В домофон звонят.
Я знаю, что это она. Она пришла мне сказать, что между нами всё кончено. Вчера вечером она позвонила мне и сказала, что хочет встретиться. Наши отношения зашли в тупик, сказала она. Неужели? Нам нужно встретиться, добавила она.
Я знаю, чего она хочет. Она хочет освободиться от всяких обязательств, хочет перечеркнуть всё то, что было сказано между нами и обещано когда-то друг другу. Это, видите ли, гнетёт её. Она же не может начать встречаться с тем боксёром, пока со мною не будет всё кончено. Она же добропорядочная! Интеллигентка!
Зачем она пришла? Чтобы сказать мне то, что и так очевидно? Чтобы избавиться от угрызений совести?
Я сижу на диване и слушаю, как звонит домофон.
Да пошла она к чёрту!
— Андрей! — это кричит моя мама на всю квартиру. — К тебе пришли!
Как будто я сам не слышу.
Мама идёт по коридору, и я быстро прячусь под кровать.
— Странно, только что был здесь, — мама оглядывает комнату и возвращается обратно к двери.
Слышно, как она впускает её в квартиру.
Ну, вот ещё!
— Вы проходите. Он куда-то вышел на пять минут. Можете подождать его в комнате. Он сейчас вернётся. Вот и его ботинки здесь.
Она что, не одна?
Мама никогда не обращалась к ней на «вы». Я слышу, как они идут по коридору. Дверь открывается, и в комнату входят ноги: сначала моей мамы в тапочках, с жёлтыми мозолями на пятках и тонкими синими венками, потом её — в джинсах и с красным педикюром со стразами под прозрачными чулками, потом ещё чьи-то, массивные, в чёрных толстых носках и тоже джинсах.
Она что, привела с собой этого боксёра?
— Мне надо к соседке сходить. Вы тут посидите. Хорошо? — она говорит с ними, как будто они мои лучшие друзья. — Он сейчас должен прийти. Пошёл, наверное, к Денису на пятый этаж, — мама разворачивается и уходит. Через минуту входная дверь хлопает.
Отлично! Завела их в мою комнату, а сама смоталась!
Я лежу на спине, забившись к самой стенке, и едва дышу. Мне хочется быть этим плинтусом. Вокруг в комках пыли валяются какие-то карандаши, ручки и старый прозрачный файл с моими прошлогодними шпаргалками. Возле самой батареи в угол забился мячик от настольного тенниса.
Я смотрю на их ноги.
— Думаешь он скоро придёт? — это говорит боксёр. Его хриплый низкий голос звучит, как из бочки.
— Не знаю. Надо подождать. Ты не забыл, что обещал?
— Да не буду я его трогать. Надо оно мне очень, — он заводится с полуоборота. Похоже, горячий парень.
Она молчит. Наверное, волнуется. Её ноги нервно трутся одна об одну и вальсируют по комнате.
— Говорить буду я. Ты просто молчи. Хорошо?
— Да не волнуйся ты так, — он подходит к ней, и она перестаёт мельтешить по комнате. Его широко расставленные ноги оккупируют всё её пространство. Его нога в полтора раза больше её.
— Не сейчас, — она пытается отойти к окну. — Пожалуйста! — сколько страха в её голосе. — И только не здесь.
Он следует за ней по пятам и зажимает у окна. У меня никогда не хватало смелости спорить с ней, а ему достаточно просто прижать её к окну.
Она продолжает сопротивляться. Я слышу шум борьбы, шорох одежды и её сдержанное мычание. Наверное он засунул ей свой язык в рот.
Настойчивый ублюдок.
Внезапно её как будто силой ставят на колени.
Неужели она будет делать ему минет? Она же считает это противоестественным. Вот сука!
Я аккуратно сдвигаюсь верхней частью тела в их сторону. Теперь мне отлично видно, что она считает противоестественным.
Я вижу его только до пояса. Она сидит перед ним на коленях, повернувшись ко мне спиной. Её каштановые волнистые волосы распущены и водопадом спадают ей на плечи.
Он крепко зажал её головку в своей руке и не даёт ей вырваться. Да она уже и не пытается. Безвольно подчиняется его движениям. Свободной рукой он нервно расстёгивает ширинку, выдёргивает из трусов свой длинный и мягкий, как варёная колбаса, член и тут же напяливает её голову на свой пах.
— Вот так, детка, пососи его.
Двумя руками он держит её голову, полностью спрятав в ней свою колбасу. Она пытается вырваться, мычит, давится, упирается ему в бёдра, но он крепко вцепился в неё.
Так значит сосать его член — это естественно, а мой — противоестественно?
Он оставляет её на секунду в покое и окончательно скидывает с себя джинсы, оголив накачанные ноги и торс. Он стоит перед ней в одних носках. Его член похож на черенок от лопаты — такой же толстый и гладкий. На конце — большая головка, как у племенного жеребца. Тяжёлые яйца, одно чуть выше другого, перекатываясь, оттягивают толстую розоватую мошонку, которая двумя тонкими кожаными складками крепится к стволу члена.
Пока он раздевается, она сидит молча, опустив руки на колени, опустив подбородок, и смиренно ждёт.
