три фрикции и я кончаю внутри этой жаркой, тесной пещеры с рыком, войдя туда до самого конца, до упора, чувствуя яйцами пышущий жар ее мокрой киски. Я кончаю, и, кажется, что это длится вечность, я чувствую, как теплая плоть сестренки вокруг моего члена трепещет и подрагивает, и пульсируя, выдаивает из меня последние капли моей силы…

— Систер! Ты супер!

***

ЧАСТЬ 2

Все что случилось у меня с Настей — подлежало глубокому осмыслению, и поэтому я перебирал варианты — как все могло случиться, будь всё по-иному. Ведь я даже не понял, как это вообще произошло, и что было инициирующим фактором. А это было важно. Ну да, если я сначала хотел просто узнать, что вообще происходит, в отсутствии её мужа, нарыть компромат, то едва я зашел к ней — уже знал всё. Вернее — лишь подтвердил свои догадки, что там все именно так. Но это не умаляет того факта, что Настя сама, именно она и была той, кто спровоцировал все случившееся между нами. Если честно, то конечно, всему виной алкоголь, а вот Настя лишь удачно использовала ситуацию, поскольку, захоти она — то ничего бы не было — ни-че-го… А что её побудило к этому? Может, она подозревала, что я догадываюсь о её связи с отцом? В целом — мое поведение можно было охарактеризовать как провокация, еще бы: завалился бухой и с дринчем, кидал двусмысленные намеки, опять же показывал ей дома видео с теми фрагментами, где отец приезжал вместе с ней под ручку, и даже имел глупость — продемонстрировать их ей. А то, что отец тут же свалил от Насти в преддверии моего прихода, и тем самым предоставил своей дочке полный карт-бланш, скорее говорило о том, что Настя говорила с отцом и изложила факты того, что на камерах видеонаблюдения — факт приезда отца с дочкой зафиксирован. Вот только Настя не в курсе, что эти моменты я матери не показывал.

Это ставило знак вопроса о том, как я буду их трактовать, и отца этот вопрос мучает, несмотря на его попытки изъятия совсем не очевидного компромата, так что то, что отец дал мне пиздюлей, воруя из дома сервер и мой стационарник — в какой мере виновата и Настя. Но его явно не тяготит его кровосмесительная связь со своей дочерью, напротив — она его полностью устраивает и находится в зоне его комфорта, и существующее положение вещей он менять не собирается. Интересно, до каких пределов может распространяться его нежелание, готов ли он избавиться от меня, что бы правда — не всплыла наружу? Это, как говориться, вопрос на миллион, и вывод для меня достаточно очевиден, хотя кому-то может показаться иначе, ведь в этом случае папахен терял всё, абсолютно всё — положение, имя, репутацию, и скорее всего ему придется менять ПМЖ. Но вот согласится ли Настя на подобное, это било и по ней. Поэтому, она постаралась обезопасить себя с этой стороны, и теперь, я был несколько связан этими новыми обязательствами, что бы ударив наотмашь — не зацепить и её. Ведь теперь, после нашей ёбли у нее дома — она отнюдь не щепка в рубящемся лесу. Успела сестричка подкинуть соломки, ловкая шельма.

С другой стороны — Настю тоже все устраивало в их отношениях с отцом, он всегда обеспечивал ей повышенные требования комфорта и щедро ссужал баблом, а рассчитывалась она с ним своим телом. При этом — её можно даже было назвать нимфоманкой, пожалуй, этот мой вывод — ближе к истине. Я уже насмотрелся на видео с участием Насти и должен был признаться, что как порноактриса она имела бы успех. Вне всяких сомнений. Она действительно не играла, а жила этим, раскрываясь на камеру, но вот то, что она не порнодива — я это знал точно, просто ей это безумно нравилось. А это значит, что всё, что она делала — она делала с желанием и удовольствием, то есть это была её натура, оборотная ее сторона и темнота глубин ее души. Такова она была с отцом. Точно такой же она была и со мной. И теперь я для неё стал любовником, и это было обоюдоострым дамокловым мечом. Ведь теперь ни я — ни она не могли обнародовать нашу интимную связь, что обособляло нас в разряд стратегических пожизненных союзников. Но она не могла действовать против отца — их связывали подобные отношения, и поэтому, единственный разумный вывод напрашивался сам по себе — Настя начала какую-то свою игру, лавируя между трех сторон: мной, отцом и своим супругом. И в чем тут закавыка, я определить не мог, но вот в отношении отца у меня план более — менее сложился, хотя о последствиях старался не думать.

Радовало одно, пока я был у Насти, нашел время покопаться в ее ноутбуке для того, что бы произвести закладку и она была элементарной — всего лишь активировал встроенную утилиту в том браузере, которым она пользовалась, получив таким образом, пароль к ее почтовому ящику в режиме синхронизации браузера. Теперь, я мог творить на её компьютере — всё что хотел. То есть, активировал удаленный рабочий стол и если ее ноут был включен и в сети, то я мог включить видеокамеру на нем, прочесть почту и прочее-прочее, без риска спалиться, а вот что бы то же самое проделать с её телефоном — то поостерегся, трафик там отслеживается.

Теперь, остро стоявший вопрос, как отследить и контролить отца — был частично снят, и если Настин ноут по своему обыкновению стоит раскрытым в её спальне на прикроватном столике, то впереди у меня будет возможность увидеть «новый сезон» того сериала, что имелся теперь в моём, спизженном у отца архиве. Поэтому, первым делом, что я сделал — это поставил будильник на 8 вечера, в надежде, что зрелище меня порадует, если отец — как обещал он ей по телефону — будет у нее после 20:00. Дополнительный компромат — компроматом, но мне ужасно хотелось увидеть игрища сестрицы и папика в режиме онлайн, и поэтому лёг отсыпаться.

***

Само собой я проспал всё что мог, и был не удивлен — слишком измотан я был всеми событиями нынешнего дня. Когда мать разбудила меня ближе к полуночи и позвала ужинать, то я даже подумывал отказаться и продолжил валяться, пока мать повторно не зашла и не настояла. Пришлось идти на кухню и выслушивать сначала материнские жалобы, потом ее нытье, пока она, наконец, не перешла к продуктивной части своего разговора.

Проблемы перед нами стояли нешуточные — впереди был дележ имущества и отец, в любом случае, раз уж развитие ситуации дошло до развода — будет максимально усугублять вред. Такой уж у него был характер. Мать, понимая это, интересовалась моими планами и виденьем собственного будущего. А я, знаете ли, как-то не задумывался об этом своём собственном будущем и поэтому выпал из реальности на какое-то время.

В ближайшие 10—n лет, планов обзавестись женой и кучей детишек передо мной не стояло. А вот жилье, именно то жилье, которое я хотел, в идеале — какую-нибудь студию-мансарду на крыше, как в Швеции, куда можно убежать ото всех и стать «Карлссоном, который живет на крыше» — всегда маячило. Хотя, раньше сам факт того, что этот наш дом — будет когда-нибудь моим — не вызывал сомнений. А вот оно как получилось. Между тем, мать спрашивала — каковым я вижу наше будущее, буду ли я жить вместе с ней, в квартире, или же предпочту жить отдельно. Отец уже, оказывается, выставил на продажу наш дом, видимо, таким моральным гнетом повлиять на мать в предстоящем судебном имущественном противостоянии, о чем я с удивлением и узнал, хотя — чему удивляться?! Этот его поступок был незаконным, и Юрий Юрьевич уже работает по этому вопросу, но вот то, что дом, в который мать вложила столько сил и усилий, вдохнула в него жизнь и уют — уйдет кому-то другому — возмущало меня до глубины души. Ведь когда у нас появилась эта земля, этот участок — тут было голое поле, мы сначала здесь вообще картошку сажали! Строительство началось, когда я только пошел в школу и это был реальный долгострой, где строительство то замирало, то снова возобновлялось, пока дела отца и матери не пошли в гору. И закончили строительство этого дома было тогда, когда я уже почти закончил школу.

Нет, переехали мы сюда жить, когда мне было n лет, а Настя прожила здесь всего лишь год — ей было n, прежде чем не вышла замуж и переехала жить в нашу прежнюю квартиру. Первые два года тут всюду сновали бригады отделочников, маляров, штукатуров и всяких электриков, я тоже помогал по мере своих сил — от кирпичной кладки и до столярно-малярных работ, так что воспоминаний об этом доме у меня было предостаточно. И поэтому, на мой вопрос, а можно ли как-то избежать этого, мать ответила что можно, сумма заявленная отцом в лоте хоть и огромная, но решаемая и посильная, для нее это скорее — моральный аспект. Узнав сумму за дом, я только крякнул и поинтересовался, а может ли отец выкупить дом, поскольку я — не понимал раньше многого, а то вдруг оказывается, что если мать заявляет, то, что ей не сложно изыскать подобную сумму, это значит что финансы матери и отца вполне сопоставимы. Триста пятьдесят квадратных жилых метров построенного хозяевами — от фундамента и до последнего гвоздя — оценивалось риелторами в сумму 450 тысяч американских енотов зелеными шкурками, вместе со всеми прилегающими дворовыми постройками и участком зеленых насаждений площадью 40 соток. Никогда бы не подумал что так дорого, у нас же не Москва!

И если, раньше я думал, что мать живет на одну зарплату, и на то, что ей дает что-то отец от своих щедрот, то теперь понял — я в корне ошибался. Оказывается, влияние матери обусловленное её работой в ГорАдминистрации — было всего лишь влиянием, обеспечивающее иммунитетом бизнес-структуру отца, тогда как сама занимаемая ею должность — не могла принадлежать случайному человеку, поскольку подобные должности занимают люди Команды. И моя мать была человеком именно такой Команды, но не нашего Губернатора, а его противовеса — Сенатора, который уже давно обретался в Столице, но «влияния на местах» — не терял, и всегда держал руку на пульсе нашей области, благодаря людям своей Команды, которые были расставлены на ключевых постах. То, что мать решила открыть мне эту информацию — было, наверное, продиктовано её желанием придать мне уверенности, что ничего плохого с нами не случится, и что у отца слишком коротки руки — причинить нам существенный ущерб, а напакостить — можно и под дверь нагадить. Мелко, низко, гадко — но пакость.

То, что над матерью простирается протекторат ФСБ — я не знал, а она, оказывается, имела подписки и даже звание, и хотя звание было в табеле о рангах — она сейчас имела должность Советника Юстиции 1 класса, что соответствовало примерно капитану полиции, а официально — Советник государственной гражданской службы Российской Федерации 1 класса. То есть, зарплата официально ей шла с двух мест, и если в ФСБ она проходила как Эксперт по финансово-экономической деятельности, то работа в ГорАдминистрации озвучивала ее неприкосновенный высокий общественный статус, хотя она была не на виду. Бухгалтер, ага. Для 44 летней женщины это было действительно — круто. Слишком многое ей было доверено, но вот сколько — мать так и не сказала, так, просветила в общих чертах, мол, умному — достаточно. Мне было достаточно и тех мимолетных намеков о Сенаторе, чье имя нет-нет, а и мелькало в новостных телеканалах, и поэтому — я был впечатлен, крыша у матери действительно была серьезная. А ведь Сенатор у нас в гостях даже как-то был, на сорокалетии матери, точно! Четыре года назад он уже был Сенатором. Правда, поздравил ее, подарил корзину с цветами и тут же уехал, задерживаться не стал. Может, не хотел афишировать их знакомство? Может — у них что-то было? Может — что-то и было, но ему уже стукнуло за шестой десяток, так что, это все инсинуации. Хотя, если отбросить все домыслы, и рационально подумать о том, как мать взлетела на такую высоту, то, скорее всего, что что-то — было. Надо будет поискать информацию о том времени, когда они работали — бок обок.

Поэтому, прикинув все варианты — я определился, что, конечно же — пока учусь, буду проживать с ней, а вот потом, нужно подумать. То, что этот дом уже не будет моим — меня разочаровало, ведь это был — Мой Дом!

Мать же, увидев мое разочарование, написанное у меня на лице, успокоила, что принимать решения мы будем потом, а пока что, надо найти дубину покрепче, что бы ею как следует треснуть отца, или же вырвать дубину у него. Её намек насчет «дубины» я понял, дубина компромата действительно была тем фактором, который мог нивелировать ее положение во властной вертикали, обнулив до нуля. И поэтому, что бы, не ходить вокруг да около, высказался в том плане, что нужно инсценировать ограбление, так как второй комплект ключей от его «Кии» с брелком сигнализации — у меня есть. Нашел еще тогда, копаясь в сейфе. Другое дело, если архив размножен в копиях, а тогда это становится нетривиальной задачей. О чем и поделился с нею, мать, конечно же, опечалилась, но я начал раскладывать задачу на составные, то есть пошагово, а именно, выяснить все места, где он может хранить архив, то есть те места, где он может остановиться или пользоваться ими. Я даже притащил бумагу и нарисовал все варианты и как их разбить на сектора и векторы решения этой задачи, руководствуясь как алгоритмами — ответными действиями отца.

На своей работе, в конторе, он конечно и может хранить «то что у него быть не должно», но место маловероятное, а проверить надо. Но что бы попасть к нему на работу, в его кабинет — нужно, что бы он не мог туда попасть, или — связаться со своими сотрудниками, а для этого — его нужно ограничить в действиях, и — или закрыть его за решетку, или же положить в больницу, желательно в кому. А это, еще — более маловероятно. Так что, если откинуть варианты с работой, то первым делом нужно выяснить места его «залегания», в чем может помочь та самая пресловутая ФСБ, предоставив распечатку маршрута перемещения сигнала его сотового телефона, скажем, за месяц. Это намного облегчит сбор подобной информации, но не факт что выявится все подобные «чек-пойнты».

Мать же сидела подперев руку на подбородок и наблюдала за мной, как я кушая, делясь с ней своими доводами и резонами, пока, наконец, перегнувшись через стол не потрепала меня по голове и сказав, что все-все, хватит, она всё поняла — не прекратила моё словоизлияния. То есть, первая задача выяснить все возможные места, которые отец посещает — ей понятна, но то, что нужно привлекать ее «крышу» из ФСБ, ей не нравится, но она осуществима. Поэтому, завтра я в Универ не еду, а с утра и до самого вечера — должен быть в полном ее распоряжении, то есть с завтрашнего дня в мою трудовую книжку можно добавить графу «шофер».

На самом деле, что произошло за столом, и как протекал сам наш разговор, как и само общение и его формат — сказало мне о многом, и так же далеко меня продвинуло в ее глазах. Мать не была экзальтированной истеричкой, и мои криминальные предложения восприняла спокойно, вообще исключив морально-этические и правовые компоненты, наверное, причиной тому было, что она имела — сначала экономическое образование — очно, а юридическое получила заочно, находясь в декретных отпусках и добивая его после окончания. Хотя и основное свое экономическое образование она получала, вынашивая сначала сестру, а на последнем курсе — меня, сделав перерыв на академический отпуск. Хотя, я родился уже когда она уже защитила диплом. То, что ее так уязвила измена отца, и до каких пределов — можно было только догадываться.

Если она положилась на помощь сына в этом вопросе, хотя тут было столько намешано! И компромат отца на мать, и предстоящий раздел имущества, и предательство родной сестры — она горела жаждой мщения, и хоть этого по ее виду не было видно, то видя, как иной раз загораются ее глаза и сжимаются тонкие губы ее рта, понять было можно — отца она уже ненавидит. Смертельно ненавидит и мечтает станцевать на его могиле. Ну что же — я уже не ее сын, а ее орудие, первая фаза была пройдена, и даже если между нами останется все как есть — уважает она меня уже как личность и обращается ко мне как к своему помощнику. Единственному помощнику способному помочь ей в этой предстоящей битве с бывшим супругом. Теперь, уже точно бывшим. Сегодняшняя наша «посиделка» утвердило меня в мысли об ее уверенности в этом, она воспринимала его как врага, как червя, как опарыша и любое упоминание о нем — заставляло кривить ее губы в презрении.

Поэтому, когда она вернулась к тому, что предложила мне пересесть со своего Соляриса — на ее Вольво, поскольку она предпочитает видеть меня за рулем, чем водителя с работы — ежедневно встречающего и провожающего ее на работу, и ей будет спокойней, поскольку, она наконец сможет меня контролировать и хоть как-то систематизировать и дисциплинировать мою личную жизнь, нагрузив меня графиком — я естественно был против. Сначала — был, так как выбрал неправильную тактику в разубеждении. А когда понял, что тактика была неправильной — то мать, поймав меня на слове, уже все решила за меня. Ну да, я идиот, раз решил сыграть на этой ее мании вечной чистоты и порядка, ведь я, как только окажусь внутри ее машины, то тут же превращу ее в бедлам. Она же улыбнувшись, и махнув рукой, типа и так за тобой, хрюшкой, всю жизнь подтираю, подытожила: — Ну вот и отлично! Значит, завтра и начнешь ее осваивать, тебе привыкнуть к ней надо.

И на этой ободряющей ноте мы закончили наши посиделки и отправились спать, хотя я, обнаружив отсутствие телефона в карманах, тут же смотался в гараж, и найдя его в машине, тут же перелистал пропущенные звонки. Пропущенных было много — и знакомые, и незнакомые. Время было почти час ночи и поэтому, решил отзвонить по тем знакомым, которые вероятно еще не спали, или же мой поздний звонок — не удивил бы абонента.

