– Ее разменяли на две комнаты в коммуналках… Я слушала и думала: странное выросло поколение мужчин. Как легко попадают они в капкан, который ставят цепкие, хищные и алчные лимитчицы. Удивительную проявляют наивность и доверчивость. Они были продуктом тех благополучных условий, в которых росли под крылом у обеспеченных родителей счастливо избежавших репрессий. Формировались физически, оставаясь бесхитростными. Появившиеся на сцене лимитчицы тотчас уловили, что к чему, и ловко сыграли на сексе
В нашей высоконравственной советии проституцию преследовали и естественная потребность не имела выхода. Вот молодые люди и оказывались в зависимости от этих провинциальных давалок. А те четко знали, чего хотели, а именно: прописки в Москве любой ценой. В лапы такой хищницы попал, видимо, и мой дружок…
Теперь бывшая жена, чтобы отомстить за то, что попала в разряд разводок, объявила сыну, что тот, кого он называл папой, вовсе ему не отец.
– Просто он был нашим соседом по квартире. Настоящий твой отец совсем другой, да еще с автомобилем, и он скоро приедет.
И надо же было такое придумать! Верно говорят, что голь на выдумки хитра.
И он явился, этот дядя с телевидения, где обслуживал свою начальницу за протекцию и покровительство. А эту дурочку из переулочка приманил тем, что дал ей вести по телевидению показы мод.
Подкупленный возможностью кататься на автомобиле на зависть всем дворовым мальчишкам, да еще импортными пистолетиками, Володя сделал выбор. Тем более, что мать предостерегала:
Ты у него (имелся в виду «бывший» отец) ничего не бери. Он хочет тебя убить, чтобы не платить алименты. Ты же слышал по радио, какие они, евреи…
Вся окружающая действительность подкрепляла материнскую версию. В школе № 147, где Володя учился, установили стенд и на нем вывешивали вырезки из газет антисемитского содержания. Шла война между Египтом и Израилем…
Мой знакомый рассказывал все это с болью. Не верить ему у меня не было никаких оснований. Все выглядело правдоподобно. Я жила в той же стране и все видела собственными глазами. Выдумывать свою «версию» ему было ни к чему. Наши отношения были четко определены. Он просто делился со мной переживаниями, как с близким человеком.
Однажды сказал:
– А что, если ты попытаешься вступить с сыном в контакт?
– С какой целью?
– Интересно все – таки, как живет и чем дышит. Ему ведь уже за 20 перевалило. Я не видел егоn лет. Я тебе заплачу.
Я согласилась. Мне самой было занятно. Для меня секс – не основной инстинкт, не хобби, а только товар. Если он может быть еще чем – то полезен, то, пожалуйста.
Мы разработали план: я звоню по телефону, делаю вид, что попала не туда. Перезваниваю снова и опять попадаю к нему. Он, наверняка, заводит разговор. Слово за слово. Я его поддерживаю, кокетничаю. Бросаю наживку, которую он, как всякий мужчина, естественно, заглатывает…
Все получилось, как было задумано. Мы уговорились, что теперь позвоню специально. Через несколько дней, когда, выдержав паузу, объявилась, он тут же, горя от нетерпения, предложил встретиться. Я знала, что Володя моложе меня, но это меня не смущало. Моя внешность обманчива, а в остальном я в себе уверена. Знаю, что разочарования не будет.
– Ты не поверишь, но меня зовут Владимир Ильич представился он при встрече, явно рассчитывая на эффект.
– «Ильич» пусть остается за кадром ответила я, не выразив удивления. – Но будем в таком случае считать, что я – Инесса Арманд. – Про себя подумала: «Попробовать хотя бы такого Владимира Ильича занятно, просто смеха ради». Тем более, что с отцом его мы о «компенсации», если все получится, договорились. Почему бы в самом деле и нет, к тому же фактура довольно привлекательна. Даже интересно будет сравнить его в постели с папочкой.
Он явился с бутылкой, чего я меньше всего ожидала, зная, что отец его совершенно не пьет. Выпил он ее по существу один и даже порывался сбегать за второй. Я, грешным делом, подумала, что пьет, потому что в себе не уверен. Это при его – то возрасте!
Выдала я ему программу по высшему разряду, от которой он буквально обалдел. Имею в виду не позы и фигуры, а минет. Исполнила его не элементарно, а показала в этом высокое искусство, чтобы узнал, как может быть и запомнил меня на¬всегда. Я уже тогда знала, что эта первая встреча будет последней.
– Где ты научился так пить? – спросила я, начав постепенно собирать обещанную информацию… Это оказалось совсем несложно. Расслабившись от спиртного и полученного удовольствия, молодой клиент разоткровенничался и сам.