— Давай не здесь. Я тебя очень прошу! — никогда не слышал, чтобы она так жалостливо о чём-то просила.
— Да че ты, — он хватает её за голову и, играя, вновь, и вновь грубо запихивает ей в рот головку своего члена. Она давится, но не сопротивляется.
Со мной она не хотела даже ноги поднять повыше, когда лежала на спине. А сейчас она готова покорно сосать этот боксёрский член и даже давиться им.
Он отпускает её, но ненадолго. Одним рывком он резко стягивает с неё одновременно джинсы и кружевные белые трусики, которые я подарил ей на 14 февраля. Он ставит её раком, в позу, которую она терпеть не может. Она прогнула спину и закрыла глаза. Похоже, она просто хочет, чтобы всё это поскорее закончилось. Майку он натянул ей на шею, а груди вытащил из-под белоснежного лифчика. Соски торчат в разные стороны из пережатых, как вымя коровы, грудей.
Как она, должно быть, ненавидит эту позу!
Он наотмашь шлёпает её по голой жопе, и звон эхом разносится по комнате. Она взвизгивает и подлетает от неожиданности, но тут же послушно ставит локти на прежнее место и, выгибаясь, оттопыривает свой зад. Её глаза по-прежнему закрыты в немом повиновении.
Однажды я попытался легонько шлёпнуть её по попе. Сколько же было потом возмущения! В каких только извращениях она меня не обвинила!
Я рассматриваю её красивое личико. У неё густые чёрные брови и пухлые розовые губы от мамы, учительницы начальных классов. Носик такой же как у её отца, полковника милиции в отставке, — упрямый, с небольшой горбинкой у основания, и округлым хрящиком на конце. А ещё небольшая родинка слева на подбородке, которая мне так нравится.
Боксёр тем временем натягивает презерватив, опускается на колени за ней и с рыком вгоняет в неё свой черенок до самого основания. Жёстко и бескомпромиссно, вцепившись в бёдра так, что она не может выскользнуть.
Она издаёт протяжный страдальческий стон, в котором слышится боль, переходящая в удовольствие. Она зажмуривается, а по щекам текут редкие слёзки. Он начинает её грубо трахать.
Она всегда требовала от меня нежности. Попробуй начать к ней приставать, не приласкав её сначала. Сразу получишь от ворот поворот.
Кряхтя, он вгоняет в неё свой кол снова и снова. Из своего положения я вижу, как его яйца, разгоняясь, врезаются в её лобок и отскакивают назад, чтобы повторить всё сначала. Есть что-то животное в нём. Он дерёт её, как жеребец дерёт кобылу. Мощно и широко бьёт бёдрами в её упругий зад. Каждый удар посылает волну по её телу. Волна начинается с её шикарного зада, который шлёпается, как шар с водой, на его кол, раздавливается, но не лопается, отскакивает и снова стремится вернуться к форме шара. Волна бежит дальше по её телу, наполняя желатиновым дрожанием её сочные формы. Но апогеем этой волны становятся её груди, которые тоже, как упругие резиновые шары, наполненные водой, подлетают вперёд, назад, сталкиваются, приплюскиваются, разлетаются в разные стороны, чтобы снова встретиться, сплюснуться и поймать новую волну. На концах этих шаров скачут тёмные, с ноготь длинной, пористые соски. Он крепко держит её за плечи и не даёт этой волне распространиться за пределы его хватки. Она извивается и выгибается под ним, зажатая спереди и сзади. Пряди её вьющихся шоколадных волос, раскиданные по плечам и спине, подлетают, сползают вниз, путаются и сбиваются. Она закусила нижнюю губу и больше не морщится. Теперь она просто стонет с закрытыми глазами.
Я уже давно возбудился и приспустил штаны. Мой член — просто ручка от игрушечного молоточка по сравнению с его черенком. Но это не мешает мне получать удовольствие. Теперь я могу насладиться тем, чем не мог насладиться вместе с ней — её повиновением.
Внезапно он достаёт из неё свой член и срывает с него презерватив.
— Кто ты? — он рычит над ней и огромной волосатой клешнёй хватает её за тонкую шею. Его огромный член напрягается и передёргивается.
Ему что, мозги на боксе так отбили, что он забыл, с кем начал трахаться?
— Я — грязная шлюха, — она выгибается и морщится явно от боли. Её покорный голос наполнен страхом и раболепием.
— Не слышу, — он ревёт на неё, как прапорщик на рядового на плацу, и ещё сильнее сжимает за горло.
— Я твоя грязная шлюшка, — она как будто вспоминает правильный ответ и с надеждой в голосе произносит эти слова.
Сколько же он дрессировал её, чтобы добиться таких результатов?!
— Чего ты хочешь?
Снова приступ амнезии?
— Засади мне его в зад, — робко и без энтузиазма.
— Что? Я не слышу, — снова рёв.
— Засади мне его глубоко в зад, — уверенно и жизнерадостно.
И эта чопорная пуританка запрещала мне ковыряться при ней в носу!