Женек трубку не взял, но ответную смску прислал на мой дозвон, мол, куда пойдем на Хеллоуин в следующий вторник, он хоть и староста, но с группой, желания организовывать мероприятие — нет. Уж лучше со своим товарищем «по детсадовскому горшку» затусит. Отпиши, типа, свои соображения, на что я ответил «Завтра», и получил от него моментальное «Ок».

Санек Механик сделал сегодня вечером, оказывается, целых три звонка! Но ему я сразу послал смску с извинениями, мол, вырубился и спал до ночи, «слаб телом и духом, прости». Саня перезвонил мне сам, и мы с ним немного поговорили, и Саня уточнил, мол, не было ли прогоном, тот наш утренний разговор в пивнушке, насчет возможности заработать деньги. Сейчас уже он сам постарался закруглить разговор, пояснив, что не телефонный разговор, и раз — то был не прогон — то значит завтречка надо будет встретиться тет-на-тет, и потрещать более предметно. Да разве же я — против?! Завтра так завтра, но что-то много дел и встреч набирается, суббота — день тяжелый!

А вот добрался и до Насти… Добрался в последнюю очередь, чувствовал какой-то подспудный стыд и страх, и душевный дискомфорт. Но все же переборов внутреннее противление — все же решился. От неё был всего один пропущенный звонок и смска с языкастыми смайликами «Напахался бедняжка? А мне каково? Вся попа болит! Дурак!». Звонить ей не стал, уточнять — почему дурак — тоже, ответил смской в том же духе, что раз попа болит, значит это кому-то надо. А вот вскрытая матерью информация о ФСБ и информационном колпаке в отношении нашей семьи — в этом я не сомневался, ладно еще, что эту смску можно было трактовать по-разному — если кто, конечно, не был в курсе о подоплеке отношений внутри нашей семьи. И если относительно меня и Насти — информация была «в темной зоне», ввиду того, что эта связь только сегодня образовалась, и о ней — можно было лишь догадываться, то относительно отца и Насти — наверняка ТАМ были в курсе. Слишком давно длилась связь, слишком большие были технические возможности для снятия информации и слишком заманчивым выглядел этот пласт компромата, что бы за яйца держать — и отца, и мать. Мать, например, это коснулось бы только краем, но репутационные потери были бы убийственными. А это значит, что мне выгоднее самому открыть ей глаза на это, позволив сделать ей упреждающие шаги, тем самым снизив репутационные потери и развод с отцом, кстати, был одним из тех самых шагов, лежавших в нужном русле. Обдумывая это в совокупности, я пришел к выводу, что отвечать Насте сейчас было ошибкой, в чем моментально убедился, получив от Насти послание «Не спишь?».

Пока я решал что ответить, она уже позвонила сама.

— Привет. Чо ты меня — игнорируешь? — Настя тоже видимо выспалась

— Нет.

— Приедь, нам надо поговорить.

— А по телефону?

— Хочешь… Я сама… Приеду? — в этих словах произнесенными с придыханием было столько липкой патоки и блуда, что я решил — а была не была!

Бегать я от неё вечно не мог и поэтому просто ответил:

— Приезжай, — и добавил, подумав, — И не бибикай, позвони, как подъедешь, я ворота открою.

— Я не на своей — она на стоянке, холодно. На такси подъеду. — и Настя бросила трубку.

Я же прошел в ванну навести марафет, почистил зубы, сбрил щетину на лице, в душе — подбрил аккуратно опушку лобковых волос. Прям метросаксаул, мелькнула мысль, когда опрыскивал свою тушку одеколоном «Аntiаris», от малоизвестного испанского парфюмерного бренда, который мне нравился своим резким и стойким ароматом, напоминавшим своей сладостью и одновременно стойкой горечью — египетскую парфюмерию. Этот бультик мне привезла и подарила Настя, после проведенных спортивных сборов в Испании, и случилось это два года назад, когда я, как раз закончил школу, и тем жарким летом — поступил в Универ, а потом полтора месяца провел в Греции и Италии — купаясь, загорая и бездельничая. То, было — самое лучшее лето моей жизни. То, что поздний ночной визит Насти закончится постелью — я не сомневался и секунды, слишком мурлыкающие и довольные нотки звучали в голосе по телефону, отчего в моем воспаленном разуме периодически мелькали развратные сцены наших сегодняшних с нею безумств.

Окна спальни родителей располагались на втором этаже фасадной лицевой части дома и звук авто, которое привезет сестру, действительно мог разбудить мать, но видимо, Настя решила покинуть такси на въезде в наш пригородный квартал и прошла 300 метров от дороги до нашего дома шифруясь — задами участков. И вошла она в дом через дверь веранды зимнего сада, примыкавшего к моей комнате, чего я не ожидал. У меня совершенно вылетело из головы, что только у этой двери я не менял коды доступа на открытие, так как мы ею практически не пользуемся в холодное время года, и не перепрограммировал сигнал «таблетки», а ключ обычного замка там был старый, его мы не меняли, а следовало! Она, конечно, могла зайти и через парадную дверь, ключи у нее были, скорее, меня удивило ее столь быстрое появление, хотя цокот каблуков по керамике полов коридора — я успел уловить. Поэтому я был обескуражен, когда дверь в мою комнату открылась, а Настя, уже зайдя в комнату, церемонно постучала костяшками по косяку.

— Тук-тук-тук, к тебе можно? — она скептически подняла бровь, с усмешкой наблюдая за мной, как я себя поведу, стоя в одном полотенце на бедрах, которое запахнул одним движением на себя, прервав процедуру вытирания.

Вид моей сестры был… секси! Видимо, она решила до конца закрепить импринтинг моей личности — на своей гипертрофированной сексуальной вседоступности, которую я успел распробывать. Я, пытаясь сбить и охладить ее настрой уже просто из вредности — а в ее глазах плясали чертики, в которых читались истинные ее намерения — и если честно, даже как бы пытаясь отстоять свою независимость — от этой ее сексуальной прелести, кивнул ей грубовато:

— Тебя там таксист не разложил? Быстро ты что-то. Двадцать минут? — а Настя, подойдя ко мне и коготками ущипнув мой сосок, отчего я ойкнул, толкнула меня на диван, сдирая полотенце и оставляя его в своих руках.

— Полчаса точно прошло… А если бы таксист… знал… что я забыла… надеть трусики… То точно бы… разложил… , — и она, показав мне язык и задрав свою короткую юбку на бедрах, продемонстрировала всю функциональность своего прикида, крутнулась вокруг своей оси и скинув на пол короткую кожаную куртку, Настя осталась лишь в чёрном топике лифчике, который лишь поддерживал снизу ее грудь, оставляя открытыми ее соски, топорщившиеся двумя вишневыми горошинами в розовом ореоле. Юбка же, прежде облегавшая ее бедра — задралась черной узкой полоской на поясе, а ноги были обуты в длиннющие матерчатые ботфорты, тянущиеся до самого расщепления ее ног, акцентируя фокус на ее, теперь, полностью лысой киске в самом низу ее рельефного, как будто бы выточенного из белесого мрамора животика. Ну, и, как я тебе?! Визуально длина ее ног поражала, и хоть это и была фото-моргана, ее вид был супер, что я безмолвно признал, оттопырив большой палец. После наших дневных игрищ, сестричка выбрила свою киску полностью! Мечта фут-фетишиста, а не родная сестра! Просто фак-долл!

— Ты такая забывчивая, — это единственное, что я мог пробормотать, находясь в ошеломлении от ее вида и… смелости? Скорее — глупости. В такую холодрыгу протопать полквартала, хлопая по морозцу голой пиздой! А температура точно была минусовой, даже в доме чувствовалась работа системы отопления. Хотя — она девушка спортивная.

Она уже оседлала меня сверху на диване, и трется своей киской о мой живот, и мой, и так влажный после душа член — моментально упирается в ее мокрые губки, которыми она ездит по нему вверх вниз, приставая и опускаясь, размазывая свой секрет по всей поверхности ствола, по которому она елозит. Я пытаюсь ее успокоить и если не погасить, то убавить ее пыл, подхватываю ее за задницу, и опрокидываю ее под себя, переворачивая на диване. Настя, широко раскинула свои ноги в своей замечательной обувке — левая ее нога задрана на спинку дивана, а правая, под прямым углом отставлена на пол — просто фулл доступ! Хочется моментально овладеть ею, слишком контрастной оказалась атака моей сестры. Отчетливо прохладный, после короткой прогулки по улице материал ее сапог — контрастно диссонировал с горячей, пышущей жаром и трущейся по мне — ее мокрой пизде. Но я, все-таки, взял себя в руки, и, спросив где ее телефон, поднял ее куртку с пола, и, подхватив сумочку, присовокупил туда вдобавок и свою мобилу — и занес все это в свою ванную комнату, разобрав и сняв с них аккумуляторы, закрыл плотно дверь. Мои манипуляции Настю, если сначала и удивили, но времени она зря не теряла, и когда я вернулся к ней, она уже ласкала свою киску, раздвинув пальчиками свои губки и преподнося мне их — как какое-то лакомство.

— Не боишься застудить малышку? Ниже нуля на улице…

— Поласкаешь? — вместо ответа Настя ухватила мой стоячий член как рычаг, и, привстав, тут же отправила его себе в рот. Я же остался стоять на ногах, не делая попытку усугубить или поменять — собственное или ее положение, пока моя сестра ртом ласкала мой член, а пальчиками — свою киску.

— Неудобно, — я не менял положение, тогда Настя оторвалась от своего сладкого занятия.

— Тогда — может в кроватку? — и она кивнула в сторону моей разложенной кровати, отрываясь от минета.

— Скрипеть будет, мать прибежит, — я отрицательно помотал головой.

Настя нехотя встала, избавляясь от своего топика грациозным движением, и стянув ее с плеч, встряхнула своей волной каштановых волос, на миг сжав в конский хвост нацепила резинку, и продефилировала к моей кровати ленивой походкой — заплетая друг об друга свои ступни, отчего ее походка в этих сапогах на высоких каблуках — показалась верхом женских ужимок, когда они решают показать всю свою блядскую доступность. Учитывая, что она в них была на полголовы выше меня — вид сзади был потрясающим, как порнопостер длинноногой звезды хардкора. При этом — её ягодицы, переваливались в такт её шагам, притягивая взор, к темнеющему в скудном освещении комнаты пятачку ануса.

Она сдернула на пол мое одеяло с кровати, подушку, и, добравшись до простыни, намеревалась сдернуть и ее, но я понял ее замысел, и, открыв бельевой шкаф, достал оттуда еще одно одеяло, и еще одно, которое было без пододеяльника — это был скорее байковый плед, и оттуда же достал еще пару подушек. Покидав все это на пол, я с удовольствием наблюдал, как моя сестра на коленях и отклячив свою великолепную задницу — ползает по полу, обустраивая арену наших предстоящих боевых действий. Я подхожу к ней и обхватываю ее ягодицы сверху ладонями, накрыв их и раздвигая. Настя замирает в предвкушении, ее голени разъезжают в стороны, а бедра напротив — сдвигаются, тем самым как бы выпячивая ее киску, и вот, еще мгновение и она роняет голову вниз в подушки, а я целую ее промежность, ее пахнущую парфюмом влажную киску. Целую попку.

— Попка любит?

— Попка на бюллетене… болит… , — и Настя закрыв свои глаза, начиная шептать, подталкивает свою киску ко мне, — Продолжай… Ну… Поцелуй меня… Костик, пососи мне всё… Вылижи… Сладкий… Пожалей мою попку, попка бо-бо… Целуй! Ну… братик… Смелее! Хочу… Твой… Язык… Твои… Губы… Везде…

И я приникаю к ней с поцелуем, начиная с нежных, еле уловимых касаний, все более и более наращивая и ускоряя темп, распаляясь как вулкан, вылизывая всё — что могу вылизать и играя языком всюду, куда могу им проникнуть. Настя хоть и старается не стонать громко, все равно тихая музыка включенного музыкального центра не в силах замолчать эти звуки, наполняющих комнату волшебными звуками женского удовольствия. Сейчас она не играет и не притворяется, она получает удовольствие и вот, она вырывается из моих рук — желая ответить взаимностью. Теперь я лежу на полу, вылизывая ее киску и пальцем играю с ее попкой, а Настя, лежит сверху показывая свое мастерство минетчицы, и не возражая против моего пальца в своем анальном отверстии, и двух — на ее киске, которыми я раздвигаю ее упругие полоски плоти окаймляющие нежные розовые лепестки малых губ налившихся кровью и теперь почти бордовые по цвету. От движений моего языка эти лепестки сминаются, и вновь принимают свою форму, как два стража на посту, охраняя набухший клитор, от прикосновений к которому, я чувствую, что она каждый раз замирает, прекращая на неуловимый миг ртом — ласку моего члена, и снова принимаясь за свой труд, приносящий мне такую массу удовольствий.

Два одеяла — не матрас, и поэтому достаточно жестко, но это и не ламинат кухни, как случилось сегодня днем. Поэтому, я очень быстро отстрелялся в ее жадный рот, все-таки лучшего исполнения минета, когда всего пара минут движений ее фантастического язычка, пара заглотов и проглотов — и я, уже почти готов… И да — маленькая смерть — неотвратима…

Моя сестрица действительно сокровище, и я уже тащу Настю за собой наверх, на кровать. Настя, проглотившая мое семя — жаждет поцелуев и даже настаивает на этом. Мы сливаемся в поцелуе и хоть вкус специфичен, я чувствую, что это заводит мою сестру. А Настя, уже добившаяся от меня эрекции, легко садится своей мокрой пиздой на меня до конца, там, внутри — почти болото, жаркое влажное болотце.

— Поскрипим? — Настя провоцирует меня на более активные действия. Кровать действительно начинает скрипеть в ответ на ее поступательные движения.

— Тихо — никак?

— Эу-ау, — Настя практически точно имитирует звук полученного сообщения из аськи и я, понимая, что спалиться нам сейчас перед матерью — это полный абзац, хватаю ее на руки за бедра, закидывая их за спину, встаю с кровати, удерживая руками ее за ягодицы на весу. Тяжелая зараза! Так, на руках, не снимая ее со своего члена, я прохожу в ванную, где она в панике: «Сапоги!», сама спрыгивает с меня — разгадав мое намерение затащить ее в душ, под включенные струи воды. Расшнуровав обувку и скинув ее, она присоединяется ко мне, и все начинается по-новому. Я вхожу в ее киску, а она, развернувшись ко мне спиной, руками упирается в стеклянную стенку кабинки.

Несмотря на небольшую разницу в росте — мне довольно комфортно, тянуться на цыпочках не приходится, а вот Настя сама насаживается на меня, сменяя изредка свои наезды на меня, бурением и верчением своего таза, отчего вхожу в нее до конца, и даже упираясь в ее внутренний предел — всё это вызывает невероятные ощущения получаемые под теплыми струями воды и подобный опыт у меня — впервые. Совершенно невероятно! Мы — то доходим до пика, то останавливаемся и мылим друг друга жидким мылом, и получаем оба — совершенно изысканные тактильные ощущения. Настина плоть — упругая и оттого невероятно скользкая, заставляет меня пребывать в состоянии постоянной эйфории. Вроде бы и трахаемся, а вроде бы и купаемся — эстетствуя. Поцелуи не прекращаются ни на миг, если даже наше совокупление прерывается и Настя — то требовательно целует меня, то встав на колени — ласкает губами мой член, а я разминаю все ее щели пальцами, проникая куда только могу. То целую ее грудь, то шею, то киску или попку по очереди. В один из таких моментов Настя оборачивается ко мне:

— Нравится сестричка? А ее попка? Хочешь опять отбарабанить Настеньку в попку? — и Настя улыбаясь берет мою руку, и поиграв с большим пальцем языком в своем рту, тянет его себе за спину. Эта ее фраза произнесенная с таким бесстыдством и похотью, и таким откровенным призывом в глазах, что я буквально слетаю с нарезки, чувствуя что мой член в ее киске увеличивается в размерах как минимум в два раза, упираясь в конец туннеля.

— Воткни мне в зад! — она не просит — она требует. И я послушно втыкаю палец в ее верхнее отверстие, но она ёрзая на моем члене и моем пальце одновременно — просит:

— Дурачек, выеби меня в жопу… Хуем… Хочу…

Хорошо размятый моими пальцами сфинктер с легкостью пропускает мой основной калибр — и только теперь я понимаю, что Настя из тех редких типажей девушек, которых за глаза называют «анальщицами». Она просто прется от моего проникновения, она реально балдеет от моего хуя в своем анусе, и вскоре чуть ли не завывает и тихонечко пищит, когда мои яйца упираются в ее промежность с которой стекает вода струящаяся из душа, а мои пальцы мнут ее губки, зарываясь в ее влагалище и теребя створки губок. Настя, обернувшись ко мне, находит мой рот и впивается поцелуем, и, вызвав игру языка вдруг захватывает его своими губами, начинает сосать его, практически так же, как только что сосала мой хуй. Накал уже давно перерос все возможные пределы, и вскоре я — опять разряжаюсь в ее зад, в ее чрево. Настя же, поняв, что я кончил, не меняя своей позиции, все в том же нагнутом положении с силой берет меня за волосы и требовательно опускает мое лицо к своей, только что выебанной дырочке.

— Целуй! — я повинуюсь — целуя ее анус, она же тащит мою голову ниже.