– Отчим обычно оставлял недопитую бутылку, говорил, что могу ее сдать и купить мороженое. Я ее и допивал.
– А тебе не приходит в голову теперь, что он делал это умышленно, чтобы тебя пристрастить к выпивке?
Парень внимательно посмотрел на меня. Такая мысль была для него полной неожиданностью и, кажется, запала.
– Какие у тебя с ним вообще отношения?
– Да никаких, а вот с Людкой, женой моей, у него – прекрасные,
– Ну а у тебя с ней?
– А ты что, сама не догадываешься? Вот ты – настоящая женщина, а она, сколько ни прошу минет сделать, отказывается, хотя ее первый муж, с которым прожила полгода, мой приятель, говорил, что ему делала.
– Значит, и теперь, если не тебе, то кому – то другому делает.
– Я тоже так думаю.
– Может, твоему отчиму?
– Это пусть за ним моя мать смотрит, а она меня больше не интересует Говорит, что у нее со мной оргазма не бывает. А отчим, чтобы я молчал, дает на его машине ездить, когда она к ним приезжает.
«Ну и ну», думала я, слушая откровения Владимира Ильича. Уже заранее сочувствовала своему другу, что вынуждена буду преподнести ему букет столь безрадостной и пикантной информации о его сыне, явно спивающемся, чтобы забыться.
Пора было переходить ко второй, основной теме беседы – об отце, ради которой, как я понимаю, и была затеяна эта акция, смахивающая на сексуальный детектив.
– Ну а с отцом ты видишься?
– Это с каким отцом?
– С твоим, не моим же!
– Ты имеешь в виду того, который у меня в свидетельстве о рождении значится? – ответил Володя, и в голосе его слышалась откровенная неприязнь, хотя отчима, как я поняла, он своим отцом тоже не считает. Так и вырос, благодаря стараниям матери, как бурьян и, сам того не сознавая, восполняет свою, безотцовщину утешением в вине.
– Конечно, с ним, – сделала я вид, что пренебрежения к «юридическому» отцу не почувствовала.
– А на кой он мне такой нужен?
– Какой – такой?
– Ну, еврей он. Это я только тебе говорю, а на работе у меня об этом никто не знает. А вообще – то мать говорит, что настоящий мой отец вовсе не он.
– А ты сам – то как считаешь?
А что считать, если он в свидетельство вписан, куда теперь денешься. Может, мать с кем – то и переспала, а замуж за этого вышла.
Может быть, отчим – твой отец?
– Нет, не он. Я точно знаю, хотя мать поначалу это мне говорила.
– Внешне – то ты на кого похож?
– А откуда я знаю. На мать вроде бы, а отца я не помню. На улице или где встречу – не узнаю.
– Его фотографии у тебя разве нет?
– Мать все уничтожила. Она если взбесится – не остановишь.
Зато я имела теперь возможность сопоставить сына с отцом. В сыне проглядывали еще отцовские благородные черты, его породистость, а все остальное, что шло от матери, было плебейским. Для меня отцовство моего друга не подлежало сомнению, да он и сам в нем не сомневался и тем больнее переживал все, что случилось.
Вообще – то отец тебе хоть как – то все – таки запомнился, ведь вы вместе жили? Может, он плохо к тебе относился, сильно наказывал? – пыталась я вернуть Володю в прошлое.
– Нет, вот мать била, даже по лицу, а он заступался. Говорил, что хочет сделать из меня тоже журналиста. Печатать на машинке научил, когда мне было пять лет.
– Почему же ты на него в обиде?
– Когда мать меня из восьмого класса забрала и в техникум перевела, он письмо прислал. Требовал, чтобы я десятилетку кончил и в институт поступил. Написал, что стыдится людям сказать, что у него сын недоросль.
– Выходит, он о твоем будущем заботился.
– А мать сказала, что он все врет. Отказался платить алименты и потребовал, чтобы быстрее получил специальность, шел работать и сам себя содержал.
– И ты поверил?
– Конечно, она же перестала мне давать деньги, сказала, что не получает алименты.
– А кто он по специальности?
– Я же сказал – журналист он.
– Его статьи тебе читать доводилось?
– Ни разу.
– Не попадались или вообще не интересовался?
– А что интересного он может написать, если наверняка в демократах ходит, как все евреи.
– Ты вообще – то газеты читаешь?
– «Советскую Россию», а прежде мать «Правду» выписывала. Их по партийной линии заставляли, чтоб все одинаково думали.
– А где он теперь работает?
– Откуда я знаю. Мать говорит, его никогда никуда на работу не брали.