Он спускает в ладошку обильный плевок и обволакивает головку члена в этой слюне. Потом встаёт и начинает медленно опускаться на неё, направляя одной рукой свой черенок ей в зад. Она мычит и мотает головой. Наверное, он запретил ей кричать. Иначе бы она орала, как ненормальная. Слёзы снова хлещут у неё из глаз. Её лицо исказилось от боли и страдания. Теперь понятно, почему он поставил её раком. Чтобы не видеть всего этого кошмара.
Но он не спешит трахать её в жопу. Он до конца вогнал в неё свой шест так, что яиц не видно, и замер, ожидая пока она успокоится. И действительно. Она приходит в себя и снова дышит ровно, слегка приоткрыв рот.
Его движения мягкие и едва заметны. Он по-прежнему глубоко в ней, но уже наносит лёгкие поршневые удары. Она вытягивает руку под себя и начинает ласкать свою депилированную киску. Её глаза томно закатываются.
— Трахни меня, — она шепчет едва слышно.
— Попроси вежливо.
Её рука судорожно трясётся под клитором.
— Трахни меня! Пожалуйста! — её сладкий голосок звучит очень трогательно.
Вежливая девочка. Девочка-интеллигенточка.
Он послушно ускоряется и принимается агрессивно забивать в неё свой кол. Его движения становятся всё хаотичнее, она тоже теряет самоконтроль.
Он хватает её за волосы и собирает их в хвост. Похоже, он собирается кончать. Она стонет всё громче и движется ему навстречу. Она смотрит себе на живот и резко убирает руку, видимо, оставляя ему возможность довести её до оргазма через задний проход.
— Да! Да! Засади его поглубже! — она выкручивает голову назад. Её взгляд наполнен нежной мольбой. Её лицо искажается от вожделения, зрачки закатываются, а брови ползут вверх.
Он с рёвом оттягивает её голову за волосы, потом толкает вперёд, вдавливает её лицо щекой в махровый ковёр и начинает кончать.
Его массивная клешня почти полностью уместила в себе её изящную головку и придавила её к ковру. Его жилистые пальцы запутались в её длинных волосах, разбросанных по ковру, и впиваются ей в глаза, рот и нос. Она смотрит перед собой стеклянным животным взглядом, широко открыв глаза и рот, а в горле у неё застыл немой стон.
В этот момент наши глаза встречаются. Изо рта у неё течёт слюна, а всё лицо покрыто красными пятнами. Она, не моргая, смотрит невидящими глазами сначала на меня, потом переводит свой взгляд на мой член. Её язык непроизвольно вываливается, упирается в ковёр и начинает облизывать пересохшие губы. Она закатывает глаза в экстазе. Зрачки уходят вверх, оголяя белые глазные яблоки. Всё её тело содрогается от оргазма, а глубоко в её груди рождается первобытный стон. Боксёр совсем озверел. От его ударов её груди швыряет взад и вперёд, а соски разлетаются в разные стороны.
Она заставляет себя снова открыть глаза и смотреть туда, где мой член извергает сперму на прозрачный файл. Я придерживаю файл за край, чтобы сперма не вылетела из-под кровати. Боксёр с рёвом заливает в её зад свой бак спермы. Она переводит свой стеклянный обезумевший взгляд на меня, и теперь этот взгляд полон похоти. Она ещё дальше высовывает язык и продолжает облизывать им палец боксёра и свои губы, которые совсем недавно считали противоестественным прикосновение к мужской плоти, которые теперь просят спермы.
Она ведь просит спермы?
Боксёр тяжело сопит, уткнувшись носом ей в копчик. Похоже, он в полной отключке. Он отпустил её голову, схватил её за груди и продолжает по инерции теребить соски. Я осторожно тяну файл двумя пальцами к ней. Сперма густой нежной глазурью перекатывается в центре файла. Столько дней воздержания и страданий.
Она замечает мои старания и жадно следит за моей рукой. Когда файл уже близко, она не спеша скользит рукой мне навстречу, перехватывает файл и вытягивает его к себе.
Она больше не злится на меня. Я знаю это. Я прочитал это в её неподвижном сытом взгляде в тот момент, когда мы все трое кончили одновременно. Она хищно слизывает всю мою сперму с файла. Её похотливые голубые глаза неотрывно следят за мной. Она снова проголодалась. Сперма вязким яичным белком стекает у неё по языку на подбородок, на родинку. Она вытягивает губы в трубочку и всасывает в рот слизкие сгустки. Она играет с тягучей спермой и не спешит её глотать. Наконец, она показывает мне открытый рот, полный белесой, как жидкое мыло, спермы. Я киваю, и она глотает. Она высовывает язык, чтобы показать, что там ничего не осталось. Я киваю и улыбаюсь. Я знаю, что она только что таким образом попросила прощения.
Но её развратный взгляд требует ещё. Она продолжает водить язычком по губам и томно хлопать ресницами.
Я уже давно не сержусь на неё. Она просто обычная шлюха, которая на всё готова, лишь бы выйти замуж. Хотя нет. Это не обычная шлюха. Это добропорядочная интеллигентная шлюха, готовая на всё.
Они одеваются, громко целуются взасос и уходят.