— Лижи, — и я впиваюсь в ее щель, раздвигая ее половые губки языком и лаская. Настя же убедившись что я не сбегу, отпускает мою голову и сводит руки на своих ягодицах, и сжимая и разжимая их, добивается того, что мое семя начинает выдавливаться из ее анального отверстия. Вся эта жидкость быстро смывается горячими струями душа, которые бьют на нас сверху и сбоку, попадая и на мое лицо, и рот, но я не отрываюсь и вскоре, сестра, все глубже и сильнее вдавливает свое женское естество в мое лицо, она сама буквально засовывает свою киску в мой рот. А я, лаская ее клитор между широко расставленных ножек, чувствую, как ее бьют конвульсии. Настя только что кончила от моего языка и на моем лице, а я все продолжаю целовать и сосать эту вкусняшку с неуловимо изменившимся вдруг вкусом. Тем неожиданней было то, что случилось потом, когда я понял что что-то не так. Сначала это был какой-то прыск, тонкий и неуловимый, на грани внимания, пока он не повторился вновь, уже явственно и неотвратимо, и был в шоке, когда он из тонкой струйки превратился в поток полноводной Амазонки — бьющий мне в лицо как пескоструй. Настя ссала, ссала мне в лицо, мне в рот! И в процессе — умудрившаяся поменять свое положение, перекинув одну свою ногу на мое плечо — стоя на другой уже ко мне лицом, а руками обхватив мою голову вцепившись в волосы, что бы я — не дай бог не вырвался. Она хохотала во все горло и терлась своей пиздой о мое лицо, так и не прекращая процесса мочеиспускания и в ее глазах светилось веселье и еще что-то, как будто бы она только что — слопала канарейку. Удовлетворение и сытость.

И если в первое мгновение я хотел ее прибить или переебать ей, вырвавшись и отстранившись от нее, то теперь понял всю безнадежность моего решения, вырваться из захвата ноги МС по легкой атлетике, прижимающей мою спину и шею к себе, без колюще-режущих — нереально. Попытайся я встать с нею — я бы разворотил в душевой всё. Она, когда хотела — была сильной как дьяволица. Укусить ее туда, откуда она писяла — я не догадался, единственное, на что меня хватило, это плотно закрыть рот и зажмурить глаза и дожидаться конца этой нежданной экзекуции в виде «золотого дождя», но большой палец я ей в жопу все же воткнул, скорее рефлекторно, но боюсь, что ей это даже понравилось.

***

— Ну, хочешь, сделай так же! Обоссы меня! Обсикай сестричку, и даже в ротик — разрешу! — Настя пыталась нивелировать последствия своего урологического воздействия, еле давя смех. Я же молчал, игнорируя ее потуги, вроде я, как — обиделся. Хотя, это было глупо. Не скрою. После всего случившегося. Тем более, что обоссать ее — было бы для нее не наказанием, а еще одним удовольствием. Наверное. Это если судить по ее реакции, когда она почувствовав мой палец в своей заднице, начала на него нанизываться вертясь на нем, а своей пиздой с таким остервенением втираясь в мой рот, в мой нос, в мое лицо — что я даже малость подзавис.

Меня напугало то, что после того как все закончилось и Настя с опаской разжала свою ногу, даруя мне свободу перемещения — мой член стоял как каменный. Настя видела это, однако подъебнуть вслух меня не решилась, видя — что я хоть и возбужден, но зол как носорог. Она знала это мое состояние — Псих. Как-то, я в таком состоянии, хуйнул одного строителя в нашем доме подвернувшимся под руку кирпичем — в его тупую среднеазиатскую голову, и откачали его только чудом. За что — история умалчивает, но вывел он меня изрядно, думая, что я тупой малолетний мажор, играющий на стройке и мешающий им — Великим Черножопым Строителям — работать. Столько в нем было спеси! До прилета половинки кирпича…

Вот эта вот моя трансформация моего состояния — всегда меня удивляла: я не терял контроля и тогда, но о последствиях не задумывался, когда меня как будто бы, накрывало чистой ненавистью и яростью и лютой злобой — всё вместе, и я решал — что я вправе на любые проступки… Наверное, даже головой прошибить стену — если бы это мне помогло и я бы достиг поставленных задач, пускай даже разменяю на это — собственную жизнь. Хотя окружающие не знали, что этот мой гнев полностью под контролем, просто, наверное, у меня на лице было написано что-то такое — этакое, или же от меня шла такая эманация яки — что окружающие просто от меня шарахались. Настя сейчас сидела в моих ногах, и несмотря на словесное раскаяние — ее моська раскаянья точно не испытывала, единственное ее желание было вызвать у меня эрекцию, которая моментально спала, когда я «решил обидеться» и взял эмоции под контроль — впав в гнев. Сейчас она пыталась просунуть свою голову между моих ног, в попытке добраться до яиц и частично ей это удалось, когда одно мое волосатое яйцо оказалось в ее рту.

— Фу, когда ты на письке всё сбреешь! Я сегодня себе — все волосики выщипала даже! Вроде взрослый… Тьфу!… , — и Настя не обращая больше внимания на попавший ей волосок, продолжила свой занимательный труд с моей мошонкой, рукой пытаясь надрачивать мой ствол. Эрекция, как говорится, была неизбежна и вот Настя спустя отрезок времени — уже снова отсасывает мне, и, пытаясь насосать прощение — делает это с завидным энтузиазмом и напором. Ну, стоит у меня — и стоит, а вот возбуждения я почему-то пока не чувствую, вернее, мое возбуждение иного толка, чисто — механическая механика, плюс — пещеристые тельца.

— И вообще, хочешь, я лазерную депиляцию сделаю? Всегда буду лысой-лысой… Как ты любишь… Мммм? — в прошлый раз я проболтался сестре, что люблю когда киска девушки полностью лысая и не колется свежесбритым ковром. А Настя продолжает свой словесный понос, перемежая его оральными ласками и изредка, не выдерживая — прыскает от смеха, наверное, вспоминая — ЧТО только что произошло в душевой кабинке.

— Вот стану сморщенной бабуленцией, а у меня то — пизда лыса-ая! Ахаха! Надо туда еще и татушку набить, давно мечтаю, но выбрать не могу рисунок… Кельтские мотивы — отстой, на иероглифы — у проституток монополия, может быть египетские какие письмена… Я вот все думала — что бы набить: розы, ласточки, чертики, дракоши… Фи! Банальность! Полинезийский тотемизм — фу!… Пещерно… Индийские орнаменты надо посмотреть…

Все же решаю «простить» сестру, что бы только не выслушивать этот поток бреда:

— Какая же ты мразь…

— Угм… мразь, — Настя охотно и готовно соглашается, не отрываясь от работы, потом на секунду извлекает меня из своего рта и добавляет, — И шлюха… , — и уже прижимаясь щекой к моему флагштоку начинает перечисление.

— И блядь… И вообще… Твоя любимая сестричка! Которая… Всегда отсосет… И подставит свою попку… Своему… Братику! О! Точно!

Настя встает с колен и повернувшись спиной, раздвигает свои булочки, озорно смеясь и виляя ягодицами просит:

— Накажи Настеньку! Выеби сестричку… В жопку! — и она радостно шлепает себя ладошкой, брызгаясь каплями, так как ее задница вне душевой кабины, а вода, струясь по телу натекает на кафельный пол ванной, что не страшно — тут сплошная гидроизоляция и замкнутый сток.

Когда тебя просит об этом здоровая кобыла и называет себя уменьшительно-ласкательными именами — это вообще выглядит со стороны или издевкой — или же сюром, но члену этого не объяснишь. Сакраментальное — «Шо? Опять?!» — не прозвучало, да — я хочу ее выебать. Снова. Жестко, так — что бы она визжала от боли, но поддаваться эмоциям нельзя, хотя делать вид — можно.

Поэтому, я хватаю ее за мокрые волосы, наматываю на руку и не вытираясь сам, не позволяя вытереться ей — выхожу из ванной таща сестру за собой, пригнув ее голову и толкаю ее на пол комнаты, на ранее расстеленное постельное белье сваленное на полу и сбившееся в кучу. Настя падает на колени и что делать — знает. Упав на колени, она пошире расставляет бедра — вытянув ступни, и устроив свою голову на подушке смотрит на меня, виляя при этом своими совершенными глобусами. Совершенно так по-блядски виляет, знает силу своего сексуального притяжения. И умело им пользуется.

Она не произносит и слова, ибо — и так все понятно, лишь ее стоны то ли нетерпения — то ли предвкушения, подгоняют меня с торчащим как древко членом наперевес: воткнуть в нее, заполнить, опорожниться, затопить, закоротить напряжение и разрядиться… Она улыбается и облизывает губы и опять ладонями раздвигает свои ягодицы, когда я делаю последний шаг к ней. Но я удивляю ее, поскольку не врываюсь в нее сразу и не терроризирую ее задницу штурмом, к которому она готова и даже, наверняка, жаждет его. Усевшись позади нее, я целую ее ягодицы по очереди, потом анус и промежность, вытянув язык — провожу им по всей длине ее межножья, от клитора — где задерживаюсь, махнув по нему парой круговых движений, и до розовой сморщенной сжавшейся дырочки ануса — прежде, чем поласкать его языком. А моя сестра уже течет, и свои руки спрятала у себя на груди, лишь стоны выдают ее состояние блаженства. Я вхожу в ее киску, и делаю это нежно, не напористо, давая ей привыкнуть к проникновению. Настя просит меня:

— Я хочу в попку… Ну… Выеби меня в попку… , — я не обращаю внимания на ее просьбы и только когда Настя уже сама проявляет инициативу, сдергиваясь с меня и капризно надувшись, завладев рукой моим членом и тут же приставляет к розетке своего ануса. Только тогда — я вхожу обильно смоченным в ее влагалище членом, в эту горячую задницу, которая кажется печкой — пышущей жаром. Чем дольше я трахаю ее туда, тем больше моя сестра теряет контроль. Задав ей несколько вопросов, я понимаю, что Настя все больше распаляется и делится такими своими откровениями, о которых даже на смертном бы одре промолчала.

— Настёна, — я шепчу ей в ухо, — Ты, ТАК любишь анал?

— Да! — ее шепот не менее жарок и кажется что это передо мной кто-то другая, а не моя сестра, так искажен ее голос.

— Больше всего на свете? Сильно-сильно?

— Да-аа!! Больше… всего… Да! Еще милый! Еще! — мы уже лежим на боку повалившись, я одной рукой ласкаю ее груди, а другой ее киску, и оттого мне гораздо удобнее долбить ее попку, поскольку моя сестра сама нанизывается на меня, не чувствуя давления моего тела, и прижимаясь ко мне спиной. Ее губы вжаты в мои, и в те редкие моменты, что мы прерываем наш поцелуй — я задаю ей жарким шепотом вопросы. Вопросы разные, но все они касаются ее желаний и предпочтений. Настя распаляется все больше и больше, рассказывая о себе, а моя эрекция уже от меня не зависит — она чугуниевая, так как сейчас я понимаю, что надо пользоваться моментом ее слабости, и, зарывая ее в пелерину моих слов, окутывая ее комплиментами и нежностями, провоцирую на все более и более распутные откровения.

— А сразу… двое… Один в киску а другой в попку? Любишь? — и я засовываю ей в киску глубоко сразу три пальца, имитируя член.

— Да! Люблю! Но… Больше всего… люблю… Когда один берет меня… в попку… А другой… лижет мне… киску… А я… Сосу… его… Хуй! — Настя уже на пределе, но все не кончает, или кончает постоянно. И это ее состояние кажется мне странным. Она сама насаживается на меня, все наращивая и наращивая амплитуду отвечая мне тоже страстным шепотом.

Пока, наконец, не подобрался к главному, к вопросу — вопросов, она должна знать о том, что Я — ЗНАЮ.

— А отец… тебя… часто… в попку… ебёт? — и если я думал, что Настю это как-то обескуражит, или поставит ее в неудобное положение — хотя, как это возможно, находясь своим развёрстым сфинктером на моем пенисе — то я был удивлен проявленной моей сестрой реакцией. Она открыла по-кошачьи один глаз, и, улыбаясь, припала губами к моему рту — поцеловав, а потом горячо зашептала в ухо, усилив свои движения тазом на меня, вдавливая меня своим крупом в стену, и уже не я, а она трахала меня:

— Часто-часто… Он… Ебет меня… В жопу… А я… Сосу хуй… Вадима… А потом… Они… Ебут меня вдвоем… Везде… А потом… Папа… Ебет Вадима… А Вадим… Ебет меня в жопу… , — Настя хихикает, отчего мне кажется, что она это всё выдумывает на ходу, но судя по ее действиям — ЭТО нихуя не ложь! Настя продолжает нанизываться на меня и вырывающимися отрывками и фразами — вскрывать всю подоплёку своей супружеской жизни.

Я даже думал, что у меня пропадет стояк, однако этого не случилось. К концу ее откровений, которые моя сестра решила вывалить на меня, как ком грязного белья из корзины и исповедаться полностью, что бы я знал все её тайны, все её секреты, все её желания — она уже сидела на мне сверху и сама фактически трахала меня. Продолжалось это долго и новые факты, упавшие в мою копилку — все более меня шокировали. Это ее истерическое словоизлияние продолжалось до тех пор, пока я не схватил ее за груди, и, прижав ее тело к себе, прижав к своей груди ее спину, сваливая на себя, а потом перевернул ее на живот, укладывая под себя, громоздясь на нее сверху, с членом так и воткнутым в ее попку.

— Значит, это тетя Катя тебя совратила? — Настя же, повернув голову в мою сторону и косясь глазом, шепчет:

— Да! Я лизала ее киску, а папа… , — Настя прерывается, и вдруг совершенно обыденным голосом спрашивает меня: — Ты… меня бросишь?

Я чувствую, что оказывается — моя эрекция все-таки пропала, и поэтому — пропала и исступленность «Анальной Насти», как я назвал для себя это её состояние, так как я совершенно выпал из реальности.

Как-то, мне встретилась одна «девочка» лет на 8 старше меня, настолько откровенная в своих желаниях и бывшей со мной настолько честной, насколько она могла быть, которая поведала как психолог, об этой самой пиковой сексуальности женщин, которая встречается у многих женщин. А именно, находясь на пике своего сексуального возбуждения — они не могут врать своему секс-партнеру, или же просто не контролируют свою темную сторону либидо, открывая все свои тайны и желания. Таких женщин довольно много, то ли треть, то ли четверть, и имела в виду она — из тех женщин, которые действительно получают удовольствие от секса, а не имитируют оргазмы. И моя сестра оказалась одной из таких вот раскрепощенных девиц. Анальщица. Редко, но бывают, предпочитающий анальный секс — любому другому, хотя не отказываются от всей полноты ощущений. Настя. Настенька. Горе ты мое луковое.

Настя видит работу мысли на моем лице, а я как будто бы забыл ее вопрос, но тут же вспомнил и глажу ее по щеке ладошкой, целую выступившие слезы, осушая их поцелуями. Да. Она только что исповедалась мне во всех грехах своей непутевой жизни. Я принял эту исповедь и ноша моя теперь такова, что мне сейчас реально — не до секса. Я вытягиваюсь рядом с ней на одеяло, устраиваю ее голову на своей груди и накрываю нас другим одеялом. На полу прохладно. Настя же молча плачет, и ее слезинки капают мне на грудь и я их чувствую. Каждую. Успокаивать я ее не стремлюсь, пусть проплачется, но глажу ее еще влажные волосы, обняв рукой ее шею, и накрыл ее голову сверху одеялом полностью, спрятав от света электрического освещения. Ее горячее тело прижимается ко мне, она прильнула ко мне — моя старшая сестра. И я понимаю, нет — я осознаю, что я все же несу за нее ответственность. Бедняжка. Бедная Настя. Сладкая Настя. Моя Настя. Nаsty.

Тихо играет музыка, и я, вдруг, вспоминаю о своей заначке на антресолях, встав, достаю бутылку джина Бейлис и два фужера. Наливаю ей, сам пью из горлА, так как в свой фужер налил воды из-под крана, а Настя, как трезвенница и спортсменка все же глотает свою порцию с трудом и кхекнув, запила. Одеколонистый вкус можжевельника продирает мое нутро, и горячим узлом ввинчивается в желудок. Мы лежим, звуковой фон технотранса сменился старинной композицией «Пинк Флойд», потом прозвучала еще какая-то баллада, и Настя уже спокойна, и вроде — как не плачет. Но свое лицо моя старшая сестра прячет у меня на груди, наверное — стыдясь смотреть мне в глаза, и мы начинаем этот трудный, долгий и нужный нам обеим разговор, который продлился почти до самого утра.

Надо заметить, что кроме этой бутылки Бейлиса мы уговорили еще и початую бутылку армянского коньяка, и перебрались на мою полуторную кровать, где Насте, ввиду малой площади поверхности кровати — пришлось расположиться на мне. Настя же, вероятно, пытаясь упрочиться в том, что я не отвернулся от нее, узнав всю ее подноготную, еще пару раз провоцировала меня на секс и, убедившись в том, что все нормально, даже попыталась узнать — возбуждает ли меня такая вот сестричка. Конечно же возбуждала, что ей я и доказал, выебав ее в задницу поставив у подоконника раком.