– Это почему же?
– Да все потому, что еврей. Не понимаешь разве? Вот и мне мараться об него нечего. А так у меня все русское, не придерешься.
– Да, я в этом и сама убедилась, – пошутила я и погладила член, чтобы разрядить напряженность разговора. Затем я еще раз показала непутевому недорослю свое преимущество перед его лицемерной Людкой, пренебрегающей членом, который просится в рот и не заслуживает игнорирования.
– Из тебя, я вижу, настоящий патриот получился.
– Какой там патриот! Я отсюда, как и большинство, теперь с удовольствием куда – нибудь слинял бы. Разве это жизнь? Счет уже не то что на сотни – на тысячи пошел. Все в тысячу раз подорожало. Прежде, старики рассказывают, да я и сам, кое – что помню, все было дешевым. И еда, и жилье, и одежда. Троллейбус и метро пятачок стоили, а теперь тридцать рублей.
– А ты не задумывался, почему прежде все так дешево стоило?
– А что мне думать? Факт, что так было.
– Ну так вот, чтоб ты знал: и за еду, и за жилье, и за все остальное доплачивало государство из тех денег, которые отнимало у народа, платя ему за работу гроши. Правители вместе с их партией обворовывали народ и львиную долю присваивали себе. Жировали, благоденствовали, давно жили при коммунизме в санаториях, которые себе понастроили за народные деньги. За границей люди действительно получают по своему труду, а у нас об этом только записано в конституции. В ней вообще много чего понаписано.
– Вот поэтому я, как и другие, хотел бы жить в настоящей стране.
– Ну так в чем же дело?
– Для этого основание надо иметь. А у меня какое? Я могла бы, конечно, ответить ему, что он сам сделал свой выбор, за который должен благодарить только свою мамашу, но посчитала это излишним. В таких вопросах человек должен прозревать самостоятельно.
Отец, мой друг, и его сын были похожи членами больше, чем лицами. Но сыну я сделала минет так, как не могла сделать отцу. Просунула язык в крайнюю плоть и водила им вокруг головки, а потом пропустила ее в рот, отведя кожицу назад. Парень извивался от наслаждения и стонал. Этот минет завершал нашу встречу, и я закончила его глубоким проглотом.
– Я теперь без тебя не смогу, – признался Володя бесхитростно, по – детски, когда пришел в себя.
– Это тебе только кажется, – успокоила я, – На мне свет клином не сошелся.
Про себя подумала: если бы это поколение не было обворовано еще и духовно, если бы у него не отняли многих писателей и поэтов, оно лучше разбиралось бы в том, что происходит вокруг. Вот Максимилиан Волошин писал, не скрывая сарказма:
Все имена смешались на Руси.
Политика раскладки этикеток
Назначенных, чтоб утаить состав,
Но выверты мышления все те же:
Мы говорим: «Коммуна на земле
Немыслима без роста капитала,
Индустрии и классовой борьбы.
Поэтому не Запад, а Россия
Начнет собою мировой пожар».
Как умный человек, он предвидел крах коммунистической идеологии, свидетелями и жертвами которого теперь стали все мы, превращенные в «рабов свободного труда», «лишенные достоинства простого гражданина». Не только отдельный человек у нас бесправен, а весь народ.
Правители с ним никогда не считались и воротили все, что вздумается. Где это видано, чтобы очередной временщик разбазаривал испокон веков принадлежащее народу, как это сделал кукурузник Хрущев, подарив Украине Крым, всегда принадлежавший России. Вел себя в истории страны, как мужик на ярмарке. Пример царя, продавшего Аляску Америке, ему покоя не давал, что ли? Решил, наверное, а чем я хуже.
Тот очередной Романов все – таки продал, хотя и за бесценок, русскую землю, а этот вообще подарил ее вместе с городом русской боевой славы Севастополем.
Несмотря на то, что Володя, сам того не сознавая, наговорил столько гнусностей, я испытывала к нему чувство жалости. Он стал жертвой матери – идиотки. Она могла теперь торжествовать победу. Воспитала сына по своему образу и подобию, но только победа эта была Пирровой. Отвратив сына от отца, она не завоевала его сердце. Наоборот, потеряла его. Нельзя заставить ребенка любить родителей выборочно. Тот, кто пытается сделать это, теряет любовь тоже.
Все, что рассказывал мой друг о бывшей жене – совпадало. В силу своих возможностей я постаралась пригреть эту заблудшую и одинокую душу, чтобы не считал меня доступной, а по – настоящему чувственной, о какой, судя по всему, мечтал, похожий в этом смысле на своего отца. Тем, что я подарила ему, тогда, наверное, компенсировала все, до того недолюбленное им. Во всяком случае, мне этого хотелось. Только такая цель может оправдывать безумство страсти, на которую решаешься с партнером, который пришелся по душе.