Этим последним трахом я добился гораздо большего, чем всеми своими потугами прежде. От алкоголя у меня наступило состояние, когда мозги как бы завернуты в стекло, в горле жарко и сухо, а эрекция как у супермена — вечная. И хоть в мыслях наблюдалась некая путаница, а в настроении — разброд и шатания, своей цели я достиг. Настя опять начала говорить мне правду, только правду и ничего кроме правды. И я — таки добился от нее признания того, ради чего она все это — затеяла.

Так что с утра, до того как проснется мать, Настя, изрядно пьяненькая попыталась упорхнуть, вызвав такси, но отпускать ее одну я не стал. Мало ли чего, и поэтому в семь утра мы вдвоем, бесшумно как тени выскользнули из дома к ожидающему нас невдалеке такси. Отвезя ее до дома, поцеловав ее крепко в губы при расставании в ее подъезде, я попросил ожидающего меня таксиста покружить по городу. Дома я очутился около восьми утра, и мать хоть еще и спала — проснувшись, сделала мне втык размером с Эйфелеву башню, поскольку она как-то догадалась, что ночью у меня кто-то был. Запах ли это, или ее чуткий сон — я не знал, но то, что она не догадалась о персоне моей ночной визитерши — этому я, конечно же, был рад. И поэтому, мать, поняв что я бесполезен и кантовать меня будет невозможно раньше полудня, занялась своими делами. А поспать мне нужно было очень. Потому что те новости, которые обогатили мою копилку знаний — натощак не перевариваются и просто так не укладываются. Это был БэПе. Большой Пиздец. Беспизды — БэПэ.

Под утро, наезжая своей попкой на мой член — Настя уже была полностью откровенной и безгранично честной. И если, в начале, лежа на мне в кроватке, она что-то пыталась скрыть и замолчать, или просто «обидеться», не желая отвечать на неудобные вопросы, то тогда, когда я занимался глубоким бурением, а моя сестра будучи уже не в силах насаживаться на меня, лежала грудью на холодном подоконнике, раздвинув руками ягодицы издавая такие протяжные стоны, что я боялся что вот-вот прискачет мать — не только рассказала, но и сделала какие-то свои выводы и обобщения. Что бы полученные мною от нее знания, можно было систематизировать. Как она вообще что-то соображала! Я как будто считывал ее мозг, задавая вопросы, а Настя мелко дрожа своей раздолбанной за ночь попкой на моем члене, вереща и захлебываясь — делилась со мной такими секретами! И непрерывно кончала кончала кончала… Из ее киски непрерывно то текло, то сочилось, стоило только провести пальцами…

Поэтому меня все это и шокировало, и удивило, и даже возбуждало, когда я слушал её откровения. А может быть она, даже сама хотела что-то там для себя решить, так как у нее была не супружеская жизнь — а просто ПИЗДЕЦ!

Муж — пидор, отец — полупидор, и брат — извращенец, которого она сама хоть и совратила, но ведь он то — не отказался… Ёптваюмать! Морфей, ау, ты где? Привет… Спать спать спать…

***

Проснулся я ближе часам к 4 вечера, да, именно вечера, поскольку погода за окном стояла жуткая — струился снег позёмкою в рваных порывах ветра, на улице была стужа лютая, целых минус 5 градусов и небо было затянуто свинцовыми штормовыми тучами. Матери дома не было, видать отправилась по своим делам, и поэтому, первым делом я позвонил ей, увидев пропущенные звонки. Мать долго не брала трубку, но все же когда взяла, прошипела как змея, что бы я к 19: 00 оделся по форме номер раз, и забрал ее из салона на Площади. А пока она в адвокатской конторе у Юрия Юрьевича занимается делами, и если бы я не набухался, то тоже бы должен был здесь поприсутствовать. И да, что бы я к семи вечера — был чист, отутюжен и имел вид лихой и молодцеватый, поскольку мне сегодня предстоит познакомиться с одним человеком, о котором мы уже говорили. И это — не обсуждается!

Мне же пришлось выбирать, во что одеться, и между делом я позвонил сестре, узнать, как она там. В том состоянии, в котором она была утром, надеюсь — выспавшись — её попустит. Она, оказывается тоже — весь день спала, как сама призналась, и делала короткие челночные забеги до холодильника, туалета и обратно — в кроватку. Давно не пила, вернее — в первый раз так набухалась, и поэтому хоть и не блевала, но состояние — УйЁо!

На мой вопрос «Что мне одеть», которым я ее решил озадачить, что бы отвлечь — она послала меня… далеко. Но тут же перезвонила сама, и, попросив заехать за ней, сказала, что через час будет готова. Куда готова, зачем готова?! Ох уж эти их заморочки, хотя она не в курсе, что мать меня тащит на какую-то встречу. Хотя «какую-то» — отменяется. Предстоящее знакомство, насколько я понял, достаточно серьезное и если честно, наверное, первое, когда мать сочла нужным стать моим протеже при знакомстве, да и то — что она нервничает — тоже показатель важности. Поэтому свои Докерсы, джинсы и толстовку решил заменить на более подходящие для встречи узкие вельветовые штанцы, джемпер грубой вязки и итальянские туфли. Трусы и майка-алкоголичка — само собой, на месте, еще бы, такой дубак на улице!

Прежде чем перекусить я зашел в душ, и вспоминал события ночи и вообще — всего вчерашнего дня.

«Настя Настя!» думал я стоя под струями воды, укладывая в голову все факты.

Росла себе девочка — веселая и общительная, артистичная и неугомонная и вдруг, в одночасье — все меняется. Девочка-припевочка вдруг замыкается на себе и тихо ненавидит мать и брата, и единственный человек с кем она поддерживает отношения — это отец. Ну и с тетей, сестрой матери она всегда приветлива, а так — какой-то непонятный сдвиг в ее психике и если девочка раньше была открытой, то с n лет все радикально поменялось. Я вспоминал те времена. Мать думала что возрастное. Потом — забила.

Мать тогда тащила по работе и была совершенно замотана, она и мне-то времени уделяла не много, да и вообще — не интересовалась моими делами, я так и рос — как бы в семье, и как бы один. Папик тогда шел круто в гору и его деревообрабатывающий комбинат, выбился из колеи неурядиц, пройдя через все тряски дефолта «черного вторника», пертурбации, и, наконец, заработав и начав приносить прибыль, да и в стране тогда, те времена можно было охарактеризовать — как тучные. Экономика была на подъеме, народ рубил бабло, шло развитие, а тема спорта была если и не на пике, то в фаворе. Настя же решила, что станет легкоатлеткой и имела к этому предрасположение — рост, конституцию тела, характер, и даже распланировала всю свою будущую жизнь. Она еще тогда для себя решила, что спорт — это круто, а если тебе за это еще и платят деньги, за то — что ты поддерживаешь себя в отличной физической форме — то это вообще отпад. Стать тренером по окончанию спортивной карьеры вариант неплохой — шпалы таскать не надо в сорокоградусный мороз… Но если она так решила, когда была еще малявкой — то со временем ее взгляды постепенно трансформировались.

Ближе к окончанию школы, она объявила матери, что пойдет в мед, а не в пед, поскольку как спортсменке, ей медицинские знания предпочтительнее, и поэтому остановила свой выбор на медико-фармацевтическом училище, ее погладили по головке, похвалили и напутствовали — так держать!

Это все внешний фасад, а вот что было за этими стенами… Я вспоминал рассказ Насти.

Как-то она, сидя в отцовском Джипе — тогда у него был Гранд Чероки — когда отец забежал к тете Кате по каким-то родственным делам, а ее оставил ждать в машине, возмутилась, что отца так долго нет, и так как она была егозой и непоседой — поднялась по лестнице на 4 этаж. И вместо того, что бы постучаться, вдруг приставила свое маленькое любопытное ушко к двери — ей хотелось подслушать, о чем они там говорят. Но оттуда раздавались только охи-вздохи тети Кати, и рыкающие стоны отца, а так как Насте тогда было всего лишь n-надцать лет, то она ничего не поняла, и задала себе вопрос — а чем же они там заняты?

Чем они заняты — мне было понятно, но Настя вместо того, что бы постучаться нажала на ручку двери, отпиравшей язычок замка и потянула ее на себя. То, что она увидела — глубоко ее потрясло, ее отец стоял со спущенными штанами и трахал сестру её матери, и если тетя Катя сначала даже попыталась ей крикнуть «Отвернись, не смотри сюда!», то ее отец, ее любимый папочка продолжал свой сладкий труд, нисколько не смутившись при этом. Он тогда был, видимо, близок к окончанию, и поэтому, пока Настя смотрела на эту мизансцену, ее отец, глядя прямо ей в глаза, завершил свои дела и отвалился от своей партнерши.

Тетя Катя смущенная донельзя, тут же скрылась в ванной комнате, поправив задранный подол своего халата и оттуда уже не выходила, а ее отец, натянув штаны с труселями и спрятав свой причиндал от таращивщейся на него дочки, как ни в чем не бывало подошел к ней. И!!! И растянув свою дочь на колене — отшлепал ее. Сильно отшлепал.

Настя плакала и не знала, за что ее наказали, сама ситуация была шокирующей, а тут еще и физическое воздействие, но отец все же сделал ей внушение о том, что отца нужно слушаться. Наверное, дело было в том, что Настю никогда не то, что не шлепали, даже в угол не ставили ни разу, и поэтому, для нее это было как падение небес на землю, рушение основ. Ее любимый папка ее отшлепал, ту, которую он называл своим аленьким цветочком, ягодкой, радугой — он ее не любит и уйдет к тете Кате!

Как то она своим женским чутьем поняла, что они делали, на уровне инстинктов, может это та самая женская ревность, а может что-то еще. Но глобальных выводов она не сделала — ввиду последующих за этим событий, и поэтому, когда отец посадил ее в машину и пристегнул ремень, единственное, что она помнит — это как плакала и жалела себя. А отец тут же от кнута — перешел к прянику, и через полчаса он купил ей сотовый телефон. Телефон с видеокамерой! И пообещал ей, что будет платить за все ее разговоры, если она не скажет маме, что он ее отшлепал. Вообще никому не скажет. Настя находилась под впечатлением от покупки, у нее была простейшая трубка с монохромным дисплеем и тремя играми, которые ей уже наскучили, и она пообещала, что никому-никому не расскажет об этом, еще бы — такой бонус в виде безлимита! Она, конечно же, похвасталась своей покупкой перед подружками в школе, и когда те спрашивали, откуда подарок и за что, она сделала из этого интригу, но вскоре раскололась, что отец ей подарил телефон за, что он ее наказал и отшлепал.

Она накосячила, он ее отшлепал и за то, что он ее отшлепал — подарил телефон! Вот какой у нее папка! Ну да, отшлепал — это сильно, а вот подоплеку наказания она сама не говорила — было, наверное, стыдно. Отец же проявил к ней в последующие дни внимание и заботу и выполнял любую ее прихоть и желания, покупал одежду, обувь, карандаши и ручки и вскоре навел ее на беседу о том, что она уже совсем большая и пора бы задуматься о будущем, подумать о том, кем она хочет стать. И предложил ей заниматься спортом, с детства, профессионально или пойти в артистки, ведь не зря же он ей телефон с камерой подарил, дерзай. А она и рада ему угодить, видя, как много времени он ей начал уделять, потакая ее капризам и закидонам. К тому же сестра уже начала догадываться о том, что же все-таки произошло в квартире у тети Кати, так как на ее телефон с ЖК-монитором перекочевали файлы пикантного характера, точнее — порноролики, и которые она прятала от мамки и меня. Для меня это секретом не было, Настя и сама мне что-то показывала как-то, но я был тогда еще почти зародышем нынешнего себя. А отец и сам начал закидывать ей подобные ролики со своего ноутбука, намекая на то, что она совсем выросла и совсем почти взрослая. И говоря ей всё это, оплачивая счета за интернет и скачанные мегабайты — растлевал ее.

Да, он ее растлевал сначала таким невинным образом, потакая ей и разжигая ее интерес, шло время — и Настя уже прекрасно понимала, что отец и тетя Катя — любовники. Но матери об этом почему-то не сказала, наверное, потому все ее внимание отец — переключил и замкнул на себя, став ее джином и выполняющим все ее желания.

Через полгода после — Настя уже знала, что у женщины есть три отверстия, которыми она может ублажить мужчину и в ней начала просыпаться сексуальность. Она уже всерьез занималась бегом и вскоре, она узнала, что оказывается, женщины тоже могут ублажать друг друга, и эти женщины называются лесбиянки. Антипатия к тете Кате со временем прошла, и если она ее, после того случая — дичилась и не здоровалась, то однажды, отец отвез нас к тете Кате, когда мать слегла в больницу с пневмонией, и мы жили у своей тетки две недели.

Мы с сестрой учились в разные смены, я был во вторую, а она в первую. И вот тогда, Настя увидела это снова, но в этот раз, тетя Катя просто сосала у моего отца, а Настя, зашедшая в квартиру и открывшая дверь ключом, который у нее был, оцепенела на пороге кухни, где отец сидел прислонившись к стене на табуретке, а тетя Катя расположившись на деревянном полу — делала ему минет. Это было время обеденного перерыва, и в этот раз тетя Катя не убежала прятаться сгорая от стыда, а напротив, вызывающе на нее поглядывая и улыбаясь, продолжала начатое дело — совсем не стесняясь. Настя убежала сама, вся красная как рак, у нее горело всё — лицо, руки, тело, и когда в коридоре гулко захлопнулась входная дверь, к ней в комнату зашла тетя Катя. Тетя Катя не юлила, не врала, а просто и внятно начала с ней беседу, мол, обиделась? А зря, такова наша бабская доля — мужиков ублажать, и если жена мужа не холит, не лелеет, то он всегда налево лыжи навострит, а так — всё в семье, мать твоя в больнице, а я за отцом твоим приглядываю. Он же мужик! И какой! И плавно перешла с похвал отца, на похвалу, собственно, самой Насти, и вела этот разговор в форме монолога. Настя передававшая этот деревенский прононс тетки была неподражаема и я живо представлял все действия ею описываемые, которые она описывала подробно, как будто бы они были выжжены в ее памяти.

А Настя, спрятавшись на диване и закрыв голову подушкой, уже сама заинтересованно выслушивала все секреты и хитрости, которыми ее родная тетка с нею делилась. О том, как удержать мужика, как приворожить его, как вызывать у него интерес или стремление, желание или отвращение, как крутить ими. И когда Настя задала вопрос, а как крутить папой, тетя Катя лишь усмехнулась — «Как и обычными мужиками, они же не головой, а мудями думают». И тогда Настя задала свой второй вопрос — а что такое муди?

Сейчас, я понимал, что тетя Катя произвела закладку Насте, внедрив управляющую политику в ее психику и в шаблон поведения, фильтр которой понятие «родня» переводил в разряд — «самец», превратив эту мысль — в вирус-червь, который будет самореплицироваться. То есть было совершенно очевидно, что тетя Катя сделала это намеренно и по наущению отца, а Настя, заглотила этот крючок полностью, и теперь, мысль об отце как о секс-партнере периодически будет проецироваться в ней, в ее мыслях, в ее разуме. Ее просыпающаяся сексуальность сформировалась на фоне этого «внедрения», и всё то время, пока мы жили у тети Кати, она узнавала от тети Кати что-то новое. Эта недолгая гостёвка у тети Кати привязали ее к ней, в которой она сначала нашла умудренную жизнью учительницу, и связь с которой продолжилась после того, как мать поправилась.

Я конечно в эти тайны посвящен не был, не мог я знать, что там тогда творилось! Даже тупо по своему малолетству, а вот Настю — просыпавшаяся сексуальность и гормоны начали кидать из крайности в крайность. Что бы не усугубляться во всю ту мерзость, что тогда происходила, отмечу, что тетя Катя опередила отца, и хоть она сорвала с моей сестры цветок невинности, однако не повредила его, то есть она открыла ей двери в мир секса. Распахнула! Этим же, спустя полгода — занялся отец, и так как девственность спереди была соблюдена, то сзади — все было не так однозначно — тетя Катя знала толк в извращениях и кроме розовой любви — приобщила мою сестру к анальному сексу. Свои встречи с тетей Катей они проводили и позже, и сейчас нет-нет, а проводят, но теперь они приобрели уже другой формат и окрас, хотя концептуально и по контенту — не изменились.

Позже, когда отец распечатал у Насти все ее «вишенки» утерпев не сорвать ее главный цветок аж до n лет, уже после этого тетя Катя призналась ей, что она самая что ни на есть исконная ведьма, и не из тех, которых гадалками кличут, а самая что ни на есть всамделишная. И то, что у Насти тоже есть к этому огромная предрасположенность, намекая на ее связь с отцом и нестандартный жизненный путь на который она ступила благодаря ей, тете, она давно себе искала помощницу, которой передаст все свои знания. Они уже втроем проводили время в постели — Настя, отец и тетя Катя, предаваясь плотским утехам, но существовали еще и ее приватные встречи со своей теткой, куда отец допущен не был, и вот на этих встречах они устраивали шабаш. Сначала все было довольно невинно и наивно, и скорее напоминало какую-то игру, но со временем это начало меняться — она хорошо помнит первый обряд жертвоприношения, когда она заколола курицу. А дальше было все пагубнее и неотвратимей, и хоть человеческих жертвоприношений они еще не проводили, то это вполне могло случиться, как говориться — это заложено по сюжету.

Что же касается невинности Насти, то именно тетя Катя устроила все так, что приехавший в разгар их розовых — тогда еще — экспериментов отец, застал их в постели. И тут же дефлорировал ее анально, насадив ее попку на свою кочергу.

В первый раз ей было больно, и если

бы не язычок тети Кати на ее писечке — то она бы точно потеряла бы сознание, отец ей там даже что-то порвал. Но через две недели, съеживаясь и цепенея от страха в предчувствии боли, Настя уже сама разрешила Папе повторить, так как ему — ласк ее рта — было недостаточно. Было опять больно, но боль уже была не такой адской, как в первый раз, а потом случился и третий раз, и четвертый и пятый и десятый, после которого она уже пообвыкла и даже начала получать удовольствие.

Еще через полгода она уже научилась получать удовольствие сопряженное оргазмами, и вовсю вертела своим отцом, как она тогда думала — вертясь своей задницей на его хуе. Минет для нее стал практически ежедневным ритуалом, все равно — что высморкаться. На своем отце она оттачивала филигранные навыки «любви по-французски», и он же приучил ее глотать свое семя. После своей анальной дефлорации, первый месяц она сосала своему отцу по пять раз на дню, что бы удостовериться в силе своих «женских чар».

Отец тогда пообещал ей любую машину, на выбор — на ее 18-летие, а пока, лишь увеличил размер ее карманных денег на порядок, подарив ей банковскую карточку, о которой никто, кроме нее, не должен был знать. А вообще, она уже морально была готова к тому, что отец рано или поздно распечатает ее и станет ее «первым мужчиной», и тетя Катя внедряла в нее эту мысль, как только могла, не говоря прямо, но намекая.

И поэтому, все случившееся она приняла спокойно, как само собой разумеющееся и обыденное. Она уже вовсю разрывалась по времени, метаясь между учебой, спортом и плотскими утехами, делая акцент на последнем. И когда, в n лет ее отец лишил и девственной плевы, Девочка начала поглядывать и на сторону. Ей было интересно. Ей было вкусно! Целый мир впереди! И тогда случился Вадим.

Как только отец понял, что его сладкая дочурка начала поглядывать налево, чего он ей разрешить не мог категорически, в силу склада своего тяжелого характера и собственнических инстинктов — он тут же нашел выход из создавшейся ситуации. И если это для меня была невероятная новость, узнать, что мой — невыносимо брутальный, бесконечно альфосамцовый, гипертрофированно троглодитский папик эрегировал на мужские седалища! — то для Насти это новостью не было, в процессе ее анальной дрессуры отец делился с нею впечатлениями о своих похождениях. Так что, то — что ее папка любил помесить глину и у мальчиков — она узнала об этом хоть и со спокойствием, но без неприятия, вернее, даже с интересом, и упросила его, дать возможность посмотреть на это действо.

Ей уже было n, а квартира тети Кати отцом использовалась и для этих вот — специфичных услад, о чем и тетя Катя была в курсе. И когда отец на телефоне перебрал несколько фотографий, предлагая кого бы именно, она хотела увидеть в качестве объекта мужской любви, она почему-то выбрала Вадима. Он совсем не походил на тех самых матерых метросексуалов — адептов голубой любви, каким рисовало их — её воображение, напротив, Вадим был каким-то обыденным, средним что ли и даже, чуточку домашним, с добрым лицом и наивными серыми глазами. Она просто не могла представить, что всеми этими гадостями может заниматься человек с подобной внешностью. Она уже попросила снять это все на видеокамеру, но тут отец ей твердо отказал, сказав что у них имеется джентльменское соглашение о том, что никаких фото-видео-, и если дочке так нравится сниматься на видео, то попробуй договориться с ним сама.

Настя замялась, и, сказав, что так посмотрит, надела на лицо маску и уселась ждать в предвкушении. Когда Вадим приехал, Настя в скором времени из зрительницы превратилась в главное действующее лицо, когда спровоцировала своего отца своим поведением и беспримерным любопытством, засовывая свой любопытный носик практически вплотную. Вадим же дождавшись от ее отца разрешающего жеста, так же присоединился в качестве активного, а не пассивного участника — как было — до. Вскоре подобные встречи стали регулярными, раз в неделю они, как правило, встречались — не меньше, и Вадим даже отказался от вознаграждения — в последующем. Были встречи и с другими, подобными Вадиму мужчинками, но встречи с ним — у Насти в скором времени переросла в дружбу и взаимную симпатию, а после — вылилось в брак по расчету. Вадим твердо знал, что в их трио он всего лишь легкозаменяемая фигура, но стремился получить достаток и уверенность в завтрашнем дне, и поэтому из кожи вон лез, что бы угодить и Насте, и ее отцу. И поэтому первоначальная договоренность отца с теперь уже зятьком завершилась тем, что встречаться со своей дочерью он мог под бдительным оком ее супруга и с его супруга, собственно — участием и что немаловажно — в квартире этой новой ячейки нашего общества, куда они заселились после свадьбы.

Семейная жизнь устаканила метания Насти, она остепенилась, но вот ее сексуальное либидо и постоянные изощренные любовные игры привели к тому, что секса ей стало не хватать. Остро не хватать. Муженька ей было мало, к тому же — он хоть и оказался бисексуалом — все же групповушки его больше привлекали, но вот практиковать свинг — они оба не решились, хотя и говорили на эту тему. И не раз. К тому же отец несколько поостыл к прелестям дочери, находя себе время от времени пассий на стороне, не забывая, впрочем, и тетю Катю. А вот если раньше с отцом у Насти получалось поебаться если не каждый день, то через день — точно, то теперь раз или два в неделю — для нее стало форменной диетой. Не помогали даже многочисленные игрушки. И тогда ее взгляд переключился на поиск новых партнеров, но зная суровость отца и чем это чревато — не решилась бегать налево, и тогда она вернулась к истокам — к розовой любви. Теперь уже Настя получала удовольствие от развращения и растления, и ее объектом стала Валерия, дочь тети Кати и ее сводная сестра, о чем кроме Насти и родителей Леры — не знал никто.

Кстати, когда Настя узнала что Валерия, оказывается, нам не двоюродная сестра по матери, а еще и сводная по отцу — то вообще успокоилась насчет своей тетки, все же — семья. Староверы вон — отцы дочерей в жены брали, и бывало — жили на два дома, а тут, не гарем конечно, но что-то рядом. Поэтому, в скором времени, по мере взросления Леры, Настя решила ее совратить, так сказать — отомстить тетке, к тому же та, Лера вступала в ту фазу жизни, на которой сама Настя — и была, собственно, совращена. Осторожная разведка узнать у тети — как она относится к своей дочери как к возможной любовнице — было ею с возмущением отвергнута, она даже Насте пригрозила: — «Смотри у меня, в бараний рог скручу, будешь косой-хромой». На что моя сестра лишь усмехнулась про себя: — «Ишь ты! Святоша выискалась!». Но было одно но — тетя Катя все таки, была ведьмой, и это для Насти было не фигуральной фабулой или фигурой речи, она в это верила, поэтому действовала со всей осторожностью. Насте удалось это сделать. Но вот тетя Катя узнала об этом — догадалась ли, поняла ли — не важно, и сильно осерчала, запретив появляться Насте у нее дома. Ну а то, что она узнала об этом спустя два года, после начала розовых отношений своей племянницы с ее дочерью — это был пустяк, семена были посеяны, хотя цветок она и не сорвала, но история повторилась. Пристрастить свою сестричку Настя сумела. Смогла. И считала что ее маленькая месть — исполнена. А вот отлучена от нее была полгода назад.

Прекратились и их шабаши, и если раньше у Насти и тети Кати — был Малый Круг ведьм, который они проводили у тетки в квартире, то Настя, не знавшая никого, кроме своей тетки — искать товарок по цеху даже не пыталась, когда все было на мази. Теперь же ей этого стало остро не хватать — ритуалов, знаний, извращенной одержимости и чувства того что она — Ведьма. Начинающая, слабенькая, но все же — Ведьма.

Настя начала копать интернет и формулировать собственные знания — в куче мусора отыскивая крупицы золота, в ворохе писанины — обрывки истины. Она исходила из своей логики и практики, и даже тема секса как-то отошла на второй план, а на первом была магия, магия Крови, магия Жизни, магия Мысли. Настя «вголас» смеялась над теми, кто в книжках писал, что стоит сказать «Сим салабим» и файербол дырявит противника, а каменный дождь стирает города в пыль и груду щебня. Магия — это кропотливая и подчас нудная работа мысли и только мысли, когда оброненная фраза, брошенный взгляд и лишь после всего этого — ритуал, придает магическому действию силу. Магия Ведьм — это скорее их внутренняя уверенность и убежденность в реальность того, во что они верят. Поэтому, она могла достаточно четко представлять себе — чего можно ожидать от своей тетки наставницы, и хоть и побаивалась этого, все же была уверена в том, что вреда она ей причинить не сможет, все-таки тот, кто был Черным Человеком Круга тети Кати — был ее отцом.

Она уже знала, Кем Именно является ее отец — тетя Катя в процессе растления своей племянницы — провела инициацию Малого Круга Ведьм, ее девственностью заплатив Цену, а ее отец в ходе этого действия — стал Черным Человеком. Тогда как тетя Катя стала — Верховной Жрицей Круга. А здоровый комод из красного дерева, который я видел неоднократно, и считал что это такое трюмо — бабушкино наследство, в котором тетя Катя хранила все свои колдовские приблуды: Книгу, карты, курильницу, ножи, четки, свечи и подсвечники — и стал тем самым алтарем, на котором Настю лишил девственности отец. Оба раза. И спереди. И сзади. Вернее, сначала сзади — пробуждая Круг, и спереди — давая Кругу Жизнь. Тем самым, давая силу их Кругу и власть над собой — тете Кате. Отец был зависим от своячницы, и Настя это знала, а отец мог знать — а мог и не знать.

Зная его характер — Настя бы поостереглась бы использовать такого чувака как наш папахен втемную, бригадир выбравшийся из лихих 90 не на нары, а в средний класс, разжиревший кабан весом под 130 килограмм и ростом метр девяносто — вряд ли бы понял такие вот движения от своячницы. Но вот включение ее или ее отца в объект мести — разрушал сам Круг, и тетя Катя, будучи Ведьмой, никогда бы не решилась своими собственными руками — лишить Силы свой Круг, разрушить его. А Настя хоть и была лишь Посвященной, или молодой Ведьмочкой, но Круг был прямо завязан на нее, и, лишившись ее присутствия начнет сосать силу из тети Кати. И поэтому Настя была спокойна, хотя и испытывала временами даже физический дискомфорт. И единственной разрядкой в такие моменты был секс, дикое и непрерывное желание от которого даже сводит скулы… И тут под руку попался я. Ага ага, попался, достаточно было вспомнить тот халатик, который был на ней надет поверх голого тела. Как она не забыла трусики нацепить! Сдается мне, что ты не все мне сестричка договариваешь, а это значит, что у тебя, Настёна, есть какой-то свой План. Именно так, с Большой Буквы. У тебя есть План? У меня есть План — товарищ Жюков!

Собственно, вот так всё и произошло. И она ни в чем не виноватая! Не виноватая я, не виноватая что не могу я без любви любить братца своего… Это я понял, судя по тому посылу, что Настя пыталась до меня донести. Да-да! Трахнула братца и ему это вдруг понравилось! Буду ли я и дальше жахать свою сестру? Конечно же буду! Это же уже случилось, это произошло. Уже не изменишь — это свершилось.

Но вот отец и Вадим, а так же тетя Катя — в этом уравнении — явно лишние, хотя Лера-Алерия… Валерия… Я прокрутил в голове портрет своей «новой близкой родственницы»… Миниатюрная брюнетка с трепетными сисечками третьего размера, которую всегда хочется — или ущипнуть, или пощекотать. Смазливое личико с огромным ртом и высоким лбом и эти её всегда удивленные, наивные глазки. И эта ее обидчивость, то есть — чуть что, и в слезы, какая-то нездоровая инфантильность, хотя она младше меня на полтора года, всегда приходиться выбирать слова, что бы даже тени намека не было. Возможно, что являясь — по сути ее единственными родственниками, она всегда имела и предъявляла ко мне повышенные требования по отношению к ней, то есть в мою сторону — чихнуть не смей. В общем няшечка. Да, доставляет удовольствие общение с ней, но в умеренных дозах.

Мы довольно часто сидели с ней в кафе на обеде между парами, и я всегда оплачивал эти перекусы, когда она присоединялась ко мне за компанию, а учится она на инязе. В общем нимфочка, и подружки у нее такие же — по характеру, в основном — мажорки, породистые длинноногие сучки с повышенным ЧСВ. Лера же, в свою очередь, знакомила меня со своими подружками, и с одной из них я даже переспал, если минет в машине можно за таковое считать. Впрочем, ее подружка была ко мне не в претензии и сама даже намекала на продолжение, изредка названивая, но как-то не срослось. И то, что Лера учиться со мной в одном Универе, хоть и на разных кафедрах — играет мне на руку, кажется, я даже что-то нащупал в своих блужданиях. Так так… Ай да Настя! Я, кажется, понял, что именно моя сестричка пытается провернуть. А для этого, нужно побольше узнать о том ритуале, о котором она мне говорила, что необходимо выполнить, для того что бы избавиться от власти Круга тети Кати. С Настей нужно будет тоньше сыграть — сама ли она меня наталкивала на эти мысли, или же в ходе этих моих умственных экзерциций, выяснить можно только обыграв ее на собственном поле. На что Настя готова, что бы иметь влияние на меня, подложит ли она под меня Леру? Ну и Настя! А роль Валерии тогда совсем очевидна! Как-то все в елочку!

А знает ли она вообще, что я ее сводный братец?! Наверное — знает, и как я понял по реакции Насти, когда она рассказывала в подробностях о шалостях с Лерой — Лера совсем не будет против, Девочка УЖЕ Ф Теме. То есть, Настя точно намекала ей на это и подразумевала именно — сексуальный подтекст, когда услышала в моем голосе заинтересованность. То есть, если Лера узнала, что Настя — ее сводная сестра, и несмотря на это продолжает свои встречи с ней, то она точно знает — что это кровосмешение. Но вот какой она подтекст в этом несет — единственный ребенок у матери узнает, что у нее есть сводная сестра и к которой испытывает нежные чувства, настолько нежные, что эта нежность — перерастает в страсть… Настя конечно девушка красивая, но крупная. А вот Лера, напротив — миниатюрна, едва ли метр шестьдесят ростом и хрупкая донельзя, но вот ее огромная и несоразмерная для ее роста грудь, которая точно в моей ладошке не уместится… Привлекает ли она меня? Конечно, привлекает! Особенно, когда узнаешь от сестры, что наша скромняшка — вовсе даже не скромняшка, а даже огого какая в постели затейница! Тут есть смысл подумать. Как можно обыграть… Как же сделать так, что бы план, который имел лишь едва различимый каркас — обрел плоть. Тетя Катя была права — мужики действительно думают исключительно мудями, и я улыбнулся.

Настя хоть и действует в своих интересах, но они, ее интересы — совпадают с моими, а это значит, что мы — должны делать все согласованно, что бы наши планы — не пересекались друг с другом и что бы случайность их не разрушила. Теперь осталось всего лишь правильно задать ей вопросы, ведь правильно поставленные вопросы — это половина ответов. И я вышел из душа.

***

В принципе, к встрече с Настей я был тематически готов, и поэтому, позвонил ей, когда уже подъезжал к ее дому. Наверное, я допустил ошибку, совсем забыв о том, что есть такой мозгоебский фактор, как мой папик, и тут же изменил стратегию, увидев его «Кию Спортейдж» у подъезда, сказав первое, что пришло в голову.

— Настя, я позже перезвоню. Тут пробочка…

— Да да, я поняла, завтра. Пока, — голос Насти был сух и нейтрален, видимо, батя стоял над душой. А эта ее оговорочка, на завтра? Ниче не понимаю, и поэтому я, подумав, что что-то тут нечисто, решил узнать — в чем дело. На телефоне лимит интернета был исчерпан, да и черпаемый мною трафик для нужной мне цели — должен был потреблять огромные ресурсы, и как говориться — мы пойдем другим путем. И поэтому я, подъехав к дому Сани, остановился у его подъезда. Я набрал его номер.

— Привет.

— Даров Костяныч! Добрался до меня? — в окно первого этажа я увидел его улыбающуюся рожу. Он помахал мне рукой, видать выглянул в окно услышав звук работающего под окном движка.

— Чо сидишь? Заходи! — и я подумав секунду, подхватил свой рюкзак с ноутом, и набрав номер его квартиры на домофоне зашел в подъезд.

Поздоровавшись с ним в дверях, я встал в прихожей, у меня к нему прямо сейчас было неотложное дело.

— Саня, дружище, есть в твоем доме у кого вайфай у знакомых?

Саня повел плечами,

— У меня комп в комнате стоит, пройди, не парься. Тебе же интернет надо?

— Не-не-не, — я замотал головой, — Мне со своего ноута надо.

— Ну так воткни провод и сиди, — Саня не понимал моих проблем, а читать ему лекцию о разности настроек сетей — желания не было, и о том, что больше нету геморроя, чем неофиту — подключиться к частной закрытой сети с неизвестным протоколом соединения сделав это официально, «по проводу». Проще, через уже настроенный вайфай роутер, раздающий адреса. Можно конечно и взломать, но времени в обрез, а бодаться с саппортом Интернет-провайдера узнавая особенности настройки подключения у него дома — исключено.