Я не скрывала своего желания, того, что хочу его. Мне хотелось, чтобы он, молодой, набирающийся опыта, увидел мою индивидуальность, убедился, что я лучше других и прежде всего его Людки. Я добросовестно отработала гонорар, который мне был обещан.
Теперь предстояло самое сложное. Продолжать встречи «по чистой любви» у меня не было никакого желания, а открывать, кто я на самом деле, было бы по меньшей мере глупо, как и надеяться, что отец согласится финансировать инкогнито этот спонтанный роман. Я невольно оказалась в ситуации, характерной для мужчин. У них всегда две проблемы: как соблазнить и как бросить. С первой я успешно справилась. Теперь предстояло решать вторую, причем деликатно и тактично. Между тем, все говорило о том, что мой внеочередной «жених» вошел во вкус и жаждет продолжения.
Самое сложное заключалось в том, как преподнести «заказчику», который мне по – своему дорог, все, что удалось узнать. Ведь то, что я должна была ему сообщить, ничего не скрывая, было оскорбительной гнусностью, и я оказалась ее невольной свидетельницей и даже соучастницей…
Всех нас эта проклятая советская власть с ее тоталитарным режимом и марксистско – ленинской идеологией сделала подлецами по отношению даже к самым близким людям. Ради собственного благополучия совки лезли из кожи вон, чтобы показать, что разделяют идеологию, а на права человека им наплевать, они предоставили их власти.
Жены отказывались от репрессированных мужей, соглашались с тем, что они враги народа. Дети, следуя примеру Павлика Морозова, писали доносы на родителей и предавали их. Для того и придумали заблаговременно до 37 – го года эту зловещую фигуру. Затевая свою сексуальную акцию, мой друг, наверное, даже не предполагал, в какое чудовище советская власть превратила его сына.
Я рассказала ему все без утайки и недомолвок, чтобы не строил иллюзий и не обольщался. Ведь мы так склонны принимать желаемое за действительное. Он спокойно выслушал, и я услышала то, чего меньше всего ожидала:
– Я так и думал. Просто хотел еще раз удостовериться в своем предположении. Теперь тот вопрос закрыт навсегда, и за это я тебе признателен. Прежде существовали выкресты. Это те, которые меняли вероисповедание. Они отрекались от одних и подобострастно льнули к другим, но те, другие, относились к ним с предубеждением, считали подлыми и продажными. И неудивительно: единожды солгавший – кто тебе поверит.
Теперь их место заняли полукровки. И один из них – сын юриста, предложивший себя в качестве нового вождя русского народа. И его, наполовину еврея, разинув пасть, слушают, как он обещает всем дармовую водку. В то же время Ленина, в котором всего одна четвертая часть еврейской крови по дедушке Бланку, клянут на чем свет и считают врагом русского народа, хотя еще недавно молились на него. Прав все – таки поэт, сказавший: «умом Россию не понять… »
У моего друга отняли сына коварно, подло. И я его понимала. Понимаю и тех, кто уезжает, полный разочарования и потеряв надежду. Она умирает последней. Их в России, которой они отдали лучшие годы жизни, свои силы и разум, уже ничто не держит, и то, что было их родиной, они покидают ради будущего своих детей.
– А ты, случаем, не собираешься? – спросила я как бы в шутку.
– Я мог бы уехать хоть завтра, – ответил он, – но хочу досмотреть трагедию до конца, как он окончательно сопьется со своими побратимами по пятому пункту.
. . Володя позвонил мне через несколько дней, но я отговорилась большой занятостью на работе. Потом было от него еще несколько звонков, но я отказывала во встрече под разными благовидными предлогами. Просила не обижаться. Последний раз сказала, что мое свидание с ним было прощанием со свободой, потому что выхожу замуж.
– Хочешь, я разведусь? – воскликнул он с отчаянием.
– Развестись ты можешь и, наверное, так в конце концов и поступишь, но у меня уже есть человек…
Через год он вдруг объявился снова, и первое, что сообщил:
– Я развелся.
– Поздравляю: – сказала я – Кстати, твои отец уехал в Америку.
– Откуда ты знаешь?
– В газете читала.
Ответом мне было молчание. Только теперь этот глупец понял какие у него были возможности и что он потерял.
Мой рассказ о встрече с Володей был, как я поняла, последней каплей, которая побудила моего друга принять решение об эмиграции.
Я повесила трубку.
455
Загрузка...