— Саня, давай я снова у тебя спрошу? — Саня почесал затылок на мою реплику.

— Ну, спрашивай…

— Есть у твоих знакомых в подъезде вайфай?

— Вроде у Ленки со второго есть, как-то говорила, слышал.

— Отлично! А она сейчас дома?

— Ну может дома, я хэ зэ… , — Саня определенно не понимал моих трудностей.

— Пошли прогуляемся, просто познакомь меня с нею. Я сам разрулю. У вас, кстати, кто провайдер?

— Щит-лайн… , — Саня уже одел тапки, а я втирал ему КМБ, попросив представить меня ей как интернетчика, который решает проблему возникшую у него дома. У меня не работает — у тебя работает — пусть посмотрит — пять минут. И всё.

Ну да, простейшая социальная инженерия, построенная на коммуникации и человеческом доверии, а уж если гарантом порядочности является сосед! Успех в принципе — неминуем.

Дав Сане проблеять приветствие, я сам активно включился в разговор, услышав его заминку и выстрелил словами как пулемет. Что я представитель Интернет-Компании «Щит-Лайн» и у ее соседа, то бишь у Сани, у Александра, случился трабл. И вот я — решаю его, и то, что вы подключены к одной сети, то нет ли у вас проблем с похожими симптомами. Ах нет?! Все в порядке? Можете ли вы мне дать кратковременный доступ к вашему компьютеру, буквально на пять минут, что бы я, сопоставив — нашел причину разницы, так как проблемы в настройках, судя по всему, а не в коннекте.

«Ленкой» же, оказалась женщина лет 30—35, в этих пределах, уже потрепанная жизнью, но еще в соку, и возраст только начал свою работу — первые морщинки у рта, но она была на мой вкус излишне… плотная. Она оценивающе посмотрела на меня, потом на Саню и я тут же догадался, что у нее с Саней что-то было или есть. В открытой двери показался мужичок, лет сорока, в сальной рубашке и в трусах с тощими коленками, и сакраментальным:

— Чо надо? Чо ты сюда ходишь? — видимо это был супруг «Ленки», Лена же попыталась его отодвинуть, но мужичок видать был подшофе, и имел претензии к моему товарищу. Суббота, вечер — хуйли… Саня отмалчиваться не стал и тут же врубил бычку, что было для меня хреново:

— Слышь! Тёзка! Броню выруби, а то ща мне в кредит набазаришь — не вывезешь… , — мужичок отпрянул назад от ора Сани, а я задвинул Саню назад, спустив вниз на ступеньку по лестнице, и вдруг, мужичок, увидев мою невербальную ему поддержку, подумал что вот он — шанс! Чем и воспользовался, начав петушиться на моего товарища.

— Чо не вывезешь, я тебя сука на ремни на синие!

— Вас же Александр зовут, я правильно понял? — я прервал его, пытаясь отыграть назад ситуацию и если не погасить конфликт, то хотя бы — урвать своё.

Мужичок остановился и увидев мою идиотскую синтетическую улыбку, стал буровить на меня.

— Чо надо, чо хочешь, ходють тут всякие…

Я же, понимая, что миссия близка к провалу, а квест — к обнулению, решил уже тоже не церемониться и сначала попросил вежливо. К счастью — этого хватило:

— Александр, извините, не знаю по отчеству, будьте так любезны, пригласите пожалуйста… Елену… отчества тоже не знаю. Видите ли, в чем дело… У вашего соседа не работает интернет, и я приехал устранить причину неисправности, но к сожалению сегодня суббота, а у нас в аппаратной сидит стажер, и вся его помощь не привела ни к какому результату, поэтому я прошу вашей помощи. — и добавил, видя что он проседает и нужно дожимать, давя на жалость и пролетарско-рабочую солидарность, — Все хотят домой, а я с утра мотаюсь по вызовам. Помогите мне, пожалуйста, — и увидев что он вроде бы схавал мое фуфло, услышал, наконец, его бурчание:

— А как помочь то?

— Пригласите вашу… супругу? — и Александр, а в миру, наверное, Сашка, слишком уж он затрапезный и плюгавый, как-то рано опустившийся — сдулся, и отошел впуская меня.

— Лен! Ленка. Подойди! ЧО ему ТАМ надо, поговори, — и вот Санина соседка уже протянула свой ноутбук, а я, увидав на стене прихожей Д-линковский роутер, вспомнил пароль захода на их модельный ряд посредством коннектора — болтавшегося прямо в роутере — синей ленточкой. В течении пары минут перенастроил пароль на доступ, узнав собственно по записанной бумажке какой он был прежде, когда она принесла этот самый листок — через минуту. Извинился, и уже с ее ноутбука — сделал все, как было раньше. Все работало, собственно, я кагбэ ничего не менял, плюс — я знал пароль на эту точку доступа. Он собственно был не сильно хитрый: перебор от единицы до нуля и завершался — кверти. Саня же стоял в подъезде ожидая меня, но я извинился, и попросив минут десять времени, залез в машину и подключаясь к Интернету.

Настин ноут был подключен и работал, это я понял, как только увидел, что отклик есть и все работает, а картинка идет. Удаленный рабочий стол позволил мне включить встроенную камеру, а вот со звуком был какой-то затык. Покопавшись в настройках обнаружил плагин его блокировавший и недолго думая — удалил его. И тут же услышал их разговор, говорили собственно обо мне, Настя с отцом сидели на кухне, ноут же был перед ней, тогда как отец в поле камеры не попадал.

Собственно, чего-то такого я и ожидал, мои догадки о том, что она ведет свою игру — подтвердились, что огорчало, а вот то, что она не сказала отцу о том, что между нами произошло — радовало. Найдя в контактах ее аську, я отправил ей сообщение: «Выключи звук у аськи», — Настя, увидев мое сообщение, тут же отбила: «Как? А это кто?». Я пошагово пояснил и отправил эту инструкцию, подписавшись в конце «Я — головка ТвУя», и тут же увидел в строчке мессенджера: «Все. Выключила. Хихи». Отец не обратил внимания на звуки начавшегося диалога, так что я параллельно слушая, что у них там происходит, начал ту игру, наброски которой у меня начали проступать в сознании.

Отец решил биться до конца, это я понял по тому, что он решил пойти в отказ от признания факта супружеской измены, и выцарапать хотя бы половину совместно нажитого имущества, поскольку его ЛесоКомбинат и ряд точек через которые реализовалась продукция — подпадали под процесс, это я знал от матери. Продавать — смысла не было, связи матери могли блокировать любое его противодействие, и оказывается, что — если только доказав его измену, можно было претендовать на долю в этих предприятиях. Что для него было не айс. Это я все домысливал сам, опираясь на фразы отца о том, что этих записей на суде быть не должно, вообще даже намека быть не должно, поскольку, весьма вероятно, что мать может и постесняется порочить имя своей родной сестры в качестве фигурантки дела. Ну да, логика у папика — железная, мол, родная сестра — не посмеет, скандал на работе! Ой, баюсь-баюсь!

А папахен все распалялся и как-то пытался надавить на свою дочь, что бы она извернулась — а все видеозаписи забрала, нашла, сожгла, сломала. Не важно! Хочешь — выеби его, но уничтожь! Хочешь — убей или закопай, но узнай, где твой брат хранит эти самые диски и переданы ли они уже адвокату. Надо будет — пожар устрою у адвоката — записей быть не должно! Никаких!

«Нунифуя себе! Чо, паебесси за записи?», — моя мессага изобиловала смайликами, а Настя, прочитав ее текст и тут же что-то сопоставив, прислала ответ — «Ты нас слышишь?! Или видишь?».

Написав: «1 — слышу, 2 — вижу, 3 — записываю», — увидел желание Насти захлопнуть ноутбук, но тут же упредил ее, отправив новое сообщение.

«Не смей! Не выключай! Сделай лицо попроще», — и тут же добавил: — «Не ссы все будет чикипуки. Пообещай ему ФСЁ. Смело обещай».

Настя уже улыбалась и сделала все так, как я ей сказал. Ее убаюкивающий тон, пренебрежение мной, то есть дебилом братцем, и вот отец уже успокаивается, и по звуку бульканья жидкости и последующему кряканью, я понимаю, что он бухает. Блядь, понятно, почему Настя сказала — завтра. Он будет у нее ночевать сегодня, а это для меня — не есть гуд. Что же делать? И шлю сестре новое сообщение:

«Напоить его сможешь? Что бы — в салат?»

«Уже вторая бутылка — и ни в одном глазу (((Он как — Бегемот.»

«Ну ты уж напрягись систер»

Давление отца ослабло, атмосфера незримо довлеющая там разрядилась, а вот Настю вдруг накрыло игривое настроение. Видать она решила воздействовать на него если не прямо, то косвенно, уже встала из-за стола и слышно как она за ним ухаживает за столом. Села опять на свое прежнее место перед ноутом.

«Он наверное меня сейчас чпокнет (((Смотрит так на меня… противно»

«Расслабься и получай удовольствие!» — ну а что другое я ей мог посоветовать?!

«Гадкий мальчишка! Ок! Получу! Хочешь посмотреть?»

«Ну покежь. Ссссучка», — и в наушнике послышался мурлыкающий голос Насти, она сначала встала, исчезнув из поля зрения камеры, а потом повернула ноут к себе. Она сидела на коленях отца, и целовала его шею, обхватив руками и елозя по нему расставив широко ноги на кухонном диванчике. Отец сидел как раз на том месте, где вчера сидел и я, а Настя инициировала наш первый контакт, начав с минета. И так как ракурс был не особенно удачен — на камеру попадала в основном ее обнаженная спина скрывавшая торс отца, и свет, льющийся из незашторенного окна — заставлял слабенькую камеру ноута — бликовать, делая засветку. А потом, Настя сползла вниз и из за края столешницы стола, было видно, как ее голова поднимается и опускается на частично попадающий в поле видимости видеокамеры — отцовский член. Тогда как он сам, закатив глаза и откинув голову назад, придерживая ее за конский хвост, в который она стянула свои волосы, рукой направляет и задает ей темп.

Спустя пять минут Настя развернувшись спиной к нему и таким образом скрывая его за своей спиной, нанизалась на него и опершись руками об стол и подправив расположение ноутбука, поставив его фронтально к себе — начала театр одного актера. Она уже скакала на нем, и хоть гениталий видно не было, оставляя простор для воображения — я прекрасно видел ее задорно прыгающие груди, игру мускулов ее животика ходивших ходуном, облизывающийся то и дело язык… И этот взгляд — бесстыдно призывный взгляд, она казалось смотрела мне в душу, с усмешкой и цинизмом показывая какая она есть. Она знала, что я сейчас, смотрю на этот ее акт совокупления с отцом — и получала от этого удовольствие. Даже может не от того, что ее сейчас дырявит член ее отца, а оттого — что я, ее братишка смотрю на это.

Ей было мало того, что я ее тарабанил — всю ночь, и полдня — до, сейчас я ее ненавидел почти так же — как отца. Она приблизила ноут вплотную к себе и пользуясь тем, что отец не видит ее манипуляции с клавиатурой и всплытое окно диалога аськи — на мониторе, напечатала мне:

«Дрочишь?», — и я не стал ее разочаровывать, ответив: «Да» — пускай так думает. Настя же вырубила аську и глядя в камеру дисплея отчетливо прошептала, открыв свой рот и как бы насаживаясь на виртуальный член губками:

— Хочу сосать… твой хуй… , — и тут же повернулась к ноуту спиной, так как отец ее фразу принял на свой счет потянув ее голову к своим чреслам. И так как она раньше передвинула свой ноут поближе к краю стола, то мне прекрасно было видно как Настя, положив голову на живот отца, сосет его член глядя в камеру, улыбаясь и играя своим язычком с его головкой, до тех пор, пока он не кончил ей в рот. Настя с вызовом смотрела в камеру и приоткрыв свой рот показала камере тот белесый мутный сгусток, который склизкой массой покрывал ее язык и виднелся в глубине ее распахнутой глотки, и закрыв его — через мгновение снова открыла, показав что проглотила все до капли, и тут ее губы начали беззвучно что-то шептать целуя опавший отцовский член и уставившись в камеру, но я не мог разобрать ее слов, хотя представлял себе, что она хочет этим сказать.

Я ненавидел отца, я ревновал Настю к нему, наверняка, именно этого она и добивалась, того что бы я смотрел на это сейчас, и понимал, что я все таки сделаю свой выбор сам — проявлю ли собственнические инстинкты, или же уйду на вторые роли — став примаком или приживалой. И любое мое решение для моей сестры было выгодно, она знала, что я уже не смогу без нее обойтись, и то, что она уже победила.

Действительно Ведьма. Как она тогда мне определила свой главный постулат действия и мировоззрения Ведьмы? Падающего — подтолкни? И вот — я падал в пучину безумия, сгорая в огне похоти к своей собственной сестре, понимая, что хочу владеть ею единолично, безраздельно — и быть единственным, кто имеет все права на нее. Если это не любовь, то что-то очень-очень ее напоминающее — страсть ли, жажда ли обладания, я точно знал, что если сейчас же не прекращу просмотр — то наделаю глупости. Я хотел убить отца, я хотел убить Настю, придушить ее… Но, если Настя — это Настя, то вот отец… Я желал это сделать, и даже понимал, что сделаю это. И это будет сделано не из чувства справедливости или ненависти — актом мести за сестру, нет, это стало для меня манией, я знал, что нам двоим — одно небо не коптить, как будто бы он украл что-то у меня, что-то — действительно важное, и, украв — растоптал мою душу, выжег — меня прежнего. Того, кем был раньше — Я.

***

Саня сделал вид, что все в порядке, прождав меня полчаса дома. Но я «врубил» гон, и в общих фразах о высоких материях затер ему о том, что такие дела братуха, извини, совсем зашиваюсь по времени, все бегом-бегом, решая неотложные дела по ходу пьесы, и произошедший казус с его соседями — буквально спас меня. Мы пили чай, а Саня поднял вчерашнюю тему, о которой начали говорить в кафешке, я же прикинув все за и против, спросил напрямую:

— Саня, ты вообще как… Готов на год, на два — свалить из города?

— К чему ты это? В смысле — свалить с города?

— Ну попутешествовать там, можешь по стране, а можешь — за рубеж скататься.

— Эмммэмэм… — на два года? А лавруха откуда… На путешествия? — он ничего не понимал.

— Так может получиться, что хлопать будут всех — и не разбираясь.

— А что случиться-то должно, ты меня — на мокруху что ли хочешь подписать?

— Нет, никаких убийств… Просто батька злой и память у него хорошая, так что если начнет по моим знакомым пробивать — на тебя рано или поздно выйдет, имея ресурсы — это не сложно, а ресурсы у него имеются. Само собой — никаких социальных сетей и звонков по телефону, про них — на это время, нужно, просто забыть. Тридцатка — сразу, по косарю в месяц — на карточку и двадцатка — по возвращению.

— В смысле тридцать тысяч, по косарю — рублей что ли, или ты — про доллары? — Саня что-то тупил.

— Ну не про монгольские же тугрики, Шура… И не доллары, Саня, а евро, у них волатильность тверже и курс выше. То есть менее подвержены изменению и котируются выше, чем шкурки зеленых енотов. Хотя, можно и енотами.

— Хм, за что же такие преференции? Ниче не понимаю, — Саня наконец вырубил гопаря и передо мной сидел адекват, тот, с кем я и хотел поговорить. Ёрничество с его лица исчезло, вместе с его этой ощеренной улыбкой и появилась даже некоторая куртуазность в его манерах, когда он перекинул ногу на ногу, устроил свои руки сплетенными пальцами на коленке и расправил плечи, натягиваясь как струна, уставившись на меня с интересом, чуть склонив голову набок. Осторожное недоверие, как бы говорила его поза, и поэтому, постаравшись не вербально воздействовать на него, и изменить эту позу, иначе он так и будет играть в Бормана.

Я жестом поинтересовался, где его телефон поднеся руку к уху и он достал из кармана штанов свою трубку. Отнеся его в ванную комнату, включил воду что бы струя била по дну ванной, создавая шум, закрыл дверь и вернулся к нему.

Ничего особенного я ему не говорил, тайн не открывал, просто объяснил, что мне нужен доверенный человек, самурай — типа него, который не будет задавать вопросы, а будет тупо делать то, о чем я его «попрошу». Саня, уловив мой посыл, поинтересовался, какая зарплата будет ему положена, но я его «обрадовал» что зарплаты не будет от слова совсем, так как я вопросы подобного рода не решаю, и решать не буду, и в налоговую за него — отчисления делать тоже не буду. Я предлагаю варианты заработать, а он, основываясь на моих данных — зарабатывает. Те же свои «просьбы», которые я ему озвучиваю, имеют твердый финансовый эквивалент и имеют форму, скорее, контракта, с прицепленными к контракту условиями, как выполнения контракта, так и соблюдения условий. Тут вопрос стоит вообще иначе — я делаю тебе предложение, а ты волен принять его или отклонить, повторно я делать такого предложения не стану. То есть, если его в целом — устраивает мое предложение, как повод для того, что бы плясать дальше, а не разговоры разговаривать, переливая из пустого в порожнее, то двигаем дальше, мне же тоже не резон договариваться с человеком, который включит Ваньку, и спросит после — о чем ты вообще? Мы об этом не договаривались. И вообще — нужно оно мне как собаке пятая нога. Поэтому, сейчас мы и говорим о том, что именно я подразумеваю.

Но, прежде, чем отклонить мое предложение, тебе, Саня, стоит подумать над тем, как ты по жизни дальше двигать будешь — один, расталкивая локтями других за свое место под солнцем, борясь за свою пайку зарплаты с такими же голодными, как и ты сам, или же примкнешь ко мне, как самый первый член моей Команды. И поэтому, если примешь его, то будешь иметь те преференции, которые будут недоступны другим, хотя бы по праву лидерства и старшинства в Команде. Я предлагаю тебе стать моим соратником.

— Но без денег как быть! Так же не бывает! — Саня был определенно зациклен на деньгах, поэтому я вытащил из кармана рыжие купюры.

— Это та сумма, о которой мы вчера говорили, считай, что это аванс. Поможешь ли ты мне, или же откажешься — они твои. Хочешь — считай это зарплатой, а хочешь — считай подарком от лошка за молчание.

— Ну, ты всегда был лоховатым ботаном… , — Саня улыбнулся и сгреб деньги со стола, опять щерясь во все свои тридцать один зуб и золотую фиксу, — Считай — я записался добровольцем. Самурай говоришь?

И он протянул мне руку, скрепляя нашу сделку. Все прошло удачно, Саня — далеко не дурак и понимал, что я действительно сделал ему твердое предложение, и наверняка понимал, что первый шаг в сторону 105 статьи им пройден, и теперь это было только вопросом времени, когда она с ней столкнется. Мне же, в будущей жизни надежный и преданный человек — был просто необходим, и его кандидатура подходила как нельзя лучше и по всем параметрам. Не глупый, в меру наглый, в меру осторожный, молодой — но это был наш с ним общий недостаток, который пройдет со временем. А то, что у нас даже была некоторая дистанция в отношениях, но и панибратства как такового не было — говорило мне о том, что Саня станет со временем настоящим моим другом, которого у меня никогда не было, и для этого — оставалось всего лишь проверить его в деле. Когда же я в начале нашей беседы дал расклад про его возможное путешествие и озвучил суммы — исходил из того, что мать, когда узнает всю тяжесть ситуации и проникнется — эту сумму отстегнет легко. То, что Саня в принципе понимал, о чем речь, хоть и царившая за общей недосказанностью, некая вольная трактовка моих, так называемых — просьб, подразумевало по-рандому, что это будут все-таки просьбы, а не приказы, и которые можно было даже совместно проработать в формате обсуждений или оспорить. А то, что просьбы будут — не сомневались ни он, ни я — мы хоть и не росли на улице, в каменных джунглях гетто, но у нас двоих было достаточно мозгов, что бы понимать — что такое, скорее, чаще — случается, чем — не бывает вовсе.

Я же, развеивая последние остатки негативной атмосферы торга и давления в переговорах, которыми злоупотребил, о чем Саня может и не понимал, но ощущал, решил подбодрить его, и кинул ему ключи от машины:

— Одевайся, сегодня будешь за шофера, — а Саня поймав их на лету, уже газанул на низком старте, совершенно счастливый.

Когда Саня сел за руль моей ласточки, первый его вопрос был о том, нужно ли ему увольняться с прежней работы.

— Ни в коем случае! А вот график работы обрисуй примерный, что бы я представлял.

Пока мы ехали, Саня выложил свою мечту, что хотел, было, машину себе прикупить, но с деньгами — туго, а сейчас все ок, и вместе с этими, еще где-то полтинник, который он займет, и он, наконец-то, сможет обрести свою давнюю мечту за 240—250 тыров — Беху Тройку в отличном состоянии. Поэтому, выжидательно посмотрел на меня, ожидая вердикта. Я же прикинул и сказал, мол, решай сам — на носу у тебя возможная «командировка», и по этой машине тебя выкупят на раз-два, и если тебя еще и запалят как владельца. В общем, надавил своим авторитетом что бы понять, как он отреагирует на мой ему посыл. Саня подумал-подумал и решил не связываться, втаптывая свою мечту в прах.

Помня о том, что мать мне говорила о своей тачке, и решила меня припахать, и я уже не отверчусь от ее ХС-90, развил свою мысль, делая ему — как бы подарок. Нет, свою машину я ему не дарил, но вот иметь всегда под боком шофера — было здорово, правда у него была еще и своя работа и частная жизнь, но его «безлошадность» перевешивала все минусы — превращая их в плюсы. К тому же, практически в жизнь воплощались плюшки, от навязанного ему мной выбора, и он это понять был должен.

— Да не переживай ты так, пока что можешь ездить на моей, вот только со страховщиком нужно решить и вписать тебя в страховку. Доверенность — будет рукописка, хватит и её, — и поэтому, решив не откладывать в долгий ящик вопрос с вписанием его в страховку, отправились в офис страховой конторы, которая работала даже в субботу до 20—00, за полчаса должны были успеть закрыть этот вопрос.

К Площади мы подъехали минут за десять до семи вечера, и мать уже била копытом в нетерпении, слава богу, что по телефону, а мои руки были свободны, благодаря «шоферу», который весь лучился радостью, и впал в излишнюю разговорчивость. А я спокойно и даже с некой ленцой отвечал ей, что вот-вот — подъезжаем.

Выглядела она замечательно в вечернем, по самую щиколотку цветастом платье, поверх которого была накинута норковая шубка, видимо захватила платье с собой в массажный салон, где и переоделась. На миллион! — я ей улыбнулся. В салоне красоты она навела на себя глянец по полной: обычная ее прическа превратилась в четко очерченное каре, цвета белой бумаги, и придавало ей моложавость, а ее лицо просто светилось матовым светом — после всех процедур. Зрелая, хорошо упакованная и ухоженная женщина — ничем не напоминала ту, уставшую, замотанную и плохо выглядевшую в последние дни — мою маму. Больше 35 ей сейчас вряд ли кто бы дал, просто красавица. Увидев мою машину, она вышла на тротуар из дверей здания и, дождавшись, когда я выскочу из машины ей навстречу, выхватывая ее сумки и пакеты, открою ей заднюю дверь машины — величественно уселась внутрь, стараясь не запачкаться своей шубкой о невидимую грязь, которую подразумевала у меня просто потому что это моя машина. А я, закинув принятый от нее груз в багажник, уселся с ней рядом, всем своим видом высказывая свое восхищение ее преображением.

— Трогай, Саня. Мам, знакомься, это Саня, из сорок второго дома, — я представил ей товарища, а Саня, обернувшись и улыбаясь, подтвердил, что они уже знакомы.

— Вы же учились вместе? — она не могла вспомнить, где его видела, но так как мы жили рядом — видела его наверняка.

— Да, в параллельных. Мила Борисовна, а так — вы к нам на позапрошлой неделе заезжали — на белой Вольво, в Бельвеню-Моторз. Я у вас машину на ТО принимал, в синей спецовке.

— Точно! — мать обрадовалась тому, что он сам ей подсказал, где она его видела, а я радовался тому, что был не один, так как — будь я сейчас один, мать бы мне весь мозг бы выела — чайной ложкой. А так — Саня послужит громоотводом и разборки со мной будут отложены на потом. И хоть поймал пару ее многозначительных взглядов, был уверен, что грозившая мне трёпка за нынешнюю ночь и систематическое пьянство — если не минула прочь, то сильно ослабла. Так, погудит мне деху в ухо, даже внимания обращать не буду. Просто, она считала, что я в первый раз привел девоньку, когда она была дома, и считала, наверное, что если сразу с ночевкой, то эта гостья — конченая блядь. Что было совсем недалеко от истины. Вернее, это и было истиной — Настя была блядью и даже — суперблядью. И блядь! Я эту блядь хотел!

И теперь, меня глодали смутные сомнения — я что-то определенно упустил, и размышлял, не пожалею ли я о своем решении, в отношении Насти — в будущем. Все ли так безоблачно и ясно, типа — голый секс-секс-секс и всё?! Пока что да, но вот что будет дальше? Что ей взбредет в голову… Сегодняшняя её провокация с отцом! Она точно хотела, что бы я видел это и начал действовать, потеряв голову и отдавшись эмоциям. Как только я вспоминаю Настю, как чувствую что мой член начинает непроизвольно наливаться кровью, и почувствовав свое возбуждение — я взглянул на свою мать. Она о чем-то говорила с Саней, а тот, не оборачиваясь и следя за дорогой, с готовностью отвечал ей. От нее пахло ароматным парфюмом, а в распахнутом мехе незастегнутой шубки громоздились два здоровых арбуза — колыхавшихся на каждой выбоине дороги, и поэтому когда мы подъехали, я рискнул и провел рукой по ее обтянутому шелком платья бедру, ближе к тазу, проминая натянутую ткань, и сделал это хоть и нежно, но всей ладонью: — Приехали!

Мать инстинктивно сжала ноги вместе и глянув на меня, не стала дожидаться пока я открою дверь, сама ее открыла, хотя я потянулся было через нее. Она как-то по нехорошему улыбнулась, даже не мне, и я понял, что разговор сегодня у нас — будет.

Подъехав к ресторану и высадившись, я отпустил Саню на своей машиной, сказав, что позвоню сам, когда нужно будет подъехать. Так что катайся, но рассчитывай что часа через два, хотя мать меня поправила, проинформировав его, что часа через четыре, никак не раньше.

Войдя в холл этого модного ресторана, считавшегося чуть ли не гнездышком местечковой богемы, охранник на входе с глупыми вопросами о колюще-режущем к нам не приставал, едва увидел мою мать — в качестве моей спутницы. Откуда-то подскочил пузатый лысый дядька, невысокий смешливый живчик нерусской национальности, и лобызая мою мать в приветствиях и комплиментах, провел нас на второй этаж в кабинеты, где темнота потолков зала была разбавлена мягким, теплым цветом подсвеченных кафельных полов, создавая атмосферу мрачного интима. Если бы здесь снимали БДСМ порно — я бы это понял, но вот трапезничать здесь в обсуждении переговоров — увольте…

Тут я был не в первый раз, но меня бесила вот эта вся пафосность заведения с претензией на ампир — позолота, тяжелые бархатные занавески, лепнина и витые ножки столов и стульев. Эти дурацкие свечки на столах в витых подсвечниках и гротескные колонны с пилястрами, хотя подсветка и так была скудная. Этот дядька оказавшийся знакомым матери оказался хозяином заведения и самолично провел нас до зарезервированного кабинета, где в одиночестве сидел Юрий Юрьевич, который тут же встал, едва увидел нас, приветствуя. Я же задвинув за матерью стул, помогая ей усесться на место, и сел слева от матери, а по мою правую руку сидел адвокат. И хоть стол был довольно большим, все-таки атмосфера интима присутствовала, мать действительно была неотразима в своем вечернем платье в ярко выраженном китайском стиле, напоминающим плотно облегающее кимоно трубочкой обхватывающее ноги снизу и без приталенного пояса. Зато с открытым стоячим воротничком, оголяющим ее длинную шею как ожерелье и полностью отсутствующим декольте, хотя имея такой размер бюста как у мамы — носить платье с глубоким вырезом — глупо. Они уже мило беседовали, как будто бы сегодня не встречались и не провели вместе полдня, как будто бы она сама мне не говорила о том, что у нее сегодня встреча с ним и подготовка материалов к процессу, и я ее должен был отвезти к нему, но не отвез. Падла. Угу угу. Чувствую, что это будет основным лейтмотивом претензий ко мне сегодня. Машину с ее работы — не забрал, девку домой — привел, ночью — набухался (и только когда успел подлец!), руки — распускаешь. Все это легко просчитывалось и оставалось лишь начать задумываться о том, какую тактику защиты строить.

Когда я увидел, что Юрий Юрьевич закурил, то тоже достал сигареты, а вот мать укоризненно на меня посмотрев, отбила желание и поэтому, я вышел в холл, и подымил в курительной комнате, на которую мне указал охранник, встречавший нас в самом начале. Она была рядом с гардеробом и по существу была тамбурной, проходной комнатой в туалет.

Когда я вернулся, то увидел что количество участников за нашим столом — увеличилось на одного. Это был худощавый и высохший как черенок лопаты, моложавый старик, минувший пору своей зрелости и твердо вступивший в пору старости, как бы он не хорохорился. Он сразу протянул мне руку, привстав, и мне пришлось пожать его сухую костлявую ладонь, которая казалось проволкой, завернутой в человеческую кожу. Ростом он был с меня, то есть где-то метр восемьдесят два, и в годы своей зрелости и юности был, наверное, видным мужчиной.

— Константин, знакомься, это Виктор Абрамович, а это мой сын, Костя. Познакомьтесь. — представила нас друг другу мать.

— Очень приятно, — я уселся на свой стул, а дедуган, сидевший напротив — рассматривал меня с интересом.

— Ну-с, молодой человек, так как к вам обращаться — Костя или Константин?

— Можно — молодой человек, — я улыбнулся. Вот это я его подъебал! И дедок, поняв соль моей шутки, широко улыбнулся, принимая ее, как бы подводя черту 1: 1, и уже расслабившись, откинулся назад, расстилая салфетку на своих коленях. Намек на его старость был моей колкостью, вообще, на заданную форма вопроса, в приличном обществе себя так не ведут. То есть, если мы сидим за одним столом, нужно быть снисходительным к этим вот недостаткам и раз мне предоставили такую честь, как позволить присутствовать на этой встрече, то, наверное, и воспринимать нужно меня всерьез, а не как сопливого мальчишку.

— Уел! Ладно, раз тебе без разницы, то буду называть тебя Костя. — он перешел на неформальный стиль общения со мной и уже свободно захватил нить беседы за столом, втягивая в разговор и мою мать, и Юрия Юрьевича.

Осыпав комплиментами мою мать, я ему даже позавидовал с какой легкостью и непринужденностью он это делает — в нем чувствовалось это умение — вести светскую беседу, даже не изысканностью фраз, а самими своими манерами и правильно поставленной речью. И тут же переключился на адвоката. Видимо они были старыми знакомыми, однако Юрий Юрьевич, адвокат, не позволял себе с ним и намека на шутку, был с виду хоть и вальяжен, однако чувствовалось внутреннее его напряжение.

Вопросы, последовавшие от Виктора Абрамовича, были о моей учебе, о том, кем я планирую стать и куда пойти работать после окончания Универа. И то, что я собирался пойти на вольные хлеба, когда я поделился своими соображениями, он ответил, что есть еще время подумать, и вскоре он оставил эту тему, не развивая ее, опять приковав внимание моей матери к себе. Теперь мы говорили уже обо всем, то есть о чем угодно — но только не о проблемах. То есть о том, что было известно им одни, а не мне — в частности, поскольку круг обсуждаемых персон я не знал, как и не знал, почему один ушел на повышение, а другого за то же самое — посадили. Мать выпила два фужера вина, и даже оживилась, исчезла сухая чопорность и она, даже смеялась шуткам кавалеров, я же пить не стал, что бы, не провоцировать ее лишний раз. Мать была в фокусе внимания, за ней ухаживали все, даже я, вернее, именно я и был обязан за ней ухаживать, но мои обязанности они беззастенчиво крали, подтрунивая надо мной, что тоже явилось предметом шуток.

Халдеи, то бишь — официанты, делали свою работу молча и беззвучно, один раз к нам подошел хозяин заведения и услышав какое-то пожелание от Виктора Абрамовича, тут же скрылся. В зале, вернее на небольшом помосте играла живая музыка, гитарист бренчал свои испанские мотивы просто виртуозно, и вообще, именно музыка мне нравилась больше всего, именно она хоть как-то примиряла мое внутреннее я с обстановкой.

Виктор Абрамович пил минералку, Юрий Юрьевич пил коньяк, за матерью ухаживали они оба сразу, подливая ей вино, а я пил гранатовый сок. Еда же была слишком легкая на мой взгляд — рыба, фрукты, морепродукты, прямо не испанский ресторан, а какой-то суши бар. Ладно, я еще плова в меню не нашел. Хотя не выдержал, так как жрать мне хотелось страшно, попросил официанта что-нибудь посущественней, и вскоре мне принесли дымящуюся ароматную уху в судке, и какое-то блюдо, типа от шеф-повара — поджаренные гренки вперемешку с кусками поджаренного окорока. И отдельно — блюдо с наструганным хамоном и карпаччо. Мать даже не удержалась и по-простецки соорудив бутик из куска хлеба, своровав у меня того и другого, вкусно морщась скушала, оправдывая мой аппетит и смещая акцент со своей гастрономической слабости — на меня:

— Растет мой мальчик, растущий организм! С утра-то ел — хоть что-нибудь? А то я — вся в делах-заботах, с утра как умотала, так и не покормив, вон Юрий Юрьевич не даст соврать! — и она кивнула на адвоката, под смех мужчин, которых позабавил внезапный проснувшийся аппетит моей матери, выразившийся так спонтанно.

— Вкуснотище! — она закатила глаза, — Костя, поделись с товарищами! — чем вызвала уже неудержимый смех — как у Виктора Абрамовича, так и у Юрия Юрьевича, который смеялся мелко и раскатисто, да и вообще, я в первый раз видел как он смеялся. Ну да, мать своему сыну дает наказ поделиться конфетами с друзьями по песочнице. Именно так все и выглядело, вернее тональность — беспрекословное руководство к действию, и Юрий Юрьевич не удержался, подцепил тоже пару кусочков, тогда как Виктор Абрамович отказался, сославшись на больной желудок и тяжелую пищу, какой бы вкусной бы она не была. Но мать настояла, и отрезав по крохотному кусочку в моей тарелке, сопроводив фразой: «На зубок Виктор Абрамович! Всего лишь распробывать!», подкормила старого аскета.

Хотя, я вспомнив что-то из того, о чем со мной делилась Настя, понял что эта маленькая женская хитрость имеет все же свою подоплеку, она, мать, накормила двух мужчин из Моей тарелки, и Сама из нее взяла еду. То есть, по закону Стаи, я как бы оказался Вожаком. Настя именно про это и говорила, что любая мелочь — существенна, даже как ты сидишь, или как ты отвечаешь, Ведьма всегда поймет, что делать дальше и в каких рамках себя вести и особенности Ведьм подмечать все эти малозначительные мелочи.

Прием же пищи — это одно из базовых понятий в социуме, формировавшееся еще со времен палеолита и неолита, и мать, то ли инстинктивно, то ли руководствуясь тем женским наитием, которое в женщинах передается генетически, попыталась обезопасить меня от них, вот, смотрите, он поделился с вами своим куском, он — Свой. Правда, на самом деле она сделала так, что я оказался вдруг, тут оказался Главным, а вот Виктор Абрамович — совсем непрост, совсем. Он — отказался! А это говорит о том, что он, все-таки, то ли инстинктивно, то ли точно, но понимает механику отношений социума, и согласился лишь только тогда, когда отказываться было бы равносильно тому, что обидеть мать своим отказом. Но он принял! То есть, он меня не опасается, или же считает, что я не опасен, и я теперь имею какой-то кредит доверия перед ним, маленький, как те кусочки, которые он все же — съел. Но все же…

В общем, все было достаточно либерально и никакой кровавой гебни, Виктор Абрамович даже показался мне, какой-то компиляцией остатков истинной — той, еще советской аристократии, когда, не переходя на доверительно-интимные нотки в разговоре за столом — держал все под контролем, щедро делясь своим неподдельным вниманием, оставаясь центральной фигурой. Он, как бы, исполнял роль неформального тамады, и держал непринужденную атмосферу за столом. Шутил — в меру, говорил — взвешивая слова, думал — прямо и глупостей — не делал.

К разговору со мной он приступил уже ближе к концу, и поинтересовавшись — играю ли я в бильярд, позвал меня за собой. Я удивился, откуда тут бильярд, но поняв, что это не могло быть подъебкой о карманной версии, когда пройдя мимо вставшего по стойке смирно охранника, мы спустились в подвал ресторана. За нами спускался еще один человек, это видимо была его личный телохранитель, и когда мы оказались в огромной богато убранной комнате во всю площадь подвала здания, посреди которого стоял бильярдный стол с синим сукном, освещаемый сверху — колпаком из шести плафонов сбитых в блок. У нас, в не отапливаемой мансарде тоже стоял бильярдный стол, но он был рассчитан для игры в американку — так как мой папахен особыми успехами в бильярде не блистал, а вот американка давала иллюзию умения играть, и типа, дарила скилл бильярдиста. Ему, правда он довольно быстро наскучил, и шары мог покатать в лучшем случае раз в год, а то и в два, а вот я убил достаточно долгое время на нем, задрачиваясь. Даже достиг кое-каких успехов, как мне казалось, и каково же было мое удивление, когда я, попытался сыграть в русскую его версию, в Пирамиду. Я был попросту обескуражен, и до меня поздно дошло, что механика игры в русский бильярд сильно отличается от «американки», хотя пока я это понял, все же кое-чему научиться успел.

В ранней юности всегда учиться новому — проще, и навыки закрепляются крепче, а если учесть что бильярд был завезен в наш дом, как только накрыли крышу, так как папик этот стол — то ли спиздил, то ли забрал за долги — то на «стройке» я пропадал целыми сутками. И как только выпадала свободная минутка — бежал на третий этаж, играя сам с собой, хотя строители тоже, изредка составляли мне партийку-другую. Особенно хорошо играл молодой парень Николай из Николаева, украинец-гастрабайтер, когда у нас уже полным ходом шли отделочные работы, а он был столяром и занимался всей деревянной фурнитурой и полами, а после еще и мебелью. И прожил в нашем строящемся доме три года — точно, вместе со своей бригадой состоящей всего из трех человек. Вот он-то и научил меня тому, чему я научился, кое-каким хитростям и вообще, как говорится у боксеров — поставил мне удар.

Так что сейчас, когда Виктор Абрамович выставил «треугольник» дав мне разбить его, я был спокоен и сосредоточен, оценивая последствия моего слишком широкого жеста, так как в лузу не закатилось ничего, а очередь удара перешла к моему сопернику, вместе с шикарными вариантами. Это что-то я расщедрился. Поэтому три его шара выложенные мною в «бито» — были ожидаемы, но вот четвертый отказался влететь в боковую лузу, проявив характер — так и застрял в проеме, торча «попкой» чуть ли не на половину — в «поле». Очередь перешла ко мне, а Виктор Абрамович, сетуя, начал свой разговор.

— Костя, а почему ты отказался поступать в «Бауманку»? Мне просто интересно, и поверь — это не праздное любопытство.

Я, загнав подставленный шар в лунку, тут же загнал следующий, слишком очевиден был выбор, и иных вариантов не было, к тому же я, подгадывая силу удара — реализовывал свое право на последующий вариант, откатив бьющий шар в свободное поле, которое тут же становилось игровым. Натирая мелом кий, я постарался ответить как можно расплывчатей:

— Не был уверен в своем поступлении, там конкурс тогда был — почти 50 человек на место. А то, чему я учусь в Универе — примерно одинаково во всем мире, разница в технологиях не существенна, высокие технологии хоть и прогрессируют, но прогресс сводится всего лишь к возможности воздействовать на контроллеры путем разработки новых алгоритмов. Новое программное обеспечение, новые процессоры, новые микроконтроллеры — всего лишь повторение уже известных технологий и это как бы шлифовка знаний, а не принципиально новые открытия.

— Ты это понимал уже тогда? Когда поступал в наш Госуниверситет? — что-то он копает под меня, но я, задумываясь над следующей комбинацией, уже выверил свой удар, и сыграв «от борта» загнал еще один шар в лузу. Три три. Ровно. Первую партию надо брать, а вторую нужно слить, что бы оставить о себе хорошее впечатление. Расслабиться смогу только тогда, когда выиграю, а он, судя по всему — очень неплохой игрок.

— Ну почему понимал? Тогда я просто был увлечен всей этой тематикой: кибернизацией, механизацией, автоматикой… Я тогда просто хотел поступить и учиться, не особо задумываясь о будущем. Дома я сам все контролирующие системы выстроил — вы знаете?

— Да, знаю, твоя мама, Мила Борисовна, не раз хвасталась этим. — он улыбнулся, пока я встав напротив него через стол, рассчитывал осуществимость варианта следующего удара, и что будет, если я промахнусь, и решил искать другой, сочтя этот вариант хреновым.

— Костя, а ты знаешь, что ты на своем потоке, на своей кафедре входишь даже не в пятерку, а в тройку лучших студентов, разумеется — не по табелю успеваемости и посещаемости, а с оценки декана вашего факультета? — Вот те раз! Он что, решил мне сделать мучительно больно, раз так усиленно хвалит меня, подготавливая к пенетрации?! Надо как-то изворачиваться, и поэтому даю толику куража в голос:

— Только третий?! Я думал, что я самый способный на потоке! — и я стою, улыбаюсь ему так же, как это делает Саня, то есть щерясь. Не знаю, получилось ли у меня изобразить Саню Механика, но вот то, что Виктор Абрамович сделал для себя выводы, и перешел с осторожного прощупыванья непосредственно к самому предмета разговора — радовало. А больше всего радовало, что я закатил сразу два шара, второй, само собой разумеется — «дурак», но радости от этого не убавилось. Мой соперник даже показал мне большой палец, похвалив таким образом меня.

— Есть такая негласная практика во всех высших учебных заведениях, что наиболее способных студентов, для себя резервирует наша Служба. Где я работаю — для тебя разумеется — не секрет? Вот и ладно, — и он продолжил, — Разумеется, тут речь идет о студентах профильных или перспективных направлений и кафедр. То есть языковые группы, высокотехнологичные, юридические, медицинские, связь — все это подпадает в нашу зону внимания и резервируются отделом кадров. По окончанию ВУЗа следует предложение, и я, этим, если честно — не занимаюсь, однако, твое досье меня… заинтересовало, для того, что бы проявить личное участие. Разумеется, твоя мать, Мила Борисовна, настояла на нашей встрече и знакомстве, но спешу тебя уверить, мой молодой… друг, что твои качества и оценка нашего аналитика, показывает что ты, в отличии от большинства своих сверстников — выгодно выделяешься на их фоне. И уже сейчас можешь начать свою стажировку. Знаний у тебя хоть и не так что бы много, но в нашем техническом отделе тебя натаскают быстро, у нас работают, действительно — лучшие…

И он приподнял свой кий, что бы реализовать свою очередь, так как я промазал, во время его спича в мою честь, а мой шар, сыграв «в угол» так и не пересек центральной линии стола, замерев прямо посредине. Он тут же закатил два шара, уравняв наш счет — и тут же опередил меня на шар, прежде чем промахнулся. Счет стал пять шесть, а у меня было время обдумать его предложение. Он действительно сделал мне предложение, от которого — не отказываются. Да и цель встречи была именно в этом, я то, понимал все, а понимал ли он — зачем мне это? Цели моей матери для него более-менее ясны и понятны — обезопасить меня путем внедрения в структуру ФСБ в качестве работника, и тем самым, ставя меня с отцом — в совершенно не равные для него условия и невозможностью причинить мне любой вред. Боялся ли я отца? Да, боялся. Но и ненавидел, и поэтому мой ответ для него был очевиден, но право голоса нужно было оставить за собой.

Но больше всего меня тревожила мысль о том, знает ли он о факте инцеста в нашей семье между отцом и Настей. Именно это занимало мои мысли и тревожило больше всего, насчет же себя я пока был спокоен — протечь еще не успело, физически не могло. Но вот выдергивать Настю из этого дерьма — было необходимо. Поэтому, когда я загнал шестой шар, а потом седьмой и восьмой, и сказав «Партия!», предложил ему пари, кто победит в следующей партии — того и тапки. То есть, если он выигрывает — я иду в его подчинение, если нет, то свободен сам решать, и если прижмет — то конечно, а если не сильно — то не больно-то и хотелось.

Он же меня поспешил уверить в том, что согласен на условия пари, но вот я несколько превратно понимаю эту самую службу, так как я пока совсем «салага», то, скорее всего — буду проходить практику под руководством «старших товарищей». И на первом этапе — я всего лишь буду познавать азы их трудной и опасной службы в техническом подразделении, знакомясь с субординацией и порядками, но вот с выводами, вы, молодой человек, все же поспешили. Так как видит он меня — вовсе не в техническом отделе, а скорее уж, в аналитическом техническом подразделении, где нужны свежие и незашоренные мозги, с незамыленным взглядом и имеющим представление о техническом прогрессе и векторе его развития.

Вторую партию я с треском продул, хотя усилий к своему проигрышу вовсе не прилагал. Так как я столь «удачно» разбил пирамиду, что с ходу вколоченные Виктором Борисовичем семь шаров, поставили мою призрачную победу в этой партии — в рамки статистической погрешности. Это понимал и он и я, так что победа была его — чисто, как и отличное настроение, которое придала наша игра. Мы проторчали в подвале не больше получаса, и он даже пригубил коньяк, налив себе стопочку, празднуя победу и подмигнув мне, намекая — «Теперь — ты мой!». Ну что же, так тому и быть, селяви.

Поэтому, когда поднялись наверх, наше застолье продолжилось еще, как следствие хорошего настроения Виктора Абрамовича — до глубокой ночи, и я, вызвонил Саню, когда время было час пополуночи. Саня трубку снял сразу, и сказав, что моя машина на стоянке у ресторана, а ключи у гардеробщицы, так как его внутрь не пустила охрана, а он сам, уже на работе, так как вызвали, так что — извини. Смску он скидывал, то что я не прочел — сам виноват.

— Все нормально, не парься. Как покатался то?

— Нормуль. Я ее на СТО к себе загонял, подкрутил, подшурупил, диагностику провел.

— Я что-то должен?

— Не-не, ниче не должен, я же думаю, что не в крайний раз — сегодня на ней?

— Завтра увидимся, я заеду. Во сколько заехать то, во сколько проснешься?

— Ага, давай до завтра. Наверное, ближе к пяти вечера подъезжай, сам сориентируйся. Завтра в баньку надо бы. Воскресенье. Так что сам смотри — как тебе удобнее.

— Ок. Давай, бывай.

Поэтому, выйдя из курилки, вернувшись в зал ресторана, я попрощался со всеми, сказав матери, что пошел машину греть, так как они уже тоже, пригласили к столу хозяина ресторана, и он бесцеремонно занял мое место. Юрий Юрьевич пожал мне руку, а Виктор Абрамович напомнил мне, что бы я в понедельник позвонил ему, и он протянул визитку, но будет лучше, если я в восемь утра, сам подъеду к нему, как раз попаду на их планерку. Мать кивнула и попросила подождать в машине — отпуская меня, и я покинул зал, спустившись на первый этаж, где в холле был остановлен охранником.

— Вы, Константин?

— Да.

— Вот, Абаз Рашитович, просил передать, — и он передал мне два обычных черных целлофановых пакета, в одном из которых позвякивала стеклянная тара.

— Спасибо. А зачем? Я что-нибудь должен? — я заглянул внутрь.

— Нет, что вы! Он просил заходить вас почаще, ему будет приятно с вами познакомиться. Вам помочь донести до машины? — охранник все так же был деловит и серьезен. Не шутит.

— Справлюсь, спасибо. Передайте эээ…

— Абазу Рашитовичу… , — и охранник протянул из нагрудного кармана визитку, — Забыл передать. Возьмите.

— Да, передайте, Абазу Рашитовичу, что я обязательно еще раз приду в ваше… заведение. Спасибо, Евгений, — поблагодарил я его, прочитав его имя на бейджике, когда он передал мне опять эти пакеты, которые я поставил на пол, накидывая свою куртку.

Мать не заставила себя долго ждать, и вышла как раз тогда, когда мне удалось поставить прогретую машину у входа, на освободившееся место после такси. Она села рядом со мной, на пассажирское место, и была веселой и пьяненькой.

И первым делом что сделала это задрала платье до колен, содрав с ног свои шпильки.

— Уф! Устала! Найди в сумке мои полусапожки, они в красном пакете. — пришлось вставать из-за руля и открыв багажник, искать ее обувь. Сел на место и тронулся с места. А мать, разгоряченная после ресторана и выпитого, сняв и свернув свою шубку в машине, кинула ее на заднее сиденье, оставшись в своем вечернем платье с задранным уже до середины бедра подолом.

— Ненавижу эти высокие каблуки! Как ноги болят! — она попыталась пристегнуть ремень безопасности, но он не сходился на ее груди, поэтому быстро забила на это занятие, оставив его в покое.

— Какая у тебя маленькая машинка, даже ноги не выпрямишь! — и она откинув спинку сиденья на полулежачее положение, выпрямила ноги, упираясь ими в пол под панелью. Картина была шикарная, вернее — шикарная женщина, которая была моей матерью, полулежала на соседнем со мной пассажирском сиденье, а ее попытка выпрямить ноги — еще более задрало это платье, практически до линии бикини снизу, скомкавшись в полоску.

— Куда? Домой? — я сглотнул подступивший ком, который образовался в моем горле.

— Покатай меня… Немножко… Голова так кружится… Только… Не быстро… Не спеши домой… , — она полностью откинула спинку сиденья до конца, провалившись телом назад, а ее ноги немножко приподнялись и раздвинулись, до конца задирая платье на бедрах.

Я смотрел и не мог поверить своим глазам, теперь, когда она полностью лежала в кресле, я мог смело пялиться на ее ноги, которые она гладила своими руками, массируя мышцы. И если сначала она делала это по внешней поверхности бедер, то постепенно ее руки сместились во внутренние пределы, разминая и пощипывая их плавными синхронными движениями и задирая ее платье все выше и выше, каждым движением заголяя ее тело все больше. Горячий воздух из включенной печки нагнетался все сильнее, достигнув, наконец, своего рабочего режима который стоял на максимуме, и мать вдруг приподняла свои бедра и чуть расширила их, как будто ловя своей промежностью теплую струю этого потока.

И я, в свете фонарей уличного освещения, которые освещали салон как окна пробегающей мимо электрички, увидел ее разверстую промежность. На ней не было трусиков! Вот ее правая рука сползает на ее промежность, и я вижу, как она ласкает свою темную щель, приподнимая и раскрывая бедра навстречу собственным движениям, заглубляя внутрь пальчики, и в тесном салоне раздается одуряющий запах текущей взрослой женщины. Тяжелый, густой, пряный и такой сладкий…

В следующий миг ее левая рука касается моей правой, и она тянет ее на себя, в центр своей женственности, туда, откуда я когда-то появился на свет. И через мгновение мои пальцы погружаются в ее секрет, я чувствую ее влажность, ее мягкость, ее трепет